[52] и серьезный рост антисемитизма в Египте определили его выбор.
Он принимал участие в операции «Гошен» по вывозу египетских евреев в Израиль (свободно владея полудюжиной языков, осуществлял контакты с посольствами, консульствами и чиновниками, обеспечивая получение виз), а с 1951 года стал членом подпольной шпионско-диверсионной организации, созданной Абрахамом Даром. Эли был в числе тех, кого вывозили в Израиль на спецподготовку; у него единственного были отмечены хорошие показатели по всем дисциплинам.
Когда из-за серьезных ошибок сеть, которой в то время уже руководил Эль-Ал, была разгромлена египетской контрразведкой в 1954 году, Коэн тоже не избежал ареста, поскольку данные «наружки» и документальная проверка указывали на его близкое знакомство с арестованными, — однако сумел убедить следователей, что арестован случайно и не причастен ни к каким шпионским играм. Улик, в сущности, против Элиаху (радиста одной из групп) не было, а слова и все поведение оказались настолько убедительными, что Коэна отпустили.
Еще два года он, фактически оставленный в одиночестве, но не лишенный многочисленных личных дружеских связей, в первую очередь с молодыми египтянами, в большинстве своем считавшим Элиаху за «своего», — передавал сообщения из Александрии и только после Суэцкой кампании 1956 года осознал необходимость срочно выехать из Египта; отработанные за время работы на операцию «Гошен» связи помогли это сделать сравнительно легко. Родители и родственники к тому времени уже давно были в Израиле.
Оказавшись в Израиле, он немедленно предложил свои услуги израильской разведке, но ему твердо заявили: «Нам не нужны искатели приключений».
Одной из причин отказа была стандартная предосторожность: иммигранты во всех, практически без исключений, случаях какое-то время находились под наблюдением и лишь затем принимались решения по их использованию в таком серьезном деле, как разведка. Но была еще одна причина: специалисты все еще сомневались в целесообразности такого использования этого талантливого и неординарного человека. Коэн всегда производил хорошее впечатление на окружающих, но психологи «Амана», которые подвергли его стандартным тестам, выявили тревожные признаки. Они отметили высокий интеллектуальный уровень Коэна, феноменальную память и способность хранить секреты, но тесты также показали, что, несмотря на «скромные внешние данные, у него завышенная самооценка» и какое-то «внутреннее напряжение».
Тесты также показали, что Коэн не всегда адекватно оценивает опасность и в силу этого может идти на неоправданный риск…
Все это в конечном итоге подтвердилось и определило его судьбу, но это было позже.
Эли пошел на службу в торговую корпорацию, где прекрасно зарекомендовал себя, женился и успешно продвигался по службе. Но в мае 1960 года, когда напряженность на границе с Сирией достигла критической точки и в Дамаске понадобился шпион, Коэна привлекли к работе в разведке.
Его первым куратором[53] был старший офицер «Моссад» Исаак Залман («Дервиш»), Предстояло пройти серьезную переподготовку; «Дервиш» сказал: «По окончанию курса вы можете отказаться работать в разведке. Это правило действует всегда: отставка будет принята в любое время и не надо страдать угрызениями совести. Наше сотрудничество — не католический брак, это не навсегда. Развод разрешен, и его можно получить без особых усилий. Единственное условие — ни одна живая душа не должна знать об истинном характере вашей работы».
Коэна обучили приемам рукопашного боя, владению стрелковым оружием, диверсионно-подрывному делу, взлому сейфов, шифровальному делу, использованию современной оперативной техники, четкой ориентировке в типах западного и советского вооружения. В выпускной характеристике особо отмечалась его блистательная память, находчивость и делался вывод: «Обладает всеми необходимыми качествами для оперативной работы».
Несмотря на форсированный режим, подготовка Коэна в Израиле заняла более полугода. Помимо занятий по спецпредметам, она включала и «практику» — выявление и неочевидный «отрыв» от наружного наблюдения, внедрение под чужим именем (однажды Эли несколько дней успешно «работал» в Тель-Авиве под временно похищенным паспортом французского туриста) и, что было особенно важно, отработку навыков правоверного мусульманина в арабском Назарете, где шейх Мухаммед Салмаан и понятия не имел, кем на самом деле является этот «студент Иерусалимского университета».
Разведка проявила максимальную аккуратность, выделив еще целый год на закрепление легенды в Аргентине, которая к этому времени стала излюбленным местом «документации» израильских агентов.
Во многом успешная работа Коэна была предопределена именно хорошей аргентинской натурализацией.
Коэн покинул Израиль 3 февраля 1961 г. и вылетел в Цюрих. Там под руководством старшего офицера-моссадовца Эзры Сэлинджера прошел необходимый курс подготовки в европейском бизнесе, включая изучение коммерческой лексики. 1 марта он прибыл в Буэнос-Айрес из Цюриха как сирийский бизнесмен Камель Амин Таабет[54]. Контактером у него был агент по кличке «Абрам», но встречались они крайне редко — Эли старался работать один.
