– Вот как раз и Петров с компанией нарисовался, – объявил Носиков.
– Хорошо встретить знакомых, – сказал Жуков. – Мы тогда встанем шире, и можно будет пустить по кругу бутылку, и даже две – одну по часовой стрелке, а другую против.
Носиков обернулся еще раз и никого не увидел.
– Никого нет, – сказал он, поморгав глазами. – Что-то мне померещилось.
– Жалко, – сказал Жуков, – а то мы могли бы уловить момент, когда у кого-нибудь в руках окажутся сразу две бутылки.
– Кстати, никто не помнит, в какую сторону мы идем? – спросил Георгий.
P.S. Проснувшись утром следующего дня, Носиков вспомнил, что пил накануне пиво на мосту через канал Грибоедова. Он мог бы вместо этого вспомнить, что пил за круглым столиком кофе из маленьких чашек, но, однажды вспомнив про пиво, он уже не мог бы вспомнить про кофе. Одно исключало другое, и если бы, встретившись с Жуковым, они начали вместе вспоминать вчерашний день, оказалось бы, что Жуков тоже помнит пиво на мосту, а если бы оказалось, что он помнит за круглым столиком кофе, то Носиков тут же перестал бы помнить про пиво и стал бы помнить про кофе, как они вместе его пили.
P.P.S. Прошлое, которым люди делятся, должно быть согласовано в деталях. Со стороны прошлого это происходит автоматически. Хотя не исключены исключения.
66
Носиков никак не решался нанести визит ограбленному Никанору Петровичу, но однажды, проезжая в трамвае, увидел человека, который стоял на площадке около самой выходной двери.
На остановке дверь заело, и она не могла открыться. Тогда человек достал из сумки нехитрую железку, просунул, нажал – и дверь открылась.
Выходящие дамы благодарили героя.
На следующей остановке повторилось то же самое.
Тогда железный инструмент показался Носикову знакомым, и человек – тоже.
– Так, наверное, и выглядит фомка, – подумал Носиков, – а человек, наверное, тоже известный.
– Петрович, – тихо позвал он, и человек обернулся.
Только неизвестно, какой это был Петрович, – реальный Никанор или Николай Петрович из третьего рассказа.
– Вы согласны с тем, что наша реальность не должна быть слишком причесана? – спросил Носиков, трогая человека за локоть. – То есть, она должна допускать внутри себя некоторую несогласованность сюжетов. В этом богатство мира и знак его подлинности. – Носиков обернулся посмотреть, откуда эта последняя мысль пришла ему в голову. – Поэтому, – продолжал он, – будучи по отчеству Петровичем, вы в равной степени можете оказаться Никанором, Николаем или Никитой. Не в равной, разумеется, степени, – он поправился, – но я готов допустить все три варианта.
– Клепиков моя фамилия, – сказал человек.
67
– Три раза квартиру грабили, а потом еще побили в трамвае, – говорил хмурый Никанор Петрович, открывая дверь ключом большого размера, – поэтому дочку к себе пустил, Тамару, пусть живет.
Он оставил ключ и нажал кнопку звонка.
Дверь открыла девица в широких белых штанах и майке с надписью мелкими буквами поперек груди большого размера.
– В трамвае, наверное, вас не побили, а обокрали, – заметил Носиков.
Никанор Петрович неопределенно хмыкнул и, прихрамывая на одну ногу, направился на кухню. Носиков последовал за ним. Поставил на стол купленную бутылку водки.
– Я раньше пил молдавское красное, – сказал Никанор Петрович, разливая по стаканам, – а после того как ограбили, оно мне в горло не лезет.
– Знаю, – кивнул Носиков, – «Санта Мария», «Санта Луиза», «Санта Тереза».
– Что-то ты слишком много знаешь. – Никанор Петрович посмотрел с подозрением. – Откуда?
– Марина рассказывала, – соврал Носиков.
– Так вы знакомы? – Тамара расставляла на столе закуски – хлеб, колбасу, маринованные грибы и банку с солеными огурцами. Села за стол напротив Носикова.
– Как-то знакомы, – сказал Носиков.
– За знакомство. – Никанор Петрович поднял стакан. – Я еще в трамвае почувствовал, что ты свой вроде бы человек.
– Наш Петрович на улице с чужими не знакомится, – засмеялась Тамара.
– Но, – Никанор Петрович хитро посмотрел на Носикова, – я что-то почувствовал, но я еще не до конца все почувствовал.
– Приходил ее муж, Маринкин, Николай, – сообщила Тамара, – говорил, она куда-то уехала и не сказалась. Может, знаешь, куда?
– Не знаю, – Носиков мотнул головой.
Он взял на вилку соленого огурца из банки и следом – кусок колбасы.
Никанор Петрович разлил по стаканам и поставил на стол вторую бутылку.
– Хотел бы за что-то выпить, а не знаю за что, – произнес он с долей удивления в голосе. – Вот ограбили меня три раза, побили ногами, в трамвае обокрали, хорошего, конечно, мало, теперь молдавского не пью, фомку ношу с собой – во избежание. Но чувство такое, словно кончилось кино. Кончилось кино – и что дальше?
– Выпьем тогда за продолжение фильма, – машинально произнес Носиков.
– Какого еще фильма? – спросил Никанор Петрович.
«Того самого», – хотел сказать Носиков, но промолчал.
– У тебя, вроде, было ко мне дело. – Никанор Петрович опустошил свой стакан и со стуком поставил, а Носиков только пригубил.
«Нет уже никакого дела», – подумал он и попытался прочесть надпись на бюсте Никаноровой дочки. Буквы были мелкие и не стояли спокойно.
– Куда уставился? – спросил Никанор.
– Мне что, пусть читает, – сказала дочка.
«А ведь она ему не дочка», – подумал Носиков, ощутив непонятный укол ревности. Он представил ее в длинной юбке с разрезом сбоку. Или как она сидит на стуле, подвернув под себя босую ногу. А серые туфли на низком каблуке стоят рядом на полу, соприкоснувшись носами.
Никанор Петрович открыл бутылку и начал разливать по стаканам.
– Я, наконец, почувствовал, что хотел почувствовать, – сказал он вдруг хмуро. – Я почувствовал, что мне хочется ударить тебя по морде.
Он медленно начал подниматься из-за стола.
– Не понимаю, – пробормотал Носиков. – Зачем это?
– Чего тут понимать, он хочет, – сказала дочка. – А ты сиди, – взяв за плечи, она усадила Никанора обратно на его место.
– Суки, – прохрипел Никанор, – педерасты. – Он толкнул стол, ударив ладонью по краю. Водка в стаканах всплеснулась.
– Я, пожалуй, пойду. – Носиков стал пробираться к выходу. Замок на двери не поддавался. Дочка Никанора подошла, протянула руку к защелке. Или не дочка. В узком междверном пространстве она оказалась совсем близко. Носиков замешкался. То, что он хотел сделать, казалось естественным, но ему потребовалось некоторое усилие воли, чтобы принудить себя к шагу. Он обнял девушку, или привлек к себе, или провел рукой – вдоль тела и ниже, задержавшись на том месте, где кончался разрез на воображаемой юбке. Было тесно. В одну дверь Носиков упирался левым плечом, в другую – правым, и не знал уже, куда двигаться – вправо ли, влево, пока не услышал: «До свидания, заходите еще», – в створ уже закрывающейся двери, кажется так.
Потом, стоя на лестничной площадке перед закрывшейся дверью, Носиков уже не мог вспомнить, не мог разглядеть в клубящемся за спиной облаке возможностей, что именно там было – оттолкнула она его, ударила или на какое-то мгновение прижалась в ответном движении, в этом узком междверном пространстве, придвинулась телом и грудью.
68
В какие-то дни Носикову попался в руки роман о приключениях искателей сокровищ в Африке. Он взялся его читать отчасти потому, что хотел пополнить список мудрых зулусских вождей – бесполезная идея, из тех, которыми Носиков увлекался, когда других не было.
Он думал, что повернутое имя какого-нибудь вождя может вывести его на реального человека. Может быть, даже – давно знакомого. «Я сказал бы ему, кто он такой, – думал Носиков, – и посмотрел бы на него после этого».
Еще не начиная читать, Носиков решил проверить людей, с которыми сталкивался в последнее время, на предмет их скрытых зулусских имен, которые получались из настоящих путем поворота в левую (зимнюю) сторону. Оказалось, что Жуков мог быть зашифрованным зулусом по имени Гетир, если бы такой существовал в природе. У Ипполита было звучное имя Аххинас, у Петрова – Хослир, у Георгия – Поилпай. Впрочем, ведь он и без того был Сеге по имени Mono. Какие-то из этих имен были похожи на имена древнегреческих героев, или каких-то других героев, другие тоже были на что-то похожи, но на имена зулусских вождей – вряд ли. С женскими именами было сложнее. Для Даши получалось непроизносимое Жфцф, для Ларисы – Нфламф. Буква А, которая встречалась почти в каждом имени, была неудобной. Подправить что ли шифр, поднималась мысль. Если бы Носиков сочинял шифровальную таблицу теперь, он позаботился бы о приемлемом звучании слов, которые получаются при переходе в одну сторону или в другую. Гласные должны переходить в гласные, сочетания согласных тоже нужно принимать во внимание, чтобы не было каких-нибудь неудобопроизносимых «жмсл» и «чткв». Но менять шифр сейчас – наверное, это было против правил, да и слишком многими ниточками этот шифр вплетался в ткань событий. Носиков подумал о негре Шмоку, японце Сихучиси, грузине Тулшил-жихели, с которыми жалко было расставаться, о реально существующем африканце Силтулжуни. А у жены сантехника – Марины – хорошо, если б имя было без этой несчастной буквы – например, Соня, Эля, Зоя. Хотя и из этих имен ничего благозвучного не получалось – Мизю, Ыню, Бию, все равно ерунда.
Менеджер в повороте на лето будет «возожгол», думал Носиков, а повернутый в зимнюю сторону – «сулучдув». Он читал книгу. Там искатели сокровищ в количестве трех человек блуждали по необъятным пространствам Африки среди саванн и джунглей. Точной карты у них не было, а только набор примет. Они несколько раз теряли друг друга, потом находили. Был старый охотник, который – тоже несколько раз – приходил на помощь, появляясь в нужное время в нужном месте. Был злодей, он тоже искал сокровища, притворяясь ученым, собирателем бабочек, но при этом был в сговоре с бандой разбойников, все время рыскавших неподалеку. Еще были два негритянских племени, к сожалению, не зулусы, которые повсюду бродили наподобие черных цыган. Одно из племен было в союзе с разбойной бандой, а другое – дружественно главным героям, в нем упомянутый охотник на бегемотов был принят в качестве почетного члена.