И тут умная Эличка кричит мне: лови ее, лови ее сейчас же, сейчас она удерет, и его брак полетит к чертям! Она же в жизни не поверит, что все не так, как она сейчас подумала! И я в два прыжка подскакиваю к ней, хватаю ее за обе руки, выставленные перед собой, прижимаю ее твердые маленькие кулаки к груди и говорю:
– Вы его жена? Вы жена Лмма? Вы его любите?
Она смотрит на меня, но уже не так, как на змею, а скорее как на говорящую рыбу. Хорошо.
– У меня никогда не было сестры, – говорю я, – одни братья. Я должна, наверное, сказать: добро пожаловать в семью? У нас большая семья, но мы все очень далеко. Мы не знали, что он женился. Мы не знали вообще, что он жив, понимаете?
Она пытается улыбнуться и, кажется, начинает плакать.
– Я рассказывал тебе, – говорит Лмм у меня за спиной, – что от Уны никогда не знаешь, чего можно ждать. Флоренс…
– Простите меня, – говорит она, – я… я сама не знаю, что я сейчас подумала.
– Что твой муж сидит на кровати, обнимая какую-то девчонку? – спрашивает Лмм, и я слышу, что ему тоже полегчало. Я чувствую, как словно какая-то тяжелая и острая волна проходит у нас над головами, будущее изменилось, я как-то сумела это сделать и даже не понимаю как.
– Лмм, – говорю я, – пошли утром кого-нибудь записать распоряжения мастера Битти. Я возвращаюсь домой.
Мика вернулся из сортира умытый, причесанный, благоухающий какой-то арабской дрянью. Сгреб Элю прямо в коридоре в охапку и постоял так молча несколько секунд.
– Батыр-апа, если вдруг пиздец, я тебе уже не успею ничего сказать. А вообще Ленка меня просила тебя как-нибудь привезти к нам, когда Серега еще приедет. Ну ты понимаешь.
– Серегин ход, чо, – удивилась Эля.
– Принял. Все, погнали, езжай вниз, встречай наших псевдодойчей. Говори по-английски, немецкий не понимай, поняла?
Эля кивнула и поцокала к лифту. Тайна заоблачной цены джиммичушек состояла в том, что их можно носить раз в год и не ломать при этом ноги с непривычки. Эля посмотрела на себя в зеркало в лифте – непривычный ракурс, выше обычного, ну да, на добрых десять сантиметров. Пара прядок все-таки выбилась из прически, ничего, развратная секретарша – так даже правдоподобнее. Эля украдкой поддернула лифчик, расправила блузку и белой лебедью выплыла в холл, размахивая гостевой пригласительной картой Микраза Ринатовича.
За Сирожиддином прибыл только один давешний ненемец в костюме, а с ним очень похожий на него персонаж помоложе, лет тридцати, – в пиджаке, черных джинсах и какой-то темной толстовке. Охранник? Непонятно. Эля витиевато щебетала на бритише, приглашая уважаемых гостей Микраза Ринатовича подняться на этаж, выходящий с работы народ поглядывал на них с интересом, особенно те, кто Элю узнавал.
Она пригнала, не переставая мерсикать и улыбаться, псевдонемцев к переговорке, старший вошел и замер с поднятой бровью. Ну да, переговорка-то была та же, а мебель всю передвинули, в центре стоял диван, перед диваном – узкий журнальный стол с пафосной икебаной, за которой Мика сгонял в цветочный магазин ничего не понимающего Славку, за столом – низкое кресло. Рабочий стол, за которым принимали дойчей, слился со стеной, на нем возвышалась и блистала огоньками шайтан-машина для варки арабского кофе. Мика сделал приглашающий жест и чуть ли не за ручку подвел старшего ненемца к дивану.
– Но мы… Мы просто за мальчиком приехали, – по-немецки буркнул, обращаясь к Мике, дядька помоложе.
– Разве в бизнесе что-то бывает просто? – промурлыкал Мика. – Благоразумные люди обсуждают дела не торопясь. Сегодня был длинный день, вы позволите угостить вас кофе?
Не повернув голову ни на миллиметр, он брякнул по-английски:
– Эльвира, сварите господам и мне по чашке кофе.
Эля бойко процокала к большому столу и принялась крутить ручки, повторяя про себя только что пройденную с Владом инструкцию. Не запороть бы еще весь спектакль, что там Мика задумал…
Господа уселись на диване, Мика расположился в кресле напротив. Старший представил младшего, все дружно пожали друг другу руки, и Мика вздохнул.
– Мы с вами являемся участниками – возможно, еще не союзниками, но однозначно игроками на общем поле – большого и очень нелинейно структурированного делового пространства.
Эля расставляла на подносе чашки, чувствуя, как уши у нее словно повернулись за спину, как локаторы. Эх, вот бы сейчас посмотреть, на одном слухе-то две трети смысла улетает!
После некоторого молчания Мика продолжил:
– В таких ситуациях, как наша, когда возможность совместной деятельности для обоюдной выгоды еще только изучается и рассматривается, любые дополнительные привходящие обстоятельства могут иметь невероятно сложное значение.