Он должен был войти в среду южноамериканских предпринимателей арабского происхождения, и ему удалось блестяще выполнить эту задачу. Кроме бизнесменов, Коэн сблизился с журналистами, дипломатами и военными; военный атташе сирийского посольства Амин аль-Хафез порекомендовал ему «поставить на партию БААС» и пригласил его перебраться в Сирию, куда он собирался вскоре вернуться. Обязательная проверка, проведенная Вторым Бюро (контрразведка Сирии), не нашла ничего подозрительного — легенда была подготовлена и отработана безукоризненно.
К моменту приезда в Дамаск Коэн уже имел целую пачку рекомендательных писем. Казалось, что все влиятельные сирийцы Аргентины были его друзьями, а влияние мощной аргентинской колонии было значительным. Большое влияние приобрел и «друг» — вскоре майор Амин аль-Хафез стал президентом Сирии.
Между выездом из Буэнос-Айреса и приездом в Сирию прошло четыре месяца, легендированные как улаживание дел в Европе.
Коэн побывал на отдыхе и переподготовке в Израиле, а перед Новым годом вылетел в Мюнхен. Там Сэлинджер снабдил его оперативным набором — мощной рацией, чудом миниатюризации для своего времени, прекрасной фотоаппаратурой, компонентами взрывчатки, упакованной в тюбики зубной пасты и крема для бритья, сильнодействующими снадобьями в упаковках невинного аспирина. Из Мюнхена Коэн выехал в Геную и 1 января 1962 г. отправился в Бейрут в первом классе итальянского лайнера «Амазония».
Задержка с выездом была связана не только с техническими причинами: в «Моссад» справедливо опасались, что кто-то из египтян (в то время их было много в Дамаске) может «расшифровать» Коэна. Но 28 сентября 1962 г. в Сирии произошел очередной (и ожидаемый) государственный переворот и практически поголовно все египтяне были высланы из страны — дескать, Египет чрезмерно вмешивается во внутренние дела.
…На корабле Эли-Камиль познакомился и вошел в расположение богатого и знатного шейха Магда аль-Арда; знакомство принесло практическую пользу — важная персона провезла Коэна из порта в Дамаск на своем автомобиле, который не подвергался таможенному досмотру.
В Дамаске Эли снял апартаменты на четвертом этаже в здании прямо напротив здания Генштаба сирийской армии. На крыше, среди множества телевизионных антенн, Коэн пристроил и свою, от рации.
В считанные недели в Дамаске он организовал легальный бизнес — стал экспортировать в Европу сирийскую мебель ручной работы, ремесленные поделки и ювелирные изделия. Бизнес, которому помогал «Моссад», шел очень успешно; помимо решения задач легализации и «отбеливания» финансового обеспечения, он был важен и для секретной работы: в столиках для игры в нарды время от времени оборудовался тайничок, в котором Эли переправлял в европейскую резидентуру микропленки.
Занимаясь коммерцией, Коэн одновременно поддерживал обширные контакты в военных и политических кругах Сирии. Близкими друзьями стали Маази Захер Эль-Дин, племянник начальника генштаба Сирии, Жорж Саиф, диктор правительственного радио, полковник Селим Хатум, командир ударного парашютно-десантного полка. Обаятельный, компанейский и щедрый, всегда готовый предоставить «другу» роскошную холостяцкую квартиру, он все больше оказывался в самой гуще светской и политической жизни столицы. Его часто приглашали на военные базы и однажды устроили ознакомительную поездку вдоль сирийских укреплений на Голанских высотах, причем, вопреки строжайшему режиму секретности, Эли вволю фотографировал сам, а также с готовностью давал поснимать Маази, который был организатором этой поездки.
Информация, которую он передавал по радио в Тель-Авив, освещала все стороны жизни в Сирии. В ней содержались интересные подробности о противоречиях внутри правящей группировки, а также большое количество сведений военного характера, которые пополняли компьютерные массивы военной разведки. Израильская разведка получила довольно полную картину обстановки во враждебной стране, которая до этого считалась недосягаемой[55]. Его оценки политической ситуации и военной обстановки были настолько оперативны и точны, что часто через несколько часов после передачи прочитывались руководством страны. Бен-Гурион нередко принимал важнейшие решения, опираясь на сведения, полученные от Коэна.
Через Европу Коэн передал документальные материалы, раскрывавшие дислокацию войск вдоль границ Сирии, и схемы противотанковых укреплений, которые должны были затруднить продвижение израильских войск в случае начала войны (несколько раз он приезжал с «друзьями» из генштаба в Кунейтру, где располагался штаб Южного командования сирийских войск; он видел карты и масштабные макеты укреплений. Побывал он и на РЛС, и на отдельных базах и укреплениях. Многое удалось сфотографировать, многое он очень точно запомнил). Он передал список всех сирийских пилотов и довольно точные зарисовки вооружения, установленного на самолетах.