Илларионов вытаращил глаза:
– Собаку? Ну… давай! А как ее зовут?
– Представления не имею, – пожала плечами Эмма. – Мы можем звать ее просто Шьен, Собака. Эй, Шьен! – крикнула она, устраиваясь на заднем сиденье «Порше», и псина мигом вскочила следом.
О Таллеман де Рео, мир твоему праху и благоглупостям твоим!
– Домой, домой… – зевнул Илларионов. – При-едем и немного поспим, ладно?
– Договорились. Ляжем спать, и я тебе песенку спою.
– Колыбельную? – обрадовался Илларионов. – Обожаю колыбельные. Мне мама пела – я до сих пор помню:
Как у нашего кота
Колыбелька золота.
У дитяти моего
Есть получше его.
Знаешь ее?
– Конечно, знаю! Там дальше так:
Как у нашего кота
Периночка пухова,
У дитяти моего
Есть помягче его.
Илларионов ужасно трогательный. Вот уж правда – мужчина и мальчишка в одном лице. Может быть, и правда у них что-нибудь получится. А если нет – у Эммы есть страховка… Бриллианты Валерия Константинова лежат в сейфе Лионского кредита. Их она пристроила туда чуть не в первый же день, как они с Романом приехали в Париж.
Как у нашего кота
Занавесочка чиста.
У мово ли у дитяти
Есть почище его.
Да почище его,
Да покраше его,
Да покраше его,
Да получше его…