с чужим парнем в слепой надежде, что он когда-нибудь влюбится, оставит свою девушку и будет с тобой. О таком не мечтают. И ведь я знаю, как все это исправить. Забрать документы и просто перевестись в другой вуз, чтобы не встречать его, не сталкиваться с ним, не видеть, как он тебя избегает, как улыбается другим.
– Почему ты не сделаешь так?
Катя пожала плечами и попросила сигарету.
Я сфотографировала ее.
В платье, с распущенными волосами, с сигаретой в руке.
Карта памяти была переполнена.
Игорь не звонил и не писал сообщений. Мне казалось, из меня резко вынули душу. Вынули вместе с сердцем и натерли на мелкой терке, а потом поставили жарить на подсолнечном масле в старой чугунной сковородке – «Игорь, где у тебя сковородка?» – и забыли, не вспомнили даже тогда, когда начало подгорать.
Мне два раза снилось это – молодая девушка, моя ровесница, держит в руках дымящуюся старую сковородку.
Любимая девочка двадцатилетнего Игоря, из старого фотоальбома, спрятанного в нижнем ящике шкафа под сборниками соул-музыки.
Я не видела ее лица, но знала – это Мари.
Кто бы она ни была.
Я готовилась к экзаменам, писала рефераты, распечатывала обложки, учила темы для зачета по английскому. Десять тем, по пять книжных страниц каждая. Сидела на разобранном диване среди кучи распечаток, мятых листов, словарей и учебников. К вечеру мне начинало казаться, что я уже люблю все это.
Люблю английский язык, люблю эти тексты по страноведению, люблю черно-белые копии лекций, записанных неудобным чужим почерком, люблю свои глупые ошибки, неправильные глаголы и пассивные залоги. Любить английский было проще и спокойнее, чем думать о Солодове, вспоминать наши прогулки, его квартиру, семью шоколадных зайцев, моих ровесников, в шкафу за стеклом среди пыльного хрусталя.
Я выучила девять тем. Выучила так хорошо, что могла пересказать с любого места, с любого слова и предложения. На последнюю, десятую, тему меня не хватило.
Я смотрела на текст учебника и перелистывала страницы: пять листов вперед, пять листов назад, пять вперед, пять назад, и так до бесконечности. Захлопнула учебник, отложила в сторону и легла на диван, уткнувшись лицом в потертую шершавую обивку.
Глава четырнадцатая
В то утро меня сильно знобило. Горячий душ не помог согреться. Я тепло оделась и вышла на улицу. Даже шапку натянула и шарф повязала поверх куртки – май был холодным и дождливым. Температура не поднималась выше десяти, руки оставались ледяными и почему-то липкими. Прятала их в карманы.
Не знаю, что привело меня к аптеке и заставило открыть дверь, но знала, зачем купила три упаковки тестов на беременность. Я никогда не следила за своим циклом, ни в школе, ни после; не знала, были задержки или нет, но последние два месяца я всегда делала тесты. Сидела ночью в туалете, смотрела на одну красную полоску и умоляла вторую появиться, но она не появилась. Ни в первый, ни во второй раз. Я хотела ребенка от Солодова.
Теперь сидела на коленях, вытирала слезы дрожащими руками. Ледяные, липкие, противно прикасаться к лицу. Хотела ли я, чтобы появилась эта дурацкая вторая полоска, или не хотела? Не могла понять и услышать себя. Полоска появилась почти сразу. Красная и четкая, такую ни с чем не спутаешь и не примешь за игру воображения.
Игорь рассказывал, что никогда не предохранялся. По молодости пробовал, но ему не понравилось. Я приняла это. Поверила, что рядом с Солодовым не может случиться ничего плохого. Возможная беременность девушек Игоря не пугала, он всегда был предельно осторожным, и в этом смысле ему везло.
Когда я набрала номер Солодова, на часах еще не было двенадцати. Механический голос отвечал, что абонент временно не доступен. Я написала ему по электронной почте, но письмо тут же пришло обратно, не доставлено.
Игорь просто заблокировал меня. Просто удалил. Из контактов, из своей жизни.
За какую-то неделю все, чем я жила несколько месяцев, вывернулось наизнанку. Само вывернулось – без помощи Оксаны.
Я зашла на кухню и включила чайник. Свет не зажигала. Глядя в окна пятиэтажного дома напротив, на детскую площадку внизу, я думала, что делать дальше. Мне казалось, что пустота в моей голове вышла за пределы кухни и квартиры, заполнила этаж, потом весь дом, а за ним и весь город…
Оставался последний экзамен. Я стояла у деканата и смотрела расписание экзаменов. Искала фамилию Солодова, смотрела номера кабинетов – хотела знать, где и когда его можно будет поймать. Его экзамены прошли еще две недели назад.
– Не знаю, кто будет вести страноведение в следующем году, не знаю… – Из деканата вышел мужчина с густыми бровями, посмотрел на меня и стал рядом. Надел очки и уставился в расписание. – Вот, Солодов… Кого мне ставить по страноведению?
– А что случилось? – тихо спросила я.
– А вы что, еще не знаете? – удивился доцент. – Весь институт знает, уволился он. Давно уже собирался…
Медленно, еле переставляя ноги, я пошла к аудитории, где через десять минут должен был начаться последний экзамен. Светлый коридор, деревянная отделка, синие стенды с большими фотографиями, люди, идущие навстречу, – все расплывалось перед глазами, а потом снова становилось резким. Таким резким, что начинали болеть глаза. Что-то в моей голове то и дело меняло резкость… Болели глаза и горло.
