Мишка пожал плечами. Про пиратов он смотрел кино. Про мушкетеров читал — на внеклассном чтении задавали. Все равно, что рассказывать.
— Нет уж, — из темного угла выбрался, почесываясь, стриженый под машинку мальчишка в драном пальто на голое тело. — Сначала работать. По карманам работать можешь?
Через пять минут Мишка понял, что он совершенно никчемный человек: карманы чистить не умеет, в форточку не пролезет, милостыню просить нет смысла — больно взрослый, таким не дают.
— Зато рассказывает хорошо! — не сдавался Пузырь.
— Заливает складно, — согласился угрюмый крепыш. — Может, к Костылю отвести?
…Костыль оказался смертельно пьяным (в такую рань!) и удивительно закаленным мужиком. Жил он в заброшенном доме, на чердаке, из щелей непрерывно дуло — а Костыль щеголял в одном тельнике и клешах. Весь в наколках, буквально с ног до головы. Мишка даже подумал, что наколки его и греют. А еще у него не было одной ноги. Совсем. Даже по колено.
— Болтать, гришь, могет? — недружелюбно спросил Костыль. — Валяй. Про флот, понял!
Про флот Мишка мало что знал. Разве что… Как же то кино называлось? Ладно, неважно. Главное — говорить короткими рублеными фразами, длинных этот одноногий не поймет.
— Наши сделали подводную лодку. Большую. Она на атомном двигателе могла весь земной шар обойти, не всплывая…
Пузырь водил Мишку еще к нескольким угрюмым мужикам, и везде повторялась одна и та же схема. Сначала недоверие — потом жадное слушание — восторженная матерщина в самых напряженных местах — вручение честно заработанного гонорара и требование прийти еще, «чтобы кореша послушали». Некоторые даже плакали, как Костыль, которому было мучительно жалко экипаж утонувшей подлодки.
— А может, их спасли? — сквозь слезы спросил Костыль. — Ну… там… другая подлодка, а?
Мишка чуть не проявил малодушие, но Пузырь его опередил.
— Продолжение завтра! — строго сказал он. — Угости, чем не жалко.
К полудню Мишка с Пузырем притащили в «берлогу» несколько кисетов махры, дюжину вареных картофелин, бережно завернутую в бумагу селедку и даже трубу от граммофона. За трубу Пузырю попало, но в целом обитатели подвала остались довольны. Никто не ожидал такого богатого улова. На Мишку посматривали вроде как даже с уважением, но никакой радости он не чувствовал.
Сказали «Седай!» — сел на кучу какого-то мусора. Сунули в руки картошку в мундире — съел прямо с мундиром. Пока рассказывал, мог гнать от себя всякие мысли о Маше. А теперь опять тоска навалилась.
Но долго рассиживаться не пришлось. Появился сосредоточенный Клим и коротко скомандовал:
— Ты, Балабол, за мной!
Мишка не сразу сообразил, что Балабол — это он. Пришлось Пузырю тянуть его за рукав. Клим деловым шагом двинулся по лестнице, Мишка покорно двинулся за ним. Пузыря, который было увязался следом, Клим шуганул.
Они довольно долго шли по улице. Теперь народу было побольше, но прохожие инстинктивно сторонились двух беспризорников. Несколько раз Клим поводил ухом и нырял в подворотню, увлекая за собой Мишку. И всегда через минуту-другую мимо проходил милиционер. Дождавшись, когда тот скроется из виду, Клим возобновлял путь.
— Так и не спросишь? — сказал он вдруг.
— Что?
— Ну… куда идем?
— Куда идем? — без особой охоты поинтересовался Мишка.
Клим остановился и удивленно посмотрел на Мишку. Мишке тоже пришлось притормозить.
— Че, правда, не волнует? — прищурился Клим.
— Не-а.
— К профессору. Он как твою одежку увидел, аж затрясся. «Это же, — говорит, — натуральная середина прошлого века! В отличном состоянии!» Короче, упросил он, чтобы я тебя привел.
— Упросил? — слегка усмехнулся Мишка.
— Не даром, само собой, — не смутился Клим. — Кстати, все, что старик даст, неси в общак, ясно! Ну, похавать можешь слегонца, а так…
И Клим двинулся дальше. Этот разговор слегка встряхнул Мишку. Какой-то профессор… Может, это Городовой? И его удастся уговорить…
Чтобы не тешить себя напрасными надеждами, Мишка принялся смотреть по сторонам. Мимо Красной площади прошли краем, но он все равно успел заметить, что неизбежные торговые палатки с нее наконец убрали. Более того — всю площадь замостили. Пямятник Минину и Пожарскому сместили к Василию Блаженному. Мавзолей уже стоял…
Все это так сильно напоминало родной XXI век, что у Мишки комок в горле застрял.
Он постарался по привычке высмотреть побольше. Чтобы потом переброситься в будущее… в котором уже не будет Маши. Настроение испортилось окончательно, и пейзаж его не улучшил. Мишка волком смотрел на заколоченные церкви без крестов. А иногда не заколоченные, но с наглыми табличками «Клуб», «Склад», «Хранилище»… Некоторых церквей, которые он помнил по старой Москве, уже и не было совсем. Вместо них как грибы росли тяжелые прямоугольники домов. Насколько помнил Мишка, в будущем их назовут «сталинскими»…
Но профессор жил в старом, скорее всего купеческом особняке. Там был черный ход, через который Клим и провел Мишку.
