Энтони не собирался идти в свои покои, он хотел просто где-нибудь посидеть, собраться с мыслями, потом, может быть, поговорить с Теодором. Но едва он, миновав бальную залу, вышел в боковой коридор, как ему стало совсем худо. Ноги задрожали, накатилась отвратительная дурнота, стены вокруг начали плавно поворачиваться. Он прислонился к стене рядом с дверью в одну из дамских уборных, стараясь не упасть…
Казалось, Энтони нырнул в серый туман лишь на мгновение, но когда он очнулся, то был уже не в коридоре, а лежал на кушетке, над ним – лепной потолок. Пояс и камзол расстегнуты, в воздухе – слабый запах нюхательной соли. Рядом на небольшом пуфике женщина – худое удлиненное лицо, темно-русые волосы, зеленоватые глаза. Какое-то мгновение он воспринимал ее как часть сна, потом вспомнил имя и попытался привстать.
– Не надо, – покачала она головой. – Полежите немного.
– Странное ощущение, – попытался он улыбнуться. – Я не привык так лежать в присутствии дамы.
– Полежите, иначе обморок может повториться… – Она не приняла шутки, она была невероятно серьезна.
– Как я здесь оказался?
– Я шла по коридору, увидела, как вы цепляетесь за стену, позвала лакея, и он принес вас сюда…
– Какой ужас, – вздохнул Энтони. – Через полчаса весь дворец будет болтать, что генерал Бейсингем грохнулся в обморок.
– Не будет, – резко сказала она. – Это был наш лакей. Он не болтлив.
Энтони знал имя этой женщины – но, впрочем, никогда не смотрел на нее, как на женщину. Для этого она была недостаточно хороша собой, а главное, недостаточно женственна. Глядя на Александру Монтазьен, младшую сестру королевы, многие удивлялись, как в одной семье могли родиться такие разные дети: прелестная, мягкая, как кошечка, Бетти и резкая, хмурая Сана, в полной мере унаследовавшая как фамильное лицо, так и фамильное высокомерие. Вот уже два года она была помолвлена с Раулем Альтьери, младшим сыном знаменитого графа, но свадьба все оттягивалась. Рауль, в отличие от отца и брата, предпочитал женщин, но злые языки поговаривали, что он попросту не может решиться завершить дело браком, пугаясь характера невесты.
– Выпейте вина, – сказала Александра, подсовывая под голову Энтони валик. – Вы выглядите чуть-чуть краше покойника. Если вы так слабы, зачем было приезжать во дворец? Подождали бы еще недельку, ничего бы с Бетти не случилось…
– Нет уж, такие дела лучше делать побыстрее… – все еще слегка задыхаясь, ответил он. – А то мало ли…
– Понимаю, – иронично усмехнулась Александра.
– Боюсь, вам все же неизвестна глубина тех верноподданнических чувств, которые я питаю к Ее Величеству… – Черт ее знает, вроде бы у нее не слишком теплые отношения с сестрой, но вдруг это не так?
– Я прекрасно понимаю глубину ваших чувств, – поморщилась она, – которые стали особенно глубокими после тюрьмы. Я права?
Под насмешливым взглядом зеленых глаз Энтони невольно покраснел. Чтобы скрыть смущение, он сел, прислонившись к стене, оглядел комнату. Это на самом деле оказалась дамская уборная. Засов в двери был заложен.
– Я не хотела, чтобы всякие индюки и курицы совали сюда нос, – она поняла все без слов. – Вот уж тогда и вас, и меня трепали бы в каждом углу.
– А если королева узнает, что мы с вами тут, в запертой комнате… – испытующе взглянул он на Александру.
– Ну и что? – усмехнулась та.
– Что она сделает?
– Что бы ни сделала – пусть только попробует. Кто она – и кто я?
– Что? – не понял Энтони.
– Ничего, милорд. Это наши семейные дела. – Александра слегка смутилась. – Отец не даст меня в обиду никому и никогда. Я у него любимица…
– А кто не даст в обиду меня? – Энтони стремительно поднялся, намереваясь шагнуть к двери, но комната закачалась с такой силой, что он невольно охнул и упал обратно на кушетку, прошептав: – Если вам не трудно… помогите мне лечь… и откройте все-таки дверь…
Александра уложила его, подошла к двери, отодвинула засов и вернулась.
– Вот уж никогда бы не подумала, что вы так пугливы, лорд Бейсингем, – усмешка стала презрительной.
Он молчал, пытаясь отдышаться.
– Да что с вами, в конце-то концов? – нетерпеливо воскликнула она. – Может быть, позвать лекаря?
– Не надо… Ничего… – прошептал Энтони. – Все пройдет… Надо только немножко полежать…
На самом деле ему было не так уж и плохо. Но Бейсингем решил извлечь все, что возможно, из этой неожиданной встречи. А могучий инстинкт ловеласа говорил ему, что такие женщины, как Александра, нечувствительны к знакам внимания и многозначительным улыбкам, но легко поддаются, когда надо оказать помощь больному или раненому. Он помолчал еще некоторое время, потом вздохнул и слабо улыбнулся.
– Спасибо… Я действительно слишком рано поднялся. Александра дала ему еще вина. Энтони, повернув голову, поцеловал ее руку и снова благодарно улыбнулся. Она нахмурилась и внезапно спросила, глядя в упор насмешливыми зелеными глазами.
– Почему вы не уехали?
– Уехал? Куда? – не понял Энтони.
