— Поеду в школу, а оттуда — по деревням. Уроки давно уже начались, а учеников приходит всего семеро. Подумать страшно.
— Боятся малыши переправляться через озеро?
— Вот уж! Людей не стало. А когда не стало людей, то не стало и детей. А другие просто не посещают.
— Хотите поднажать?
— Попробую. Что-то надо делать. Нажму на родителей. Что творится, ведь могут школу закрыть, и так уже она на волоске висит, детей с каждым годом все меньше, перебирается народ в города и поселки.
— Вы на молодежь поднажмите… Разве бедно живут теперь? Пускай побольше детей заводят.
— Да сколько там этой молодежи… Поехали?
— Охотно бы вместе с вами поездил, вдвоем мы покрепче бы на них насели, да вот с самого утра решил побродить по новым местам, осмотреть все уголки, собираюсь даже в лес отправиться. Может, еще когда поедете?
— Если сегодня не успею всех объездить.
— Удачи вам в переговорах.
Шагая по шоссе, перед домом Адомаса, за заборчиком он увидел грузовик. Адомас издалека заметил доктора и поздоровался. Нагнувшись, шофер рассматривал колесо машины.
— И вы уже в город переезжаете? — рассмеялся доктор.
— Где уж там! Достал машину и человека, сейчас в лес съездим, у меня там дрова куплены. Надо привезти, пока дожди не зарядили.
— Хотите, помогу?
— Не шутите.
Попросившись в лес, доктор Бенас почувствовал, как на миг у него даже голова закружилась. Вид осеннего леса, дни детства, когда лазил по деревьям или босиком бегал по теплому мху, странным теплом согрели грудь. Когда же в последний раз он был осенью в настоящем лесу? Бенас усмехнулся, подумав, что с того дня, пожалуй, прошли десятилетия.
— Очень бы хотелось съездить с вами в лес, Адомас. В детстве мы с братом рубили в лесу дрова. На низ телеги бросали зеленые ветки, на верх метровые полешки, а потом — опять ветки. Однажды егерь все-таки нас поймал…
— Если только хотите, доктор, то поехали.
— Меня возьмете? — поздоровавшись, спросил Бенас у шофера.
— По правилам в кабине сидят двое, но поедем по проселочной. Как-нибудь уместимся, — важно ответил шофер.
— Тогда я полезу наверх, — сказал Адомас.
— Не стоит. Потеснимся, — ответил шофер.
За городком грузовик свернул на ухабистый большак. Адомас сидел между шофером и Бенасом. Он весь сжался, чтоб занимать поменьше места.
В лесу еще щебетали какие-то птахи, но все было уже не то. Между деревьями бродила тоска, возвещая, что время миновало. Деревья готовились погрузиться в дрему, и лишь несколько пташек щебетало больше с разбега или по недомыслию, а скорее всего, потому, что им положено было так делать. Одна сорока горланила как всегда агрессивно и неравнодушно лишь себе самой. Пахло прелыми листьями. И как раньше Бенас торопился в лес, так сейчас жаждал вырваться из него. Вялый покой и осенняя пустота угнетали его. Становилось невмоготу.
— Только человеку, полному иллюзий, молодому и здоровому, может быть хорошо в унылом лесу. Тогда он еще больше ощущает свою силу, — поднимая бревнышко, вполголоса сказал Бенас.
— Что, доктор? — не расслышав, отозвался Адомас.
— Неживой уже лес, Адомас.
— Не стало лета-то…
Шофер равнодушно пинал башмаком выгнивший пень.
Когда машина была нагружена, Адомас решил еще побросать наверх сухого хворосту, навалил целую кучу, потом перекинул веревку, забрался наверх и, просунув под нее толстый кол, принялся затягивать. Ветки с хрустом ломались.
— Не рассыпятся, не мякина, зачем там затягивать? — сказал снизу шофер.
— Бревна страшные. Сползут по дороге, и аминь, — ответил Адомас. Изо всех сил налегая на ветки, еще два раза обкрутил кол, шофер завел машину, он ждал только, когда слезет Адомас, а Бенас находился с той стороны, куда Адомас должен был спустить ноги. В этот миг Адомас где-то наверху крикнул страшным голосом и полетел с машины на другую сторону, прямо под елку, — туго натянутая веревка вырвала кол, засунутый в кучу хвороста. Хлопнула дверца кабины, и тут же Бенас услышал испуганный голос шофера:
— Доктор!
Адомас лежал без сознания. Изо рта текла кровь, колени были поджаты к животу. Бенас наклонился к его лицу, машинально взял его руку.
— Что с ним? — еще больше испугавшись, спросил шофер.
Бенас поднял Адомаса на руки и понес к кабине.
— Заберитесь наверх и привяжите хворост, чтоб не рассыпали на дороге, — сказал шоферу Бенас.
Бенас держал на коленях голову Адомаса, согнутые ноги его касались колен шофера — Адомас был небольшого роста и от боли весь сжался.
Тяжело груженая машина то и дело проваливалась в ямы, у шофера выступила испарина, и руки у него вспотели.
— Не волнуйтесь, езжайте как ехали. Черт возьми! Ведь не один едете, с доктором!..
— Господи, какой ужас!
— Ничего. Выдержите.
Из амбулатории позвонил в «скорую», там ответили, что обе машины уехали по вызову, скоро могут не вернуться.
