В итоге Тамара была вынуждена признаться, что рубашку выбросила. Нельзя сказать, что дело закончилось ссорой, но было видно, что Игорь очень недоволен.
Через две недели история повторилась. Правда уже с другой рубашкой.
Я тогда, помню, спросила: «Тамара, тебе это надо?» Но она не может иначе.
Несмотря на то, что сестра и ее муж – абсолютные противоположности, они прекрасно живут вместе много лет. Могут пошуметь, но это ничего не значит. На бытовом уровне мелкие стычки возникали между ними постоянно, но отношения всегда оставались очень бережными и уважительными. Да и потом Тамара многим обязана Игорю. Всем обязана, что имеет. И прекрасно понимает это.
- А между вами и Игорем стычки случались?
- Мы с детства были воспитаны так, что надо очень хорошо постараться, чтобы вывести кого-то нас из себя. В родительской семье вообще не было принято ругаться. Помню, однажды отец пришел домой выпивши, и я услышала, как мама сказала ему на кухне: «Ты мне – не друг!» Это было самое грубое, что я когда-либо слышала от нее в адрес отца. Поэтому и говорю, что вывести нас из равновесия очень тяжело. Так что у Тамары в доме никогда не было никаких истерик.
- Игорь Борисович когда-нибудь проявлял ревность к тренерским успехам Тамары?
- Может быть и случалось, когда у них были отдельные пары. Игорь никогда не занимался организацией жизни своих спортсменов так, как это делала Тамара. Только тренировал. И поэтому, как мне кажется, в свое время проиграл. Ну а когда страна начала разваливаться, он вообще перестал понимать, что происходит. Помню, я как-то везла его из аэропорта, он причитал всю дорогу: «Что это за жизнь? Почему я должен постоянно менять деньги? Мы никогда их не меняли...»
Я ему постоянно на это говорила: «Игорь Борисович, слава богу, что у нас есть, что менять». Но он категорически не принимал эту реальность. Привык зарабатывать с детства, но что такое деньги никогда толком не знал. Точно так же не знает и никогда не знал, где какое учреждение находится. Организационной и финансовой стороной в семье всегда заправляли женщины. Так повелось еще от бабушки и мамы. Игорь на моей памяти никогда ничего не покупал. Даже если приглашен к своим друзьям на какой-либо праздник, то подарки для этих случаев покупает всегда Тамара.
В последние годы он много помогал Тамаре в работе с ее парами, но в ту же Америку выезжать уже не может – не рекомендуют врачи. Хотя для него ужасно, когда нет работы. Он по прежнему приходит на каток, но то, что делает на льду, не затрагивает его душу. Это видно.
* * *
- Кататься на коньках я начала в Питере, в десятилетнем возрасте, - рассказывала Тамара во время нашего очередного автомобильного вояжа по городу. - Тогда спорт был очень доступен. Даже такой, как фигурное катание. Да и не только спорт. Например, у нас в семье работал только отец, но при этом мы имели автомобиль «Победа». Естественно, нам сильно облегчало жизнь и то, что дедушка с бабушкой по отцовской линии жили на Украине. У них имелось 60 соток земли, на которых были пасека, сад, огород. Еще они держали корову и свинью. Выращивали все, что можно, многое продавали, что-то передавали нам и семьям двух других сыновей. А семьи-то были большими: когда мы собирались все вместе, одних детей за столом было восемь человек. И столько же взрослых. Один из папиных братьев был дипломатом. Он работал в Бирме, и когда уезжал туда, то старшего сына оставлял у нас в Питере – в Бирме на тот момент не было школы, куда его можно было бы отдать.
Маму мою, кстати, папина родня поначалу не очень радушно приняла. Они-то всегда считались зажиточными. А она – нищая, да еще и «кацапка» - русская. Но потом потеплели, прикипели душой, причем, искренне. Помню, каждый раз, когда мы с Украины домой уезжали, нас буквально заваливали подарками. Кто-то нес лук, чеснок, кто-то – мешочек бобов, кто-то семечки...
Не скажу, что мы жили как-то особенно хорошо, но ни в чем не нуждались. Пока не было собственного жилья, мы снимали комнату у стрелочницы трамвайного депо. И жили там впятером. А вот когда получили квартиру, папа первым делом купил беккеровский рояль – чтобы все было «как у людей». Представляете? Комната в 12 квадратных метров, две лежанки, два письменных стола, выход на балкон, а посередине – рояль!
Правда через некоторое время папа понял, что дал маху. Поэтому рояль мы продали, а взамен купили пианино. И мы с сестрами стали ходить в вечернюю музыкальную школу.
- А как пришли в спорт?
- Папа, еще когда был студентом, дважды в неделю ходил на занятия физкультурой и всегда брал нас с собой. В школе я была отличницей и как-то однажды ко мне за парту посадили девочку, которая, как тогда говорили, «не отличалась образцовым поведением». Это заключалось в том, что на уроках эта девочка постоянно писала записочки мальчику, который ей нравился. Вот ее и посадили ко мне – перевоспитываться.
От нее я узнала, что она занимается фигурным катанием у Ивана Ивановича Богоявленского - на стадионе «Искра». И решила тоже пойти туда кататься. У меня были тогда только хоккейные конечки. Ни о каких чехлах мы не знали и в помине, поэтому дома я надела коньки и прямо в них на цыпочках пошла на каток. Благо стадион недалеко был – только мостик перейти.
Потом эта девочка, кстати, стала моей главной конкуренткой. Но она была красивая, яркая, а я – серая, дальше некуда...
Ну а в 1957-м я стала тренироваться у Игоря.
Наши отношения развивались достаточно медленно. Когда я пришла в группу, мне было всего 16 лет. Поначалу было вообще странно думать о том, что тренер обратит на меня внимание. Он был красивый, высокий, в модном пальто с меховым воротником. И я – маленькая, в черной цигейковой шубке и войлочных ботах «Прощай молодость». Почти все ведь так после войны ходили.
- Со стороны родственников Игоря не было попыток отговорить его от женитьбы на вас?
- Нет. Даже мой папа спокойно к этому отнесся, несмотря на то, что Игорь был значительно старше меня. Когда он пришел к нам домой - разговаривать с моими родителями, папа потом сказал: «Пусть... Игорь – хороший и порядочный человек».
Отец, кстати, был знаком с Игорем довольно хорошо. Он всегда приходил со мной на каток, спрашивал, есть ли у тренера замечания. Интересовался, что нужно сделать, чтобы исправить ошибки.
До того, как мы познакомились, Игорь жил в гражданском браке со своей партнершей Майей Беленькой. Расстались они без моего участия, и я ни разу в жизни не слышала, чтобы Игорь вообще что-то говорил о том периоде своей жизни. Сама же никогда не спрашивала.
- А ваш партнер Алексей Мишин не пытался за вами ухаживать?
- Он пришел в группу к Игорю позже, когда мы уже были год женаты. А через год женился сам. Да и потом мне до такой степени повезло с мужем, что я подспудно как бы «примеряла» к нему всех знакомых мужчин. И никогда это сравнение не складывалось не в пользу Игоря.
Ездили мы всегда вместе – не расставались. Так что с семейной жизнью было все в порядке. С Мишиным же у нас были совершенно потрясающие дружеские отношения. Мы очень доверяли друг к другу. Не знаю уж, ревновал ли меня Игорь. Наверное, да. Но не к Мишину, а к тому, что я всегда очень легко находила с окружающими общий язык. И круг моего общения всегда был необыкновенно широким.
У Игоря же были его яхты, которым он посвящал летом все свободное время. Я довольно часто приходила в яхтклуб, но кататься мне никогда не нравилось. Честно говоря, было жаль тратить на это время. Нужно было писать диссертацию, заниматься какими-то другими делами. На научную деятельность меня сподвиг мой институтский руководитель – Александр Борисович Гандельсман. Он был профессором, доктором медицинских наук, а в институте физкультуры возглавлял кафедру физиологии. И кстати, одно время был тренером Игоря вместе со своей женой Раисой Николаевной. Гандельсман постоянно говорил мне, что нельзя допустить, чтобы знания уходили никуда. Мол, надо обязательно оставить что-то после себя, помимо катания.
Я проводила под его руководством какие-то исследования, причем по-настоящему была увлечена этим. Изучала тактильную чувствительность, работу вестибулярного аппарата, читала много всевозможной литературы. Игорь всегда очень уважал Гандельсманов. Хотя сам никогда не писал никаких работ или учебников. Только преподавал в школе тренеров. Зато многие из тех, кто сейчас работает в фигурном катании – это люди, которых он воспитал.
Глава 7. ОЛЯ + АНЯ
Однажды я спросила Тамару Москвину: приходилось ли ей испытывать угрызения совести из-за того, что ученикам уделяется куда больше времени и внимания, нежели собственным детям?
- Постоянно, - вздохнула она. – Но всегда успокаиваю себя тем, что в то время, как занимаюсь с чужими детьми, кто-то другой точно так же возится с моими. И если я полностью отдаюсь своей профессии, почему должна думать, что другие преподаватели поступают иначе?
Когда я только начала ездить по сборам и соревнованиям, то скучала по девочкам очень сильно. Постоянно думала: как там они без меня? Что делают? Что вообще происходит дома? Мучалась, не спала ночами, переживала. А в какой-то момент поняла, что так продолжаться не может. Потому что все эти мысли страшно мешали сосредоточиться на работе со спортсменами. Вот я и взяла за правило, уезжая, оставлять все домашние проблемы и переживания дома. Как книжку закрывала.
Точно так же, возвращаясь домой, я «закрывала» рабочую книжку и полностью погружалась в домашние дела. Это давало возможность не расходовать силы и нервы на ненужные переживания. И не корить себя за то, что пока я занимаюсь судьбами чужих детей, мои собственные остаются без материнского присмотра.
Мы с Игорем, естественно, хотели, чтобы дети занимались спортом, но сами были постоянно слишком сильно заняты работой со своими спортсменами. Так что возможности серьезно тренироваться Оли и Ани по большому счету не было изначально. Мама Игоря слишком уставала в работе по дому, так что просить ее привезти девчонок на трамвае на каток у нас не поворачивался язык. К тому же наше собственное расписание работы никогда не совпадало с занятиями детских групп.