– Куда-нибудь. В Ольвию… В Балиа… Вы оскорблены и унижены. Вам пинком указали ваше место. А после этого вы на брюхе ползете к трону, целуете ударившую вас руку и лепечете: «Благодарю вас, Ваше Величество!» Вы трясетесь от страха, и все равно вы здесь. Почему?
– Я встречал эмигрантов… – скривился Энтони. – Жалкие существа. Не хочется быть таким. Да и семейная традиция не позволяет: Бейсингемы были всегда лояльны короне – короне, а не монарху. На чьей бы голове она ни находилась, леди Александра, и каковы бы ни были последствия…
– Я знала, что оверхиллские быки упрямы и тупоголовы, – поморщилась она, – но не знала, что до такой степени. Впрочем, пока что можете особенно не трястись. Сейчас вы будете любимой куклой Бетти, она станет осыпать вас милостями и подарками. Как вам маршальский жезл – неплохая плата за царственный пинок, не так ли? Потом, когда вы ей наскучите – не знаю… а пока – спите спокойно. Я все же позову лекаря. Пусть будет свидетель, что вы не занимались ничем недозволенным. Хотя бы потому, что сейчас вы явно к этому не способны…
Она поднялась и вышла. Энтони остался в одиночестве. Надо же – не успел он приняться за дело, как Александра тут же поняла его игру. С ней явно так нельзя – а как с ней можно? Нет, насколько все сложно, когда имеешь дело с умными женщинами. С дурочками гораздо проще…
Александра прислала не лекаря, а одного из адъютантов королевы. Гвардейский полковник позаботился обо всем. Двое слуг, бережно поддерживая, отвели Энтони в его покои на втором этаже жилой половины дворца и уложили в постель. Появился лекарь, тоже попенял ему, что он поднялся слишком рано, и велел оставаться в постели впредь до особого разрешения. Затем приготовил снотворное.
– Оставьте и ступайте, – сказал ему Энтони. – Я немного почитаю перед сном, а потом выпью.
Лекарь откланялся и ушел. Бейсингем полежал еще немного, прислушиваясь к себе – вроде бы ничего, полегчало. Тогда он поднялся, хотел было вылить снотворное в уголок камина, однако передумал и принялся осматривать свои покои.
Они были невелики, но обставлены с вызывающей роскошью, это он сразу заметил – везде дорогая мебель, картины, безделушки. В спальне имелись две двери: в одну они вошли, вторая вела в гардеробную. Заглянув туда и обозрев пустые шкафы, Энтони проделал обратный путь по анфиладе комнат, по которой его провели час назад: спальня, будуар, гостиная. В гостиной снова две двери. Он сунулся в левую – завидев его, из-за стола поднялся гвардейский лейтенант-порученец, со скамьи вскочил дежурный лакей, и оба уставились выпученными не то от удивления, не то от усердия глазами. И то верно: маршал в ночной рубашке – зрелище далеко не ежедневное. Энтони махнул им рукой – садитесь, мол, – и повернул обратно. За правой дверью, как он и ожидал, оказался кабинет. Не требовалось иметь стратегическое мышление, чтобы понять: роскошные покои на деле были красивой клеткой. Анфилада имела единственный выход – через приемную, окна смотрели во внутренний двор, отгороженный гладкой стеной, и даже ключей в замках не было. А если поискать по стенам, то наверняка обнаружатся секретные дырочки для подглядывания. Зато в каждой мелочи ощущалась забота, сладкая и навязчивая, как медовые соты.
В кабинет стащили, кажется, все книги по военному делу и все романы из дворцовой библиотеки. В столе – его собственные личные бумаги, вплоть до черновиков писем, и все разложено точно в том порядке, какой ему был привычен. Он пару минут посидел, ошеломленный, потом догадался: само собой, бумаги были взяты при обыске, с точной описью, а теперь их вернули, разложив в том же порядке. Значит, в каком-нибудь уголке найдутся и деньги, и фамильные драгоценности – все ценное тоже забирали во время обысков. В случае, если арестованный бывал осужден, ценности отходили в казну, если нет – возвращались владельцу.
Так оно и оказалось: в небольшом резном шкафчике нашлись ордена и деньги – с точностью до фунта, в гардеробной – фамильные драгоценности, даже пожертвованные им рубины, и те лежали на положенном месте в ларце красного дерева. А в конюшне, наверное, ждет Марион…
В покоях было холодновато – именно так, как он приказывал топить у себя дома. Энтони не любил излишнего тепла, но сейчас его слегка знобило. Тогда он вернулся в постель, закутался в одеяло и, бросив рядом с собой роман, принялся размышлять.
«Любимая кукла Бетти», – сказала Александра. Можно сколько угодно обижаться, но ведь так оно и есть. Как все здесь устроено – даже в мелочах именно так, как он привык. Разве что гардеробная пуста – но завтра наверняка явятся портные, ради него Бетти усадит за работу полгорода. Все, что угодно милорду… Милорду куда угоднее было бы оказаться сейчас в маленькой комнатке на третьем этаже особняка Баррио, но об этом лучше забыть. Хорошо, что он не вылил снотворное. Энтони взял чашку, сделал вид, что пьет, потом уронил ее на ковер, чертыхнулся и махнул рукой. Пусть кто хочет разбирается, сколько он пролил – все или остатки. Но снотворного он не потерпит – вдруг какая-нибудь важная персона соберется навестить его ночью в этих комнатах без замков и без охраны…