Хех. В полку людей, у которых есть вопросы к Локи, прибыло. Ну, людей ли? Впрочем, какая разница, пусть встает в очередь.
Вздыхаю.
– Откуда отец ее притащил, никто не знает. Колум как-то обмолвился при мне, что дед ему сказал, что отец ее не привел, а собрал из отдельных частей других людей. Она не человек.
– Почему?
– Ну потому, что на Мосту проливали кровь множества людей и ничего похожего не случалось, – сердито говорю я. – Она вроде бы была добра с Братьями… Ты знаешь Братьев?
– Твоих младших дядек? – серьезно спрашивает предок. – Знаю, конечно.
– В общем, они ее любят. И слушаются. Эрик говорит, когда меня еще не было и когда я только родилась, она была нормальная мама, только он тоже три года писался потом, после того как нас украли у короля.
– Ты сама что-нибудь помнишь?
Меня передергивает.
– Нет. Мне иногда снится… что-то, но это просто сны. Нас растила Алкеста, ну и Братья нянчились, конечно. – Я чувствую, как воспоминание позволяет немного разжать зубы, и перестаю дрожать. Лмм, Лмм, я найду тебя, найду, ты жив.
– Сейчас твоя мама где живет? С кем дружит? Есть ли у нее мужчина?
– Дружит она с принцессой, про мужчину ничего не знаю, то есть понятно, что к ней и моряки ходят, и всякие приезжие, но я понятия не имею, спит она с кем-нибудь или нет. Живет в лоцманском доме. Я там редко бываю.
– Как получилось, что она стала командовать всеми?..
– А. Когда маги ушли, их мертвые остались лежать… С гранд-мага сняли гемму, которая пропала вместе с королем. Брать ее наследник отказался и отдал Локи, для Эрика. Она надевать ее на него тоже не стала, сказала, сам решит, когда вырастет. Ну и все знали, что гемма у нее. Когда наследника убили, Шторм от его геммы тоже отказалась, и ее отослали на Второй Юг, в Магдалинику, его семье. Я так думаю, на память, они там хорошо живут и назад не хотят. Вроде бы.
– Это я тоже все знаю.
– Ну и вот. Братья и так ее слушались, а люди приезжают, спрашивают, что делать, где встать, где воду накачать – вода-то пресная была сначала всего в двух колодцах, это потом Шторм что-то починила, – ну а Братья каждый раз говорят: «Мы у Локи спросим», – да еще гемма королевская так и лежит у нее, ну и вот. Колум ей сказал – работай. Я слышала. Вот она и… работает.
– А кроме работы?
– Да не знаю я!
Предок качает головой.
– Ну я понял, что хотел.
– А ты знаешь, кто убил Брана Навигена? – спрашиваю я с надеждой. Он замирает.
Изумление или нерешительность не отражаются у него на лице, как это бывает у живых людей. Он просто превращается в неподвижную картинку, даже отдельные искорки, летавшие вокруг его головы, останавливаются. Любопытно.
Он моргает и криво улыбается.
– Если совсем честно, его убил я, – говорит предок.
От воплей с кухни Эля подпрыгнула на кровати. Орала Анечка. Уже вылетев из комнаты, с огромным облегчением Эля поняла, что Аня вопит не в ужасе, а в гневе, но скорости не сбавила. Из ванной что-то невнятное орал Иван.
Аня и Сирожиддин обернулись на Элю, влетевшую в кухню.
– Блядь, – сказала Аня совершенно обычным голосом, – извини, батыр-апа. Разбудила? А ты молчи! – рявкнула она. – Молчи пока!
– Что здесь происходит?
– Он мне сказал, что Ванька на мне не женился из-за того, что я шалава работающая, и что это все доказывает!
Эля набрала в грудь воздуха, но в спину ее пихнуло чем-то мокрым. Она посторонилась, в кухню ввалился завернутый в полотенце Ваня, с бороды и бровей которого капала вода.
– Что-что ты сказал?.. – в самом нижнем регистре прорычал он.
Сирожиддин вскочил, едва не опрокинув стол, и что-то забормотал.
– Да нет, Вань, – деловито уточнила Аня, – убивать его не надо, я его щас сама убью. Иди мойся.
Иван подошел к Ане, громко чмокнул ее в щеку, величественно повел мокрой рукой в сторону Сирожиддина.
– Кишки по сумкам раскладывать меня позовешь, сама тяжести не таскай! – повернулся и ушел обратно в душ.
– Вдвоем разложим, чего там, али я топор держать не умею, – вслед ему сказала Эля и перевела взгляд на Сирожиддина.
– Ну а чо? – развел тот руками. – Ты вон вообще без мужика живешь, понятно, что тебе обидно это слышать.
Аня и Эля переглянулись.
Сирожиддин вдруг испугался.
– Эй, ну я не хотел обидеть-то. Я правду же сказал.
– По обществознанию трояк. С натяжкой, – поясняющим тоном выдала Аня. – И по истории он же.
– Туфта ваще обществознание потому что, – буркнул Сирожиддин.
– Обществознание, – мягко сказала Аня, – это как изучение оболочек. Ты в какой оболочке работаешь – в которой тебя чаще молодцом называют или которая с большим количеством программ совместима и в Интернет выходит?
Сирожиддин повел руками, показывая, что вопрос тупой и ответ очевиден.
– А в голову инсталлировал что? Это ж твоя голова, замене не подлежит, тебе в нее еще профпакеты накатывать, тебе этой головой себе место под солнцем расчищать.
