Узнав обо всем этом из Сети, мы отправились поглядеть на «Безоговорочную капитуляцию». Приезжаем по навигатору на берег залива, на то место, где должна стоять алюминиевая статуя, способная, как пишут, противостоять ветрам урагана 3-й категории, а там ничего не стоит, пусто. Интересуемся у прохожих:
– Где тут ваша «Безоговорочная капитуляция»?
– Какая такая капитуляция?
– Ну, «Целующий моряк» (так в обиходе называют скульптуру).
– Да вот же (махнув рукой в сторону пирса).
После чего с удивлением обнаруживается отсутствие статуи. Только один кто-то вспомнил прочитанную в местной газете новость о том, что ее передвинули куда-то в сторону. И вправду, «Безоговорочная капитуляция» оказалась задвинута вглубь каких-то невзрачных строений, рядом со скромной кафешкой, где ее как следует и не разглядишь.
Трансляция
Во вторник 14 августа 1945 года в семь часов вечера по вашингтонскому времени началась общенациональная трансляция речи Гарри Трумэна. Президент сообщил, что японский император согласился на условия капитуляции. Еще до окончания речи американцы вышли праздновать окончание войны на улицы своих городов. И не только своих. Американские солдаты танцевали на Риджент-стрит в Лондоне, распевали на Елисейских Полях в Париже песню Бинга Кросби «Don’t Fence Me In» – «Не запирай меня, дай мне проскакать по любимым бескрайним просторам в моем старом седле».
Не обошлось без инцидентов. На Окинаве американские солдаты начали беспорядочную стрельбу в небо, а экипажи стоящих на рейде кораблей восприняли салют как отражение атаки камикадзе – были убитые и десятки раненых. В Сан-Франциско пьяные моряки, в военных действиях участия не принимавшие, устроили беспорядки, грабежи и нападения на женщин.
На Таймс-сквер собралась самая большая толпа в истории Нью-Йорка. Люди смотрели на бегущую строку на доме № 1 – располагавшаяся в нем редакция «Нью-Йорк таймс» не переставая транслировала сообщение о капитуляции Японии. Из окон Центра моды на Манхэттене выбрасывали обрывки ткани, люди украшали ими окрестные тротуары.
Америку охватило всеобщее ликование. Солдаты вернутся с фронта – к моменту окончания боевых действий на Европейском и Тихоокеанском театрах военных действий находилось около 8 миллионов военнослужащих. Для сравнения упомяну, что численность Красной армии к маю 1945 года составляла всего на три с небольшим миллиона больше. Из-за нехватки мужчин на оборонные предприятия стали принимать женщин и подростков. Конечно, тяготы мирного населения были несравнимы с теми, что выпали на долю советского народа, и тем не менее в жизни американцев многое изменилось – по талонам продавались сахар, мясо, сыр, масло, выросли налоги, был введен контроль за потреблением бензина, прекращено производство новых гражданских автомобилей и запчастей к ним.
В Вашингтоне толпа попыталась прорваться на территорию Белого дома с криками «Мы хотим Гарри!». Прошло четыре месяца после того, как он после кончины Рузвельта, согласно Конституции США, занял президентский пост. И чуть больше недели – после Хиросимы, и чуть меньше – после Нагасаки, над которыми по его приказу 6 и 9 августа 1945 года взорвали по атомной бомбе. Одна называлась «Малыш», вторая – «Толстяк». Погибло не менее 110 тысяч человек, в основном мирных жителей, а общее число умерших от ран и лучевой болезни в последующие пять лет превысило 200 тысяч. Но в тот день никто из заполнивших Таймс-сквер людей об этом не вспоминал.
Альфред Эйзенштадт бросился туда, прихватив 35-миллиметровый фотоаппарат «Лейка». Обычно он фотографировал с помощью профессиональной «зеркалки», позволявшей снимать людей, не привлекая их внимания: камера висит у фотографа на шее, и непосвященный человек не догадывается, что уткнувшийся в свои ботинки чудак на самом деле наводит объектив на резкость. Однако свой самый известный снимок Эйзенштадт сделал открыто, ни от кого не таясь.
Молодой моряк сразу привлек его внимание. «Он носился по улице и хватал всех женщин, оказывавшихся в поле его зрения, – юных и пожилых, стройных и полных – и целовал их в губы, – позже вспоминал Эйзенштадт. – Я бежал перед ним со своей „Лейкой”, оборачиваясь и фотографируя». Эйзенштадт сделал три снимка, но ни один ракурс ему не нравился, как вдруг моряк схватил в объятия девушку в белом медицинском халате, и это было то, что надо. «Если бы она была одета во что-то темное, – признавался он потом, – не стал бы снимать, как и если бы на нем была светлая форма». В тот самый момент, когда моряк поцеловал медсестру, Эйзенштадт нажал на затвор фотоаппарата.
Вообще-то, для пуританской Америки (до сексуальной революции оставалось еще два десятилетия) поцелуи незнакомых людей друг с другом были чем-то из ряда вон выходящим. В некоторых штатах, как, например, в Айове, такое издавна считалось преступлением – задолго до харассмента. В Коннектикуте до сих пор не отменен закон, по которому по воскресеньям нельзя целовать жену, а в Индиане мужчине с усами запрещается целовать любого человека.
