Министр обороны Лавон считал, что раз дипломатические меры не помогают, то надо готовиться к применению силы.
Шарет же все-таки полагал, что с египтянами можно о чем-то договориться. Идеально было бы заключить некий пакт о ненападении. Естественно, обязательным условием такого рода контактов было хотя бы некоторое доверие между израильскими и египетскими лидерами.
Шарет считал, что заключение мира с арабскими странами — это цель, которая не может быть достигнута быстро. Арабскому миру еще надо дать время оправиться от шока, вызванного внезапным созданием еврейского государства. Шарет считал, что Израиль должен быть терпеливым и ждать, пока не созреют условия для мира.
Моше Шарет вскоре убедился, что военное министерство не намерено проводить в жизнь его политику.
Нельзя сказать, что он был настроен против военных. Он гордился Армией обороны Израиля, которая сумела защитить страну. Он считал, что армия — гарант существования Израиля. Он не был пацифистом. Но ему не нравился авантюризм, который распространился среди некоторых молодых военных.
Рассматривая рискованные предложения военных, он видел больше «против», чем «за». Одни идеи были наивны и бессмысленны, другие просто казались бредом сумасшедших.
После жесткой полемики на заседаниях кабинета министров Шарету стало казаться, что в министре обороны Лавоне появилась некая сумасшедшинка. Лавон отказался от своих прежних миролюбивых идей и концепций и совершенно принял точку зрения молодых офицеров, которым не терпелось продемонстрировать силу армии.
В начале 1954-го Шарет пришел к выводу, что он должен уволить Лавона, но не решился сделать это. Он не хотел создавать для правительства лишние проблемы, потому что не мог открыто объяснить суть разногласий со своим министром: проблемы национальной безопасности нельзя обсуждать на публике. А как убрать министра без объяснения причин? Начальник Генерального штаба Моше Даян был еще одной проблемой для премьер-министра. Шарет хорошо знал Даяна, который в качестве военного командира Иерусалима участвовал в переговорах с Иорданией в 1948-м. Даян в качестве неофициального представителя Бен-Гуриона иногда приезжал на совещания в Министерство иностранных дел.
Шарет восхищался острым умом генерала, но боялся его упрямства и упорства. Шарет был против назначения Даяна на высшую в армии должность. Он беседовал на сей счет с Бен-Гурионом, говорил ему, что Даян слишком увлечен политикой, это приведет к политизации Генерального штаба. На заседании кабинета министров Шарет взял слово: «Даян по складу характера — партизан и склонен к авантюризму. Он не годится на эту должность».
Но Бен-Гурион все равно назначил Даяна, считая его самым талантливым офицером в Армии обороны Израиля.
Уходящий в отставку начальник Генерального штаба Мордехай Маклеф тоже был против назначения Даяна. Бен-Гурион пренебрег и его мнением, хотя уважал Маклефа и сделал его начальником генштаба в тридцать два года.
Маклефу было девять с половиной лет, когда арабы в 1929 году устроили резню в его доме под Иерусалимом. Он видел, как убили его отца, мать, двух сестер и брата. Он единственный из всей семьи остался жив — спрыгнул с высокой террасы во дворе и, увернувшись от пуль, убежал.
Год он проучился в университете в Хайфе. В 1936 году британский капитан Чарльз Уингейт принял его в свой отряд, который сражался с арабскими погромщиками.
В 1944-м Маклеф вступил в английскую армию, воевал в Еврейской бригаде, дослужился до звания майора. После окончания войны хотел демобилизоваться и заняться сельским хозяйством, но его призвали в Хагану, еврейскую самооборону. В конце 1949-го он уже стал заместителем начальника Генерального штаба, а через три года начальником генштаба.
Маклеф умел командовать, он брался за выполнение рискованных заданий, от которых отказывались люди более осторожные, но пренебрежительно относился к политикам и журналистам. Они создали ему неважную репутацию. Это, в конце концов, дурно отразилось на его карьере. После ухода из армии отставному генералу доверили руководить заводом по производству поташа…
Моше Даян тоже не считался с премьер-министром Шаретом. Генерала Даяна поддерживала армия, он был популярен в стране. Шарет и подумать не мог о том, чтобы досрочно сменить Даяна: начальник Генерального штаба назначался на трехлетний срок.
Беда самого премьер-министра Шарета состояла в его нерешительности. Он знал о том, что должно быть сделано, но даже не пытался осуществить свои планы, заранее придя к выводу, что это невозможно. Если бы он действовал решительно, катастрофы удалось бы избежать…
Личность министра Пинхаса Лавона остается загадкой и по сей день. Даже Шарет, который его так хорошо знал, не мог понять, почему министр так сильно изменился.
Возможно, это произошло потому, что военному министру необходима поддержка высших офицеров, а для этого надо принимать их образ мыслей, соглашаться с их мнением — иначе ничего не получится.
