оступенчатая стремянка-горка подсказывала, что когда-то использовали всю высоту этого просторного помещения – вывешивали театральные холсты. Сейчас подкупольное пространство пересекала наклонная труба буржуйки, и дальше – пустота.
Что они ищут и главное – где, оставалось неясным. Зашли на третий круг. Смотрительница демонстративно села на стул посередине мастерской – эти явно что-то замышляют. Этюд Поленова не утянут, а вот кисточки могут. Хотя Илья шляпу культурно держал за спиной, но цепь под рубашкой предательски выдавала происхождение: срежет-срежет подметки на ходу. Чтобы оправдать прохаживания, Петр начал громко рассказывать о театральных работах хозяина. Как он написал оперу из греческой жизни «Призраки Эллады» и ставил ее в своих декорациях то дома, то в консерватории. Даже клуб в соседней Тарусе, обустроенный в заброшенном соляном сарае, открывали оперой Поленова.
Только он перешел к оформлению испанскими видами спектакля «Алая роза», вольного пересказа сказки «Аленький цветочек», как Илья потянул его за рукав и вывел в коридор-предбанник.
– Мы ищем дополнительное отопление?
– Написано: «что-то для сверхтепла».
– Плиту видел? – Петр непонимающе уставился на друга. Илья пояснил, – печку маленькую, белую.
– Ну да, буржуйка выложена белой плиткой.
– Но здесь же есть вот эта красавица! – похлопал Илья по беленому боку огромной кирпичной печи, разделявшей два помещения. – и топили отсюда, вот топка, колосники. А зеркало выходит в мастерскую. Получается, та времянка для дополнительного тепла.
Художник на ней лак варил или воду для чая ставил, представил Петр. Чуть обидно, что догадался не он, но сразу возникшая чайная тема не подводит – они на правильном пути. Хотелось залезть самому, но вспомнил утреннее пробуждение и согласился, что в незаконных проникновениях ему с цыганом не тягаться.
Короткий осмотр стен – и с улыбкой наперевес к смотрительнице.
– Скажите, пожалуйста, а что за театр построил Василий Дмитриевич Поленов в Москве?
Бабушка, обрадовавшаяся, что странные посетители, наконец, решили не умничать, а обратиться к профессионалу, охотно растолковала, что театр был учебный, созданный для развития крестьянских и фабричных театров. Включал библиотеку, декорационные и пошивочные мастерские, ну и зрительный зал, естественно. Сам Поленов считал его «театральной лабораторией для всей России», а официальное название – Дом театрального просвещения имени академика Поленова.
– А нет ли в музее фотографии этого удивительного детища великого художника?
– Конечно же, есть, – и смотрительница, бодро шаркая валенками, повела в комнату, где Петр только что шушукался с Ильей.
Из мастерской не доносилось ни всхрапа, ни звяканья сбруи. «Копыта сейчас тряпьем обматывает». Скоро появился сияющий Илья и за спиной рассказчицы поднял указательный палец. Они еще послушали про очередь по записи из желающих получить в народный театр декорации Поленова, поблагодарили, вернулись, переспросили, сам ли рисовал художник декорации, ах, помогали молодые художники, и выскочили на улицу.
За живописной поленницей, заслоняющей их от многочисленных окон окрестных построек, Петр притормозил, обхлопал полы кожаной куртки и тугую поясницу кузнеца. Ничего! Оп, и из шляпы появился разноцветный кусок стекла. Из остывшего пепла буржуйки Илья спас краснокрылую птицу со спелой вишней во рту.
Квадратная плитка спаянного разноцветного стекла поблескивала на ладони. Птица резких удлиненно-угловатых очертаний из хрустально-прозрачной массы выскальзывала из узких слоистых матовых пластин. Лавой выстреливала из каменистых сыпучих складок. Рвалась к свободе, к свету, бьющемуся в ее граненых гранатовых перьях.
Илья навел пластину на солнце и, не найдя никаких тайных знаков, повернулся к Петру: «Что это должно означать?»
«Мы длинной вереницей идем за алой птицей», – пропел внутренний ехидный Петр, куму же Петр сказал просто: – Подсказка. Пока не знаю какая!
На десерт что-нибудь поострее
Плитка выглядела ультрасовременной и вряд ли ждала их в печи со времен экспериментов Поленова с окскими камушками. Значит, в похищении экспоната их не обвинят. Петр завернул к домику с вывеской «Методический отдел». Скрипучий темный коридор вывел в светлую комнату с дешевой канцелярской мебелью. От прошлой жизни на стене весел мореный ящик в характерных кубиках кудринской резьбы. Дама осеннего возраста с волосами, крашенными в багрец и золото, не отрывала взгляда от монитора.
– Подскажите, пожалуйста, – простецки начал Петр, – вот жена сувенир купила в этих местах. А где купила, забыла.
Полухолостяк, посмеивающийся над женой, заинтересовал рыжеголовую. Она посмотрела на вошедших над компьютером, Петр улыбнулся в ответ, женские глаза изобразили строгость и как бы нехотя взглянули на стеклянную птицу.
– Сейчас вам специалист подскажет, – и в телефон: – Ирина Валентиновна, загляните на минутку.
Ирина Валентиновна появилась в тугой черной водолазке, голубых джинсах, обтягивающих тонкие ноги, замшевых сапожках и с уже знакомым выражением усталой скуки на лице. То, что вошедшая много моложе, да еще и выше по служебной лестнице, стало понятно по напряженно-обиженному лицу первой дамы.
