[48]. В агентурной разведке мелочей нет, уже этот «прокол» мог обернуться провалом, и уж во всяком случае следовало принять жесткие меры к усилению конспирации Беннета. Но на практике было допущено прямо противоположное. Не удивительно, что следующий «прокол» обернулся провалом и стоил жизни Беннету, который скрупулезно выполнял поступавшие ему задания.
«Это была идиотская ошибка его кураторов, — вспоминал впоследствии Аврахам Дар. — Оборвалась связь с группой Фрэнка, и они выбрали самый легкий путь передачи ему денег. Правила конспирации запрещают контакты между различными разведгруппами, особенно если они выполняют разные задания. Но кураторы действовали глупо. Они Беннета заставили встречаться с Марсель Ниньо и Фрэнком и передавать им деньги».
После ареста Натансона и еще десяти членов разведгрупп до Беннета непременно бы добрались, вопрос был только во времени[49]. Его хватило бы для эвакуации — но слабости в подготовке операции, прежде всего не проработанные пути «отхода» и весьма слабый инструктаж некоторых агентов, лишили его последнего шанса. Марсель Ниньо несколько дней находилась на свободе — но «под колпаком» египетской контрразведки. По неопытности не обнаружив слежку, растерянная Марсель явилась за советом и помощью прямо на квартиру Беннета. Египтяне ворвались вслед за ней к нему в квартиру и обнаружили Макса с включенным передатчиком на связи с Тель-Авивом.
Как и остальных арестованных, его подвергли жестоким пыткам (о их тяжести можно судить хотя бы по тому, что Марсель Ниньо дважды пыталась покончить с собой; один раз ей удалось выброситься из окна — но ее подлечили и продолжали пытать, пока не «сломали»), Так же не выдержали пыток и остальные арестованные. Не сломался только Беннет — и только ценой своей жизни. 21 декабря 1954 г. Макс Беннет в тюремной камере вскрыл себе вены и умер за день до того, как должен был предстать перед судом. Тело Беннета было отправлено в Италию для похорон, и только в 1959 году он был тайно перезахоронен в Израиле. Его жена узнала о перезахоронении за день до того, как оно состоялось.
Только в 1988 году Израиль официально признал Беннета своим агентом и на специальной церемонии в министерстве обороны в Тель-Авиве ему было посмертно присвоено звание подполковника.
Паулю Фрэнку удалось избежать ареста. После провала сети он даже оставался в Египте (на нелегальном положении) еще в течение двух недель, а по возвращении в Тель-Авив снова превратился в Аври Эль-Ада, и «Аман» снова стал направлять его в различные европейские страны с заданиями военной разведки.
В результате «дела Лавона» (ответственность за провалы была возложена прежде всего на министерство обороны, которому подчинялся «Шерут Модиин»), были отправлены в отставку министр обороны и шеф «Амана», один из инициаторов операции «Сусанна». Дисциплинарные взыскания понесли и ряд работников военной разведки, которые курировали операцию. Но и после отставки Джибли и всего скандала, однако же, сменивший его на этом посту генерал-майор Ехошафат Харкаби продолжал верить Эль-Аду.
Дальнейшая «разборка» по этому делу — одна из самых темных страниц в истории разведсообщества.
По версии, поддерживаемой самим Маленьким Несером, ему, обладавшему каким-то особым нюхом на предательство, удачный побег Эль-Ада из Египта показался подозрительным и возникли опасения, что Эль-Ад стал двойником — как за несколько лет до него Давид Маген.
Харел, твердо полагаясь на свою интуицию, тайно от Харкаби направил агентов «Шин Бет» в Европу для слежки за Эль-Адом. И вот через совсем немного времени агентам «Шин Бет» удалось установить, что в Бонне Эль-Ад встретился с офицером аппарата египетского военного атташе и якобы передал ему секретные документы израильской разведки. Доклад наружки сочли достаточным для того, чтобы Харел окончательно пришел к печальному выводу: агент «Шерут Модиин» оказался предателем.
Эль-Ада немедленно отозвали в Израиль и арестовали. Следствие продолжалось 9 месяцев, и в июле 1959 года он был предан суду за шпионаж в пользу Египта. Суд проходил в условиях необычной даже для Израиля секретности и приговорил Эль-Ада к 10 годам тюрьмы.
Военная цензура запретила публиковать детали этого процесса и имена всех, кто был связан с этим делом. Газеты упоминали о нем как о «езек биш», то есть «гнилом деле». В этих публикациях Джибли назывался «старшим офицером», Бен-Зур был «офицером запаса», а Эль-Ад — «третьим человеком».
Но другая версия этого дела весьма значительно отличается от этой — и нельзя сказать, что не имеет права на существование. Неоспоримым остается факт, что мастерам допросов ид «Шин Бет» так и не удалось «сломать» Эль-Ада и добиться от него признания в том, что он сотрудничал с разведкой Египта, или в том, что он предал своих товарищей в Каире и Александрии. Отрицал Эль-Ад свою вину и на суде — полной уверенности в его вине, по-видимому, у судей не было. Приговор кажется суровым; но если бы все обвинения против Эль-Ада соответствовали действительности, он бы получил как минимум вдвое больше, если не пожизненное заключение.