Лавону было сорок девять лет, когда он стал министром. Он считался молодым министром, этот пост мог стать трамплином к посту премьер-министра. Для этого нужна была поддержка генералов.
Лавон считал, что единственная цель арабского мира — уничтожить Израиль. Арабы заключили в 1949 году перемирие только для того, чтобы усыпить Израиль. Лавон исходил из того, что с каждым годом арабские армии становятся все сильнее. А когда возникает реальная угроза, надо бить первым. Тем более что помощи Израилю ждать не от кого: Соединенные Штаты относятся к Израилю враждебно.
Кроме того, и это было совсем плохо, Лавону нравились специальные операции, в которых он ничего не понимал.
Как непрофессионал, он восхищался возможностями секретных служб и подразделений особого назначения.
Наивно считал, что это надежный инструмент политики, с помощью которого можно решать самые сложные проблемы. Он подчинил себе части спецназа и считал, что надо почаще пускать их в ход.
Лавон тоже был против назначения Даяна начальником Генерального штаба, потому что не хотел иметь самовольного упрямца в своем подчинении. Отношения у них не складывались.
Даяну не нравилось то, что министр Лавон пытается управлять армией, минуя Генеральный штаб. Даян даже написал министру рапорт об отставке. Лавон не решился его принять, и Даян отстоял свое право руководить армией так, как он считает нужным. Но военная разведка осталась в прямом подчинении министра.
Глава четвертаяПреступники не годятся в разведчики
Моше Даян был противником растрачивания средств на подрывные операции в мирное время. Он считал, что военная разведка должна помогать армии готовиться к будущей войне: других задач у нее нет. Но его предшественники — Игал Ядин и Мордехай Маклеф — думали иначе.
Они сформировали специальное подразделение номер 101 и направили туда лучших солдат. Это подразделение состояло из добровольцев и выполняло задания в районе границы. Командовал подразделением молодой офицер-десантник Ариэль Шарон, которым в армии восхищались. Будущий начальник Генерального штаба генерал Рафаэль Эйтан считал, что Шарон рационален и холоден до такой степени, что кровь леденеет в жилах. Десантник Шарон нравился и Даяну.
Когда Даян стал командиром северного военного округа, он обнаружил у себя в штабе двух отличных офицеров: начальника штаба полковника Хаима Бар-Лева и майора Ариэля Шарона, которого все называли Ариком. Один из них впоследствии станет начальником Генерального штаба и послом в России, другой — министром обороны.
Родители Шарона — выходцы из России. Они приехали в Палестину в 1921 году. Шарон, став политиком, неизменно повторял, что воспитан на русской культуре. Он в детстве слышал русскую речь и в пожилые годы мог вспомнить несколько слов.
Он хотел стать агрономом, но бросил учебу, когда в 1948 году началась Первая арабо-израильская война. Даян часто говорил, что не знает лучшего полевого командира, чем Арик Шарон. Как только Даян принял командование, он получил приказ взять в плен нескольких иорданских солдат, потому что в плену у Иордании было несколько израильских солдат и иорданцы отказывались их отпустить. Даян поручил это задание Шарону. Не успело солнце сесть, как тот уже привел нескольких пленных из Арабского легиона.
Премьер-министр Бен-Гурион тоже высоко ценил Шарона.
Когда, уже став начальником Генерального штаба, Даян жаловался премьер-министру на своенравного Шарона, Бен-Гурион всегда становился на защиту своего любимца: «Да, это он, конечно, нехорошо поступил, но, с другой стороны…»
Бен-Гурион питал особую симпатию к трем генералам: Хаиму Ласкову, Ассафу Симхони и Арику. Они ему не просто нравились, он ими восхищался. Все трое были прекрасными солдатами и соответствовали его образу идеального еврея. Такими же Бен-Гурион хотел видеть всех граждан Израиля — цельными людьми, смелыми воинами, уверенными в себе.
Он презирал то, что две тысячи лет изгнания и преследований сделали с евреями. Он хотел, чтобы израильские евреи вернулись к временам Первого храма (это X–VI века до нашей эры), когда народ жил на своей земле, обрабатывал ее, защищал ее, говорил на своем языке и имел собственную культуру.
Бен-Гурион часто повторял: «Евреи приезжают в Израиль из стран, где их кровь осталась неотмщенной, где разрешалось жестоко обращаться с ними, мучить их и бить. Они всегда были беспомощными жертвами. Мы должны показать им, что у еврейского народа есть государство и армия, которые не допустят, чтобы с ними и впредь обращались так же грубо».
Карательные операции подразделения номер 131 планировал один из руководителей оперативного управления генштаба Рехаваам Зеэви.
Он родился в Иерусалиме. Его отец был секретарем рабочего совета города. Будущему генералу прочили карьеру раввина, знатока Торы. Он окончил сельскохозяйственную школу, а затем вступил в Пальмах. В 1948 году его взяли в разведку. В армии его все называли Ганди, потому что, работая в кибуце, он носил странное одеяние, напоминающее традиционные одежды индийцев.