Стеклянная плитка покоилась на мясистой ладони Ильи. Увидев молодую женщину, он оперся о край стола и повел плечами, словно перед купанием. Ирина Валентиновна протянула руку, но Илья отодвинул плитку. Потянулась дальше, но хитрец убрал плитку вниз, а второй рукой перехватил женскую ладонь.
– Ой, не знаю, а можно ли вам доверять? – игриво пророкотал он.
– Я же еще вас не кусала, – нервно ответила пойманная.
Илья чуть поднял руку с плиткой и, притянув пальцы Ирины Валентиновны, положил их на птицу сверху, накрыв своей ладонью. Осенняя дама с удивлением глядела на начальницу. С ее места казалось, что та мнет незнакомцу живот.
– Хотели заказать такое стеклышко. Да вот не знаем адресочек, – крепкие руки по-прежнему сжимали.
После тягучей паузы Илья разжал ладони. Девушка замедленно отшагнула и уткнула красное лицо в цветное стекло.
– Это же наш местный художник, Джорджио Димарко. Всемирно известный! – обрадованно и громко сообщила она. Прозвучало, как спасительная фраза: «А вот и муж возвращается». – у Джорджио мастерская недалеко на Оке. Его витражи ни с чем не перепутаешь.
Она сунула пластину Илье, но тот снова чуть убрал ладонь, и девушка опять качнулась, проваливаясь в его улыбку и баритон.
– Где бы нам с товарищем пообедать достойно. Наведете?
Вспомнив, что в этом кабинете ее называют по имени-отчеству, о ресторане девушка рассказала им на крыльце. Подробно и громко, хихикая после шаловливых намеков Ильи.
По дороге в ресторан Петр набрал на телефоне «Джорджио Димарко витраж» и затем десять минут читал Илье разные статьи. Димарко оказался итальянским стеклодувом из Мурано, переехавшим несколько лет назад в Россию. Он проводил мастер-классы, устраивал выставки. Сделал несколько витражей для новых столичных храмов. А сколько еще для окружающих коттеджей! Поселился он на Оке, а вот где поселился, Петр сразу не понял. Но покопавшись в заметках, отзывах и фотоотчетах, разобрался. Под одинаковыми фотографиями значился то ресторан, то клуб, то мастерская, то выставочной зал. Некий Аркадий Говоров купил заброшенный совхозный клуб и превратил его в арт-пространство «Каза Мурано». Там устраивали концерты, Джорджио Димарко показывал, как варит стекло, просто обедали – меню, правда, Петр не нашел.
– На Оке удивительно красиво, особенно осенью, – они как раз ехали верхней прибрежной террасой по-над блестящим изгибом реки в пестрых берегах. – Но зачем он уехал из Италии?
– Это просто, – ответил рулевой. – Там налоги надо платить. А здесь он продает витражи и ни с кем не делится. А кто хозяин заведения?
Аркадий Говоров появлялся в публикациях как владелец клуба, меценат и, вот неожиданность, организатор выставок. Да-да, выставку голландцев «Ремесленники света и…» в Новом Иерусалиме оплачивал Говоров. Петр радостно объявил другу, что птичку он вытянул волшебную. Ведет она их куда надо! Что еще можно узнать о Говорове? Вороша сотни повторяющихся статей, Петр наткнулся на сообщение о турнире на призы Ивана Говорова, устроенном Говоровым Аркадием. Так, папа или дед нашего любителя малых голландцев – чемпион СССР по борьбе. А разбогатевший Аркадий, скорее всего и сам на ковер выходивший, поддерживает свою спортивную федерацию деньгами и проводит турнир в честь предка. Достойно.
Если забыть, что, скорее всего, этот меценат посылал к нему головорезов.
– Из спортсменов, – припечатал Илья. – у нас они самые бандиты были, как Молдова независимость получила. Ну, нас не трогали. Отец с бароном дружил. А цыгане, как ты понимаешь, раньше всех спортсменов были. Итальянец, получается, картины подделывает?
Ресторан «Берлога» занимал бревенчатый корпус на крутом берегу речки Ямница. В противоположный покатый склон предприимчивый застройщик воткнул коттеджи. Дома, подпертые спереди сваями, казались причалами, оставшимися от высокой воды.
Судя по ценам в меню, они собирались перекусить в центре Москвы, а не в самом углу Тульской области. Петр не ожидал, что музейный работник пошлет их в столь дорогое заведение.
– У нее и маникюр не дешевый, – заметил Илья. Похоже, кузнец разбирался не только в лаках по стали. Вот Петр даже не мог вспомнить, как была накрашена девушка. – Муж зарабатывает. Или государственные потоки мощные, вон, сколько в музее новых строений повтыкали!
Одновременно с горячим в зал подали двух новых посетителей. Невысокий с выбритой головой шел развинченной походкой застрельщика, сзади высился ведомый, большой краснорожий с перебитым носом. Впрочем, нос и у переднего приплюснут, и уши наверняка об ковер ломаны.
– Быстро, – Петр показал глазами на садящихся за столик у входа громил.
– Музейные на ставке, – убежденно ответил Илья. – Там, где у него интерес, Рассказов этот прикармливает пару сотрудников. И просит сообщать, если кто интересуется, разнюхивает.