После выхода из тюрьмы Эль-Ад уехал в Калифорнию и там издал книгу о том, как Харел сфабриковал против него дело. Он также рассказал, что офицеры «подразделения 131» вступили в сговор, чтобы свалить вину за провал операции «Сусанна» на Лавона. Самооправдания «бывших» — не самый достоверный источник. Но логический анализ подсказывает, что сводить все к предательству одного человека — упрощенное решение. Характерные черты этой операции, например, причины и последовательность арестов, уход из-под удара нескольких важных агентов (а Элиаху Коэна, радиста, «обслуживавшего» разведгруппы, Эль-Ад уж «раскрыл» бы в первую очередь), довольно долгий период перед арестом Ниньо — все это свидетельствовало, что «раскрутка» шла не сверху, что египетская контрразведка раскрывала агентурную сеть вслепую, а не пользовалась наводкой предателя.
Следует также отметить, что в отношении более «давних» агентов в Египте, которые могли быть под наблюдением охранки, если она действительно контролировала Дана, разработка велась в несколько ином режиме, чем «новых».
Деятельность агента-нелегала «Моссад» Шаалтиеля Бен-Яира в Египте с 1958 по 1962 год оказалась наиболее благополучной — все эти годы он давал ценную информацию и, избежав расшифровки и ареста, покинул страну.
Этому во многом способствовало не только оперативное обеспечение — в нем не было ничего особенного: стандартная подготовка, надежное прикрытие, отработанная «легенда», простая, но устойчивая связь, — сколько личные качества самого Бен-Яира.
Он родился в Ливане, в районе на самой границе с Палестиной. Городок был со смешанным многоязыким населением; Бен-Яир уже с детства то играючи, то всерьез мог выдавать себя за араба. Вообще был очень смышленым пареньком с развитым актерским началом; легко изучал языки, вплоть до имитации акцентов, легко осваивал специальности. Храбрость и решительность сочетались с авантюрными наклонностями — но реализовал он их в удачном для Израиля направлении.
В конце 1930-х годов, еще в юношеском возрасте, он вступил в подпольную экстремистскую организацию «Иргун», возглавлявшуюся Бегиным, участвовал в террористических акциях и выполнял конспиративные задания, выдавая себя то за бродячего ремесленника, то за торговца скотом.
Отец Шаалтиеля отправил его в морскую школу во Францию, полагая, что в Европе, подальше от дружков-экстремистов с их рискованными выходками, сынок будет в безопасности. Но Шаалтиель вскоре бросил школу, сошелся с женщиной значительно старше его и вел типичную жизнь богемы — но заодно с легкостью овладел превосходным французским.
Перед самой войной Бен-Яир возвратился в Палестину, по настоянию семьи для завершения обучения поступил в шотландскую школу — и научился говорить по-английски с безукоризненным шотландским акцентом.
Во время Второй мировой войны он воевал в Египте в составе британского отряда «коммандос», а после войны сражался в составе ЛЕХИ или «банды «Штерн»» Ицхака Шамира, которая боролась против англичан.[50]В 1948 году принимал участие в Войне за независимость.
После войны он долго не мог определиться с местом в мирной жизни (в армии, где задавали тон выходцы из «Хаганы», не жаловали «головорезов из ЛЕХИ»), перебивался случайными заработками; в 1955 году в одном из тель-авивских баров случайно узнал, что Шамир и другие его друзья по подполью работают в «Моссаде»[51].
Бен-Яир охотно последовал их примеру, прошел стандартную процедуру подготовки и вскоре стал «Франсуа Ренанкуром», бельгийским «экспертом» по торговле скотом и успешно вел бизнес и налаживал связи в Европе. Достаточно скоро он ухитрился получить от египетского правительства приглашение на работу в Египет в качестве эксперта по животноводству.
Приглашение было принято, и вскоре «приятный во всех отношениях», общительный и веселый бельгиец уже колесил по Египту — по сельскохозяйственным предприятиям, племенным. хозяйствам, часто оказываясь поблизости от расположения военных и других стратегических объектов.
В Египте Бен-Яир оказался одним из самых дерзких и самых удачливых израильских агентов. Главною его задачей была разведка египетских аэродромов и других военных объектов, что включало и тайную фотосъемку, и установление контактов с персоналом, а иногда и проникновение на охраняемую территорию. Это была очень опасная миссия, но он оказался одним из тех, кто выполнил свое задание и благополучно возвратился в Израиль.
Успеху его агентурной работы способствовало, помимо. весьма удачного набора личных качеств и хорошего конспиративного опыта, то, что по природе он был «одиноким волком» и представлял собой резидентуру в составе одного человека. У него не было партнеров, не было связников, которые знали бы его, не было помощников — никого, кто мог бы навести на него подозрения контрразведки. Те каналы связи, которыми он пользовался, не были ни засвечены, ни взяты под наблюдение контрразведкой, а сам Бен-Яир не терял бдительности при пользовании ими.