У входа в аудиторию меня догнала одногруппница Настя и, отведя за руку в сторону, спросила на ухо:
– Ты готовилась к экзамену?
– Что? – Я переводила взгляд с глаз на губы Насти, а потом обратно. За последние десять минут я утратила ощущение реальности.
– Ты такая бледная… Нормально себя чувствуешь?
Я очнулась в деканате, полулежащей в кресле. С правой стороны, держась за кожаную ручку, сидела Настя, а слева, держа в руке кусок ваты, стоял высокий парень. Я узнала его профиль, который хотелось обвести маркером и запомнить.
– Как ты? – спросила Настя.
– Ужасно…
– Все еще бледная…Ты не переживай, у тебя по этому экзамену «автоматом» вышло «хорошо». Отдашь мне зачетку, я проставлю и сдам в деканат.
– Далеко живешь? – спросил Миша.
– В Подмосковье, больше часа ехать.
– Давай, ты позвонишь кому-нибудь, чтобы за тобой приехали? Я бы сам тебя отвез, но после экзамена… Одну тебя нельзя отпускать.
Я достала мобильник, открыла телефонный справочник. Меньше сотни номеров. Кому позвонить? Игорь, Катя…
– Маш, ну что там? Хочешь, я сам за тебя поговорю?
– Да, – ответила я, выбирая номер Оксаны. – Вот этот номер. Ее Оксаной зовут…
Миша отошел в сторону и быстро объяснил Оксане ситуацию. Кратко, понятно и по делу, сказал, как доехать и дойти.
– Кажется, я разбудил ее… – улыбнулся он. – Она приедет минут через сорок, обещала такси взять.
Я убрала телефон. Миша пошел искать электрический чайник, чтобы согреть воды и заварить чай. То и дело в деканат заглядывали преподаватели и одногруппники, спрашивали, как я себя чувствую, замечали бледность и нездоровую худобу, что появилась в последний месяц.
Через десять минут в дверях снова появился Миша и протянул мне чашку чая.
– Выпей, лучше будет.
Я держала чашку в руках и грела пальцы.
Оксана приехала через полчаса и позвонила. Без студенческого билета в институт не пускали. Миша и Настя проводили меня до первого этажа, вышли вместе со мной на улицу, помогли спуститься по лестнице. Оксана стояла у машины на тротуаре. Заметила меня и быстро пошла навстречу.
Домой ехали на заднем сиденье. Оксана слушала, курила в окно, материлась. Она и так все знала и ничему не удивлялась.
– Он знает?
– Нет… я ему звонила. Такого номера не существует. И писала тоже. Письма возвращаются обратно.
– Тебе сказать как подруга или просто как девушка?
– Скажи как хочешь.
– Маш, какая из тебя мать? Тебе бы еще жить да развлекаться лет восемь, а не сопли вытирать. Ты сама еще ребенок, маленькая девочка, маленькая и глупая… Куда тебе ребенок? Но решай сама. Мне жаль, что я познакомила вас. Если бы не я, ничего этого не случилось бы.
У меня не было денег. Катя не вернула свой зимний прошлогодний долг. Мне было неудобно напомнить ей об этом, а сама она, казалось, вообще забыла о нем. Или делала вид, что забыла. Я позвонила ей и, смущаясь, напомнила о деньгах. Катя ответила, что у нее в кошельке всего сто рублей, и отдаст, когда будут деньги после летних каникул.
Тогда я решила продать свой фотоаппарат, который Игорь подарил мне прошлой осенью. Написала статус в социальной сети и попросила «рассказать друзьям», добавила примеры снимков, сделанных камерой. Она была в хорошем состоянии и стоила прилично, но я готова была отдать ее за треть цены, лишь бы побыстрее от нее избавиться и получить деньги.
Через час мне написал Миша. Он готов был приехать прямо сейчас и забрать камеру. Мы договорились на вечер. Мне было интересно, стал бы он покупать эту камеру, если бы знал ее историю, если бы знал, для чего мне срочно нужны деньги?
В самом верху его страницы висело похожее на мое объявление. Миша продавал свой красно-белый костюм автогонщика.
Мы обменялись. Миша отдал мне деньги, я ему – камеру. Проводила его до машины. Ему понравилось в городе, говорил, что вырос в похожем районе.
– Звони, если что, – сказал он, садясь в машину. – Я не знаю, что у тебя случилось, и не знаю, захочешь ли ты говорить об этом, но мне почему-то хочется сделать для тебя что-нибудь… хорошее. Если тебе нужна помощь… любая, пиши мне или звони.
– Можешь забрать меня из больницы завтра днем? Сейчас мне просто некого об этом просить…
– Заберу. Скажи только, куда ехать.
Я обещала позвонить и сказать вечером. Миша уехал, а я взяла Оксанин велосипед и медленно поехала в сторону станции и вещевого рынка. Ехала и набирала номер Солодова, а механический голос по-прежнему отвечал, что абонент временно недоступен. Под окнами его дома цвели «золотые шары», во дворе сушилось белье, на покосившейся скамейке спала полосатая кошка, на земле – две пустые миски.