– Мне уже приходилось сегодня отмечать вашу осторожность, – раздался у Эли за спиной глуховатый голос старшего. – Могу ли я, чтобы развеять возможные подозрения, рассказать вам, в каких отношениях наша семья до эмиграции была с семьей мальчика?..
– Нет сомнений, что в достаточно близких, раз вы узнали его в лицо только по семейным чертам и безошибочно назвали по имени. Я не подвергаю ни малейшему сомнению вашу готовность признать мальчика тем, кто он есть, и ваше стремление принять участие в его дальнейшей судьбе.
Эля чуть не покачнулась с подносом в руках, осознав, как аккуратно Мика прополз между тем, чтобы признать доброжелательность ненемцев к Сирожиддину и обвинить их в ее отсутствии.
– Тем не менее мы воочию убедились в продемонстрированном вами убеждении в том, – тут старший повел рукой, показывая изменения, произошедшие в переговорке, – что существуют какие-то крайне серьезные противоречия в этом вроде бы пустяковом вопросе?
Эля подошла поближе, опустила поднос на столик, водрузила со всей торжественностью перед каждым чашечку с черной густой жидкостью, расставила высокие стаканы с водой, пододвинула в центр сахарницу – внимательно глядя на все происходящее из-под челки. Старший, похоже, давно в Германии, даже не шевельнул бровью в ее сторону, а вот взгляд младшего соскользнул в ее декольте явно против воли хозяина. Младший ненемец спохватился и почти прикрылся ладонью, но по дороге поправился, почесал бровь и под это дело отвернулся. Отлично.
– Разве вопросы, касающиеся людей, можно расценивать как пустяковые? – мягко упрекнул собеседника Мика. – Но вы абсолютно правы в том, что противоречие может быть невидимым. В таких случаях мы вынуждены обращаться к основным, кардинальным детерминантам, позволяющим существовать бизнесу и сложным договоренностям. Вы не обидитесь на меня, если я проговорю – не столько для вас, сколько для самого себя – такие основополагающие вещи, как соотношение контроля и ответственности?
– Я, кажется, понимаю, – ответил старший гость, – и с огромным интересом выслушаю ваши рассуждения. Даже, думаю, большое благо, что нам подвернулась возможность напрямую проговорить эти базовые вещи на стадии входа в перспективное рабочее взаимодействие.
– Спасибо, Эльвира, – не отрывая взгляда от ненемца, по-английски сказал Мика, – но никуда не уходи, подожди здесь, у стола.
Молодой ненемец повернулся к старшему и что-то вполголоса протараторил. Тот нахмурился.
– Господа, – Мика опять перешел на немецкий, – если это действительно необходимо, я могу продолжать беседу на любом из среднеазиатских языков, но, к сожалению, понимать буду только в самых общих чертах, а сам говорить смогу, скорее всего, очень неправильно. Татарский сильно отличается от языков вашего региона.
Молодой моргнул. Старший взглянул на него, поморщился, вздохнул.
– Уважаемый Микраз, давайте продолжим по-немецки. Все присутствующие владеют этим языком достаточно хорошо.
«Это ты прав, – злобно подумала Эля, – хотя даже не подозреваешь насколько». Она потихоньку отошла к столу, уселась на стул лицом к Мике, вытащила смартфон, демонстративно развернув его камерой вбок от разговаривающих, и с увлеченным видом елозила по экрану пальцем.
– Ответственность, – сказал Мика печально, – это то, что проговорено или записано в договоре. Но мы понимаем, что договор бывает устным и даже невидимым – особенно если это обещание, данное не другим людям, а собственному духу или Тому, кому мы все должны служить.
Лицо старшего стало крайне заинтересованным.
– Я понимаю.
– То, что договор может быть неписаным, никак не изменяет формулировок принятой ответственности.
Старший откинулся назад, потер подбородок. Молодой смотрел на Элины ноги. Ага. Так-так.
– Под контролем же мы понимаем возможности исполнения указанного в том или ином договоре. И вот тут, именно тут, находится тот скользкий момент, который мы с вами должны сегодня разъяснить. Что происходит с ответственностью в случае утери контроля?
Молодой резко повернулся к старшему. Тот хмурился.
– Расследуются обстоятельства, приведшие к утрате контроля, – осторожно, взвешивая слова, сказал старший. – В случае если ответственная сторона объективно не могла продолжать контролировать ситуацию, ответственность снимается.
– Форс-мажор, – кивнул Мика. – Но если вдруг окажется, что меры противодействия утрате контроля могли быть успешными, но не были приняты?
– Ответственность продолжает возлагаться на утратившую контроль сторону, – медленно кивнул старший гость.
– Другого ответа я от вас и не ожидал, – тоже медленно и очень веско сказал Мика. – На этом постулате основаны все системы передачи доверия и важных подструктур от одних действующих лиц любого бизнеса другим.
– Итак? – строго спросил гость.
– Мы рассматриваем проблему ребенка, ставшего сиротой в достаточно тревожных, пожалуй, я даже осмелюсь сказать, криминальных обстоятельствах у себя на родине, – сказал Мика. – Волей обстоятельств я ознакомился с его положением и принял на себя ответственность, чтобы этот несовершеннолетний единоверец был благополучен.
– На каком основании? – спросил гость.
– Закят, – коротко и не по-немецки ответил Мика.