Профессор оказался довольно подтянутым пожилым дяденькой с бегающими глазками. Он коротко о чем-то пошептался с Климом. Клим чего-то просил, но хозяин квартиры строго помотал головой. Клим не стал настаивать, быстро исчез. Профессор повернулся к гостю.
— Так-так… — заговорил он. — Так это ты, значит, одежку-то принес. Ну-ну… Расскажи-ка, что там еще было-то. Чайку хочешь?
— Хочу, — сказал Мишка и уселся на стул.
Комната была большая, сплошь заставленная тяжелой мебелью, а мебель всякими финтифлюшками. Мишкин взгляд скользнул по всему этому богатству совершенно равнодушно. Такого «старья» он насмотрелся в прошлом до изнеможения. А сейчас его разморило от непривычного тепла, и мучительно захотелось поспать на кровати.
— Ну-ка рассказывай, — еще раз попросил Профессор. — Я, понимаешь ли, историк. Можно сказать. Так что мне все это очень интересно.
— Я не знаю, что говорить, — сказал Мишка. — Я издалека. — И тут ему в голову пришла идея. Он так обрадовался, что даже взбодрился. — Скажите, если вы историк, вы бы могли узнать что-нибудь про человека, который жил здесь, в Москве, почти сто лет назад?
— В архиве можно посмотреть, — задумчиво сказал Профессор, разглядывая Мишку. — А что тебе нужно-то?
— Мне нужно узнать про одну девушку, — голос у Мишки сорвался, и он сделал вид, что закашлялся.
— Девушку? Сто лет назад? Бабка твоя?
Мишка вздрогнул и кивнул.
— И кто она была, твоя бабка?
— Крепостной, — тихо сказал Мишка, — у графа Астахова.
— У-у-у, — замахал руками Профессор, — про крепостных я тебе ничего не найду. Их же как грязи было, их и не считал никто.
Мишка скис и уткнулся взглядом в пол.
И тут Профессор стал серьезным и зашептал Мишке в ухо:
— Ты думаешь, я не понял, кто ты? Понял, сразу понял. Думаешь, ты докажешь, что бабка твоя крепостной была, и твоих родителей выпустят? Не трать время, юноша, у тебя на лице написано, что ты из интеллигентов. Даже в этих обносках.
Мишка, совершенно не понимая, о чем говорит Профессор, хлопал глазами.
— Вы извините, — сказал он, — я устал и так хочу спать, что ничего уже не соображаю.
— Дурачком прикидываешься? Ну-ну…
— Да не прикидываюсь я, — разозлился Мишка. — Не можете помочь, и не надо. Пойду я.
— А про вещички рассказать? Зря я тебя, что ль, чаем поил?
— Да подавитесь вы своим чаем! — рявкнул Мишка, вскочил на ноги и рванул в коридор одеваться.
— А ну стой! — раздался голос у него за спиной, когда он пытался обуться. — Покажи сапоги! Ты что, в них ходишь? Да с ума сошел! Тут же клеймо! Это ручная работа! Стой, я тебе другие дам!
— Нет, — упрямо сказал Мишка, — не надо мне других, мне эти дороги.
— Дороги, дороги, — забурчал Профессор. — Я тебе денег за них дам!
Он с удивительным проворством схватил один сапог и потянул его к себе.
— Не нужны мне ваши деньги! — взвился Мишка. — Мне от вас вообще ничего не нужно!
— А документики из архива, а? — вкрадчиво спросил Профессор. — Ревизские сказки-то были! Души в них переписаны. Может, и бабка твоя…
Мишка заколебался. Хозяин квартиры почуял это и забормотал с удвоенной скоростью:
— Я тебе документики, а ты мне покажешь, где взял одежду? Ладушки?
Мишка боролся с отвращением. К скользкому Профессору, к себе, ко всей этой дурацкой ситуации…
— Знаете, — сказал он, — даже в средневековье людей в холод на улицу не вышвыривали. Всегда было где переночевать.
— О, хитрый ты, парень! Ну уж нет, политических я укрывать не нанимался, это другая статья, оно мне не надо… Я тебя чаем напоил, могу вот сушек с собой дать…
Мишке стало совсем тошно.
— Ну, мы с тобой договорились? — спросил Профессор. — Или как вы там говорите, добазарились? Послезавтра бумажки твои гляну… И ты с сапожками-то поаккуратнее, я их заберу потом… Когда сторгуемся.
Мишка ругнулся и вышел.
Он шел по Москве. По родной Москве. По городу, который теперь уже очень хорошо знал. Шел и думал, что гаже ему еще не было ни разу с самого начала этой исторической канители. Даже когда его пытались убить, такого мерзкого осадка на душе не оставалось.
— Ладно-ладно, — забурчал Мишка себе под нос, — послезавтра посмотрим, что там в документах. Если все нормально, то домой, домой, под звон колоколов…
И тут Мишка встал как вкопанный. Он понял страшную вещь — сколько он находился в этой, почти современной Москве, колокола не звонили! Звенели трамваи, бибикали и рычали авто, надрывались радиоточки… А колоколов не было! Мишка рванул к подвалу с утроенной скоростью.
Пацаны подтвердили худшие Мишкины подозрения: действующих церквей в городе осталось с гулькин нос.
— Не ходи туда, — посоветовал ему самый маленький беспризорник, — там бабки добрые, а милиционеры сильно злые. Бьют, прям убивают, как бьют. Только в праздник можно пролезть, когда булки там дают или яйца. Тогда не трогают.