— Обе? Куда? Если на рыбалку, то на какое озеро? — сердито крикнул Бенас.
— А кто спрашивает? — раздался чуть растерянный и более мягкий голос.
— Министр… Предлагает вам место в Вильнюсе, а вы не поняли намека… — Бенас швырнул трубку, потом набрал номер больницы.
— Скажите, чтоб хирург приготовился. Срочный случай.
— Да вот… — услышал в трубке робкий женский голос.
— В чем дело? Вы меня поняли?
— Да…
Машина, раскачиваясь, неслась по той же дороге, по которой он уже ездил с учителем. Теперь в его сознании с необыкновенной яркостью проступали виденные раньше картины, даже слова, когда-то кем-то сказанные, звенели в ушах. Машина от тяжести клонилась в стороны, мелькало голубое ведерко, на белоснежные спины свиней падали лепестки…
— Доктор, уже, — тронул Бенаса за локоть шофер.
Ступая по ослепительно белому коридору к операционной, Бенас увидел старого-престарого человечка. Он был до того сед и до того бесплотен, что казалось, взмахни он только полами своего белого халатика, и взлетит к потолку. Его голова странно качалась в стороны — как будто он с трудом удерживал ее на плечах.
— Наш хирург, — шепнула выбежавшая навстречу Бенасу сестричка. — Сейчас он прооперирует этого человека.
От злости у Бенаса потемнело в глазах, его руки задрожали. Может ли такой старичок, такой божий одуванчик, оперировать Адомаса?
— Хирург? — сдерживая ярость, негромко спросил доктор Бенас, внимательно глядя на человечка, который сунул в рот какую-то таблетку или горошину и, поднатужась, проговорил, как мог громче:
— Пациент уже подготовлен?
Не иначе как издевательство! Голос хирурга пробивался словно через кучу мякины, сипя и угасая, пока не вырвался-таки наружу, но таким слабеньким, что едва можно было разобрать слова. На морщинистой шее старичка вздулись голубые жилы. Хирург спрашивал, однако отвечать было некому, сестричка куда-то исчезла. Бенас собирался пройти мимо.
— А тут кто ошивается? — снова просипел этот продуваемый ветром хирург, но уже куда мощнее и четче. Бенас остановился, словно вкопанный.
— Профессор, это врач. Он этого человека привез, — объяснила появившаяся откуда-то сестричка. — Больного уже можно оперировать.
— Врач?.. — покосился сквозь толстые стекла очков профессор. — Хм-м… Диавольски не похоже, диавольски… Хотя… Эти нынешние врачи! Расплодились будто бациллы… Легких от кишок не отличает, а уже доктор! — почти закричал он, таким мощным и ясным голосом, что сестричка смущенно покосилась на Бенаса, который сделал шаг к хирургу и тоже закричал:
— Я уже слышал, что вас здесь величают профессором, но я не позволю издеваться… Что вы надумали? Можно ли в ваши руки отдать судьбу человека? Сердитесь, сколько вам угодно, но поймите, чем вы рискуете… Это же издевательство над всем на свете…
Белый профессор нервно мотал головой. Казалось, что слова Бенаса не произвели на него ни малейшего впечатления.
— Странно, что вы меня не узнали… И видеть не довелось? Странно… Весьма… А я-то думал… Как говорится, пеняйте на себя.
— Я на самом деле вас не знаю, но не в этом суть. Я уже сказал, что судьбу этого человека в ваши руки отдавать нельзя, поэтому оперировать буду я. Нельзя человека из одной опасности бросать в другую! — Бенас сам удивился силе своего голоса. А может, старик и впрямь творит с людьми чудеса? Ни черта! Положение отверженного стало Бенасу невмоготу, и больше ничего.
Словно приплыв из-за дальних морей, неожиданно наполнили его сила и уверенность в себе.
— Вы! — взвизгнул малюсенький профессор. — Вы собираетесь оперировать? Не смешите людей! Знаю таких, как облупленных. Вы уже не по этой земле ходите… — Его опухшие глаза за толстыми стеклами сверкнули. — Не позволю. Спасибо, что работенку мне привезли, а то весь день лодыря гонял. Куда там весь день — целую вечность. Премного благодарен. Пошли! — властно сказал старичок сестричке, нырнул в белую дверь и громко захлопнул ее за собой. Сжатый воздух ударился в грудь Бенаса.
— Циркач! — вскричал Бенас, бросился было к двери операционной, однако остановился, повернулся и медленно побрел по коридору, ища взглядом наружную дверь, а в это время появилась другая сестричка, взяла его под руку и повела по коридору, приговаривая:
— У нас тут запутано, многие уже блудили, особенно с непривычки, кто первый раз к нам попадает…
Доктору Бенасу показалось, что сестричка тащит его насильно, поначалу он повиновался ей, сам хотел выйти на воздух, но вскоре занервничал и сказал:
— Да пустите вы меня, из больниц я всегда выхожу сам…
Дверь открыл тихо, вышел на цыпочках, так же осторожно затворил ее.
Остановился на дворе у стены больницы. Где-то в палате или в кабинете зажгли свет, по-видимому, в доме стало темно. На белой стене Бенас увидел свою тень. Она была какая-то рыхлая, лохматая, рваная. Глядя на тень, Бенас развел руками, тень сделала то же самое. Пятясь от нее, он видел, что и тень что-то проделывает, шевелится, однако за ним не идет, а начинает уменьшаться.