— Быть может, поговорим по дороге? — предлагает Лукас.
Филиппа вздыхает.
— Отлично, ничего не забудьте.
На обратном пути ей уже не нужно ехать быстро. От этого уже не зависит ничья жизнь. Время сейчас уже не имеет значения. Поэтому Филиппа то и дело тормозит в час пик.
Лукас держится руками за приборную панель. Мы с Джейкобом скользим по сиденью. Лара хватается за дверь и корчит гримасы. Полагаю, в карете нас бы так не трясло.
— Филиппа, — говорит она, оглядываясь через плечо. — Ты знаешь, что у тебя на заднем сидении гроб.
— Это Фред, — отвечаем мы с Джейкобом одновременно.
— Отлично, — отвечает Лара, словно это всё проясняет.
К тому времени, когда катафалк прокатился по Французскому кварталу и подъехал к отелю Кардек, мы всё рассказали Филиппе и Лукасу.
Лукас делает пометки в своей записной книжке, но советует рассказать обо всём Рене и Майклу, чтобы они смогли сделать надлежащую запись о том, что мы видели и чему научились.
— Для следующего раза, когда случится нечто подобное, — говорит он.
— Для следующего раза? — восклицает Джейкоб. — Нет уж, спасибо.
И в кои-то веки я полностью согласна. Всех этих Эмиссаров и мостов мне хватило по горло, ещё долго скучать не буду.
Лукас, Джейкоб и я вылезаем из катафалка, но когда я поворачиваюсь, то вижу, что Лара всё ещё внутри.
— Ты идёшь?
Она мотает головой.
— Думаю, твои родители начнут что-то подозревать, — говорит она, — если я останусь на ещё одну ночь. Филиппа предложила мне переночевать у неё.
— Будет весело, — говорит Филиппа. — Аметист любит компании. А вот Байрон не очень.
— Байрон твой парень? — спрашиваю я, а Филиппа хихикает.
— Нет, это моя змея.
На лице у Лары паника.
— Уверена, что не хочешь остаться с нами? — спрашиваю я.
Она глотает ком в горле и качает головой.
— Нет, всё будет в порядке.
Автомобили сигналят, чтобы катафалк двигался дальше.
— Как грубо! — говорит Филиппа. — У живых нет никакого уважения к мёртвым. — Она переключает скорость. — Сладких снов! — кричит она, и после этого они уезжают.
Лукас поворачивается ко мне.
— С тобой всё будет в порядке? — спрашивает он.
Глотаю ком в горле и киваю.
— Думаю, да, — отвечаю я. — По крайней мере, пока.
Лукас одаривает меня слабой улыбкой.
— Если история и учит нас чему-либо, — говорит он, — так это как жить в настоящем.
Мы с Джейкобом прощаемся с Лукасом и заходим в отель через вестибюль, зал для сеансов всё ещё закрыт.
Поднимаясь по лестнице, я готовлюсь к одной из маминых с папой лекций о том, что нельзя задерживаться допоздна или уходить слишком далеко.
Поэтому я удивляюсь, когда открываю дверь отеля и вижу, что в номере темно и тихо.
Они ещё не вернулись.
— Фух, — произносит Джейкоб.
Мрак смотрит на меня широко раскрытыми зелёными глазами, и на мгновение мне кажется, что он встревожен. Но потом он подходит к своей миске с едой, и я думаю, что он просто голоден. Опускаюсь на колени, чтобы покормить его, когда дверь отеля открывается, и в неё входят мама с папой
— И