«И говорят, у эскимосов есть поцелуй посредством носа» (Андрей Вознесенский). Впрочем, мне неизвестно, происходило ли нечто подобное посреди того безумства поцелуев, вызванного известием об окончании войны, – в Вашингтоне, Канзас-Сити, Лос-Анджелесе, Чикаго, Майами.
Фоторепортаж под заголовком «Солдатские поцелуи от побережья до побережья» вышел в журнале «Лайф» 27 августа 1945 года. В нем нашлось место и для фотографии, сделанной Эйзенштадтом, – наряду с другими, снятыми во время народных гуляний в других городах. Где-то в середине журнала, на 27-й странице. На обложку она попала 60 лет спустя, а тогда, в августе 1945 года, запечатленные на ней мужчина и женщина не знали, что их случайный поцелуй уже принадлежит истории.
Манхэттенский проект
Гарри Трумэн узнал о сути Манхэттенского проекта только после смерти президента Рузвельта. «Мы разработали самое ужасное оружие в истории человечества», – написал Трумэн в своем дневнике 16 июля 1945 года, как только ему сообщили о проведенных в Нью-Мексико успешных испытаниях первой в мире атомной бомбы. Два дня спустя, в день открытия Потсдамской конференции, он решил огорошить этой новостью Сталина и гордо поведал ему о создании нового оружия «необыкновенной разрушительной силы». Но тот остался невозмутим. Присутствовавший при этом Уинстон Черчилль решил, что Сталин ничего не понял из сказанного. Он заблуждался. Обо всех параметрах взрывного устройства и даже о предполагаемой дате американского испытания нью-йоркская резидентура НКВД сообщила в Москву за две недели до самого события.
Участвовавший в конференции Георгий Жуков вспоминал, что Сталин в его присутствии рассказал об этом разговоре Молотову и добавил: «Надо будет переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы». «Я понял, – пишет Маршал Победы, – что речь шла об атомной бомбе. В. М. Молотов тут же сказал: „Цену себе набивают”. И. В. Сталин рассмеялся: „Пусть набивают…”».
26 июля 1945 года на Потсдамской конференции была принята декларация с требованием безоговорочной капитуляции Японии. В тот же день крейсер «Индианаполис» доставил атомную бомбу «Малыш» в расположение американской военной базы на один из Северных Марианских островов. На обратном пути он был торпедирован японской подводной лодкой и быстро пошел ко дну. Из 1196 человек, находившихся на борту, был спасен лишь каждый четвертый, большинство погибших стали жертвами акул.
28 июля 1945 года японское правительство отклонило требования Потсдамской декларации. К этому времени приказ об атомной бомбардировке уже был готов.
«Рузвельт, в отличие от Трумэна, будь он жив, не воспользовался бы атомным оружием», – сказал Альберт Эйнштейн, выступая в 1951 году в Принстонском университете. Правда, и Трумэн поначалу отверг предложение Комитета начальников штабов использовать атомные бомбы против Японии. Лишь после того, как военные эксперты ознакомили его с прогнозом ведения боевых действий на Японских островах, он изменил свое мнение. Они утверждали, что, если США примут решение туда высадиться, сопротивление японской армии резко усилится, и тогда война продлится еще не менее года, а расчетные потери армии США составят около 1 миллиона погибшими. Понимая, что президенту не простят гибели такого числа сограждан, Трумэн санкционировал применение атомного оружия. Атомная бомбардировка, мотивировал он свое решение, заставит Японию выйти из войны, и это сохранит сотни тысяч жизней как американцев, так и японцев. Откуда такие цифры потенциальных потерь? Во время битвы на одном только острове Окинава, длившейся с апреля до июня 1945 года, погибли примерно 21 тысяча американских и 77 тысяч японских солдат.
До сих пор продолжаются споры, были ли эти атомные бомбардировки необходимы для достижения победы в войне на Тихом океане. Сторонники говорят, что именно они послужили причиной капитуляции Японии, долго отказывавшейся капитулировать, и помогли сдвинуть баланс мнений внутри японского правительства в сторону мира. Противники уверяют, что не было военной необходимости для применения ядерного оружия, поскольку Япония уже была практически разбита. Последнее я слышу с самого детства: советская пропаганда называла американские атомные бомбардировки Японии «геноцидом». Нас учили еще и тому, что основной целью атомных бомбардировок была демонстрация атомной мощи США Советскому Союзу перед его вступлением в войну с Японией на Дальнем Востоке. Советский Союз начал боевые действия в день взрыва бомбы над Нагасаки – меньше чем за месяц Квантунская армия была разгромлена. Но в Америке полагали, что надо было бомбардировать Нагасаки и Хиросиму, дабы предотвратить еще одну Окинаву.
Одним из участников битвы за Окинаву был 22-летний квартирмейстер (по-нашему старшина) Джордж Мендонса, тот самый моряк, что спустя три месяца поцеловал незнакомую девушку в белом халате на Таймс-сквер.
Рыбак с Род-Айленда
11 мая 1945 года два японских самолета-камикадзе один за другим врезались в авианосец «Банкер Хилл» (CV—17) у острова Окинава. Люди спасались от огня, прыгая в воду. Всего погибло 346 моряков (43 тела так и не были найдены). Матросы пришвартованного рядом эсминца «Салливан» приняли участие в спасательных работах, сели в шлюпки и стали вылавливать раненых. На борту их передавали в руки медсестер. Одним из спасателей был Джордж Мендонса.