– При чем тут программы-то? Женщине надо рожать, это же по природе все, – фыркнул Сирожиддин, – а вы тут…
– Эль, он тесто-то завел, – меж тем сообщила Аня, – а вот на стоять и печь уже сорвался. Ты пока начни, ладно?
Эля фыркнула, но пошла к плите и изучила вопрос. Теста на оладьи Сирожиддин и впрямь намесил, а вот сковороду надо доставать.
За ее спиной Аня что-то втирала Сирожиддину о разнице жизни в мегаполисе и на селе, но Эля вдруг подняла ложку, которой собиралась наливать тесто.
– Стопэ, стопэ, подождите. Сирожиддин, я у тебя шрам на брюхе видела – он же у тебя от аппендицита?
– Ага, – осторожно сообщил тот, расправляя майку.
– Так все, камрад, тебе «по природе» как аргумент использовать нельзя.
Аня заржала.
– Почему нельзя? – возмутился Сирожиддин. – Кто природу отменил?
– Ща Анечка тебе расскажет почему, по правилам. А я тебе понятно объясню: «по природе» тебя уже нет, ты «по природе» умер от аппендицита. А если ты еще живой, то не по природе, а по цивилизации, которая с медициной, и если хочешь играть дальше, играй по этим правилам. Это разные пакеты, паприроде и покультуре. Нельзя смешивать. Доходчиво?
Оладьи начали скворчать, Эля поправила одну лопаткой.
– Мы здесь живем по правилам команды, – серьезно сказала Аня. – В команде каждый делает ту работу, которая ему удается лучше других, а также ту, до которой у остальных пока руки не дошли. И без разницы, у кого чего в трусах.
– Эля вон вообще спала, – буркнул Сирожиддин.
– Эля должна выспаться, потому что она будет работать с десяти до девяти и почти без перерывов. А если она будет работать плохо, то не сможет снимать жилье и покупать жратву себе и еще кое-кому. Подготовка к работе – тоже дело. Вот ты учишься. Это подготовка к работе. Все относимся серьезно.
Умная Эличка велела Эле заткнуться и жарить оладьи. Аня профессионал, вкрутит постепенно все, что нужно. Но отоварить сковородкой по наглой усатой морде все равно хотелось.
– Кстати, заберешь у меня половину уборки на завтра, – буркнула она.
– А че это? – вскинулся Сирожиддин, безошибочно поняв, куда катится бочка.
– А то, что ползавтрака я делаю.
– Девушки, бумагу все подписали? – влез чистенький и умытый Иван, неся из чулана банку морошкового варенья.
– Какую бумагу? – удивилась Эля.
– Да вон, на холодильнике на магнитах висит. Сирожиддин, шевели отростками, чашки, вилки, тарелки, сметана.
Эля покосилась в сторону холодильника. Сирожиддин покорно полез за сметаной, бумага повернулась к Эле вместе с дверкой.
«Я, Иван Сергеевич Тамицын, прошу разрешить временное проживание несовершеннолетнего гражданина РФ… в связи с подготовкой к математической олимпиаде МГУ… по причине неверно указанного полового состава школьников… Проживающие в квартире Криницына А. Н. и Краснослободцева Э. П. не возражают…»
Эля заржала. В прошлом году именно по этой причине – на двенадцать четырехместных комнат приехало двадцать три девчонки и двадцать пять мальчишек – у нее в комнате две недели ночевал белобрысый архангельский школьник. Только сама она была у родителей и юношу застала уже прощально пьющим чай на кухне. Комнату тот вылизал до последнего закоулочка, только в шкафах остался фирменный Элин срач – парень явно даже не открывал дверцы.
– Погоди, Вань, так олимпиада-то не сейчас?
– Так я ж пишу – в связи с подготовкой. Лист пригласительный я ему нарисую, главное, чтоб правда не приперся, завалит же.
– А что даты нет? – привычно выделила важное умная Эличка.
– Так нарочно. Хозяйке скажем, что забыли, что тип вчера приехал. А пока пусть бумага лежит от греха, кто стукнет – а у нас в любой момент объяснительная.
Эля высыпала в миску на столе первую порцию оладий и быстро разлила тесто по горячей сковороде.
– Вот бы его вечером на машине тоже завозить, сцыкотно, что бабки его из окон днем срисуют, – деловито сказала Аня, обмазывая оладью морошковым вареньем.
Так-то да, по утрам Ваня с Сирожиддином спускались на лифте вниз прямо на парковку и уезжали на Ванькином голубеньком «матизе». А из школы Сирожиддин приходил пешком от метро и топал через двор.
– Ну я бы рад, – с досадой сказал Ваня, – но маршрут не бьется.
– Да сколько раз говорили, – фыркнула Эля, переворачивая оладьи на сковороде, – хоть в продленку его отдавай.
– К маме на работу, – проворчала Аня и хмыкнула. – А у тебя же, блин, все равно пропуска…
– Пропуска, – согласилась Эля, – пропуска-то пропуска… Попробую потолковать с Микой, может, нарисует ему пропуск как уборщику… или эникейщику. На четверть ставки.
– По закону-то можно, четырнадцать есть, – деловито сказала Аня и пихнула Сирожиддина: – Иди пока чай разливай.
– А когда он уроки делать будет?
– Там и сделает, – буркнула Аня. – У меня вон на работе четвероклашка один каждый день сидит, отлично все делает.
Эля подумала и кивнула. Сирожиддин зыркнул на них по очереди и сделал вид, что происходящее его не касается. Иван почесал нос и вдруг сообразил: