Как оказалось – вовремя. Через два часа ко мне пришел Артур Дмитриев и сказал, что к нему обратился Олег Васильев с предложением вести их с Наташей пару, как агент. Наутро с той же самой информацией ко мне пришла Лена Бечке.
- Это говорит лишь о том, что Олег оказался хорошим учеником.
- Да. Если бы он стал агентом моих спортсменов, то все дивиденды за работу, которую провела я, достались бы ему. Олег ведь и сам был моим клиентом. Мы работали без контракта, но определенные договоренности были. В принципе он действовал правильно. Понимал, к чему идет фигурное катание. Я сама его многому учила. Всегда обсуждала все коммерческие предложения со своими учениками, объясняла детали, рассказывала, где их могут обмануть, как это проверить, как заключаются «двойные» контракты и как проверить, не ведет ли агент двойную игру.
Этому я сама научилась, когда ездила в туры. Много разговаривала с другими агентами. Когда едешь несколько часов в автобусе, легко завести любой разговор с кем угодно. Я слушала, делала выводы, училась. Понимала, что у нас, для начала, было множество иллюзий по поводу устройства спорта на Западе.
Иностранные тренеры никогда не понимали, зачем мы ездим в эти туры вместе со спортсменами, вместо того, чтобы поехать в отпуск. А для нас это помимо всего прочего была возможность дополнительно заработать. Потому что организаторы тура платили тренерам по 30 долларов в день. Еще и кормили при этом, возили на экскурсии, приглашали в театры. А где мы могли тогда заработать по 30 долларов в день? Нигде!
К тому же туры предоставляли отличную возможность в спокойной обстановке поразмышлять о будущем своих спортсменов, придумать какие-то программы на следующий сезон, составить планы. Едешь по Америке, думаешь о каких-то отвлеченных вещах, смотришь, как выступают другие - своего рода творческий отпуск.
- Как вам пришло в голову стать менеджером?
- Когда Лена Валова и Олег Васильев выиграли в 1984 году Олимпийские игры в Сараево, я стала интересоваться, какие компании занимаются устройством фигуристов в шоу. Просила, чтобы меня знакомили с нужными людьми, расспрашивала этих людей, как ведется переписка, сколько стоят их услуги. Тогда это стоило от 18 до 25 процентов. Мы сели с Леной и Аликом и обсудили, стоит ли платить эти деньги посторонним людям.
Среди моих знакомых была американская женщина-юрист, которая преподавала право в одном из американских университетов. Она научила меня правильно «читать» контракты - обращать внимание на определенные детали. Растолковывала, что и как нужно просить, свела с финансистами. Когда я стала составлять контракты с учетом всех этих вещей, то заметила, что относиться ко мне, как к менеджеру, американцы стали с уважением. Видимо, увидели, что я веду себя грамотно. Если я узнавала, что в каких-то других контрактах есть пункты, которых нет у меня, тоже начинала разведывать, что к чему.
Довольно быстро поняла, что контракты на длительные выступления выгоднее, нежели «разовые». Но в этом случае надо, естественно, идти на определенные уступки. И понимать, что в любом туре американцы всегда стоят дороже, но иностранцы там тоже должны быть. Причем не столько титулованные, сколько интересные. Поэтому программы своим ученикам я ставила с учетом этих требований.
Все мои спортсмены оплачивали только мою тренерскую работу. Все остальное я делала для них бесплатно. Зато когда они заканчивали карьеру, то все равно оставались моими клиентами. Не потому что были связаны контрактом, а потому что им нравилось, что всегда есть предложения, заработок, всегда улажены все формальности, сделаны визы, куплены билеты – и так далее. С одной стороны, я делала больше работы, чем подразумевали тренерские обязанности, с другой - всегда знала, что держу ситуацию в своих руках. Ведь между тренером и агентом всегда существует конфликт. Агент заинтересован в том, чтобы выступлений, с которых ему идут отчисления, было как можно больше, а тренер заинтересован прежде всего в спортивном результате. И в том, чтобы всевозможные показательные выступления не мешали этого результата добиваться.
Соответственно, приходилось постоянно прикидывать, что выгоднее: заработать здесь и сейчас, или отказаться от сиюминутного заработка ради того, чтобы в будущем получить больше.
Такие вещи тоже всегда проговаривались со спортсменами. Я хотела, чтобы все решения шли от них, а не от меня. Давить на взрослых людей в моем представлении неправильно. Да и потом, как сказал один из американских продюсеров, контракт - это бумажка, условия которой выполняешь только в том случае, если хочешь их выполнять. Если не хочешь, в любой момент можно найти способ уклониться.
Эта тактика оказалась очень правильной. Однажды у меня закончился контракт со спортсменами, и я решила не напоминать им о продлении, а подождать, какое они сами примут решение. Я вполне допускала, что выбор мог быть сделан не в мою пользу. Все-таки в фигурном катании большинство агентов – американцы и этот факт способен вызвать колебания у кого угодно.
Я ждала тогда месяц. А в начале второго месяца спортсмены мне позвонили и довольно обеспокоенно спросили: мол, вы собираетесь нами заниматься? Когда контракт-то будем подписывать?
- Когда вы успели выучить язык?
- В школе учила немецкий, но недолго. Вскоре меня перевели в другую школу, где преподавали английский. То есть толком я не знала ни того, ни другого. В 1960-м мы с Лешей Мишиным и Игорем Борисовичем поехали на наш первый чемпионат Европы в Гармиш-Партенкирхен. Там я и поняла, что без языка нельзя. Не спросить ни как куда пройти, ни где что находится. Когда вернулась в Питер, первым делом поступила на государственные курсы английского языка. Попасть туда было сложно, но я нахально сказала, что я – фигуристка, и меня взяли. Можно сказать - по блату.
У меня был совершенно прекрасный педагог. Она в свое время работала в Каире в российском посольстве. Когда я уезжала на сборы или соревнования, брала у других студентов все задания и училась самостоятельно.
Через некоторое время я познакомилась на одном из турниров с англичанкой Салли Энн Стэплфорд. Она всегда приезжала с книжками Агаты Кристи. И с мамой. Они обе эти книжки постоянно читали. Салли как-то увидела, что я рассматриваю обложки – а там пистолеты, трупы, кровь – и спросила: «Хочешь, я отдам тебе книжку, когда прочитаю?»
Вот эти книжки я и читала. С Салли у нас даже бартер образовался: она мне привозила детективы, а я ей – баночки черной икры, хохломские деревянные ложки и плошки...
Потихонечку слух о том, что я говорю по-английски, стал распространяться. Ко мне с какими-то вопросами начали обращаться иностранцы, да и для своих переводила постоянно. Я ж всегда очень разговорчивой была - как моя мама. К тому же очень быстро поняла, что в западном мире хвастовство – это и есть реклама. Приехала я допустим куда-то за границу – кто меня там знает? Значит, чем больше буду сама про себя рассказывать, чем больше информации дам окружающим, тем быстрее люди заинтересуются мной и моими спортсменами. В том же парном катании есть немало хороших тренеров. Но журналисты обращаются чаще ко мне. Почему? Потому что знают, что я всегда буду с ними разговаривать.
Я вообще много делаю такого, что не влечет за собой прямой выгоды. Но потом неизменно пригождается. К тому же такая активность интересна мне самой. Сейчас я приезжаю в Америку и на всех уровнях чувствую себя в своей тарелке. Знаю проблемы, знаю, как подойти к тому или иному человеку, как построить разговор. Мне нравится, что со мной общаются люди самых разных слоев. И отнюдь не потому, что я великий тренер.
- Насколько публичен ваш муж?
- Игорь всегда с удовольствием общался с окружающими. Но при этом никогда не стремился к публичности. А это нужно делать. Потому что публичность способствует достижению результата. Она превратилась в обязательную часть работы. Либо ты занимаешься этим сам, либо нанимаешь специального менеджера.
Когда мы оказались в Америке, я даже пошла в фирму, которую через своего мужа мне рекомендовала Робин Вагнер. Стоимость услуг пиар-менеджера составляла 5 тысяч долларов в месяц – с гарантией определенного количества публикаций в таких журналах, как Elle. При этом фирма не давала никаких гарантий, что это действительно поднимет популярность спортсменов, поможет найти спонсоров и так далее.
Я очень внимательно изучила тот контракт и пришла к выводу, что нанять такого менеджера на полгода означает просто выбросить на ветер 30 тысяч долларов.
- Как вы думаете, кому в Америке было тяжелее – вам, или Игорю?
- Конечно мне. Потому что на мне лежала вся организация жизни. Нашей с Игорем, Оксаны Казаковой с Артуром Дмитриевым, которые к тому времени начали кататься в профессиональном спорте, Лены Бережной с Антоном Сихарулидзе... Все же были без языка. А там - налоги, аренда жилья, оплата счетов, переезды, автобусы, машины... А еще ж нужно было работать. Плюс – организовывать контракты на выступления в шоу, в соревнованиях, контактировать с администрацией катка.
Поэтому когда после Игр в Солт-Лейк-Сити мне предложили взять к себе Таню Тотьмянину и Максима Маринина, я поняла, что не смогу этого сделать. Просто не потяну.
* * *
В декабре 1999-го, когда группа Москвиных уже прочно обосновалась в Хакенсаке, я оказалась там проездом и решила заглянуть на каток. И сразу же стала свидетелем семейной сцены. «Игорь, подожди немного, сейчас отвезу домой, дождь на улице», - убеждала Тамара Москвина мужа. «Вот еще! - следовал нарочито ворчливый ответ. - У тебя журналисты - ну и занимайся ими. Можно подумать, у меня нет своего транспорта».
«Транспорт» стоял здесь же, пристегнутый за раму к стенке. Москвин, церемонно распрощавшись на пару часов, вывел велосипед под дождь и неторопливо покатил по улице. Москвина же осталась на катке. Одна из ее пар – американцы Киоко Ина и Джон Циммерман была на льду, а Бережная и Сихарулидзе должны были появиться несколькими часами позже. В Хакенсаке был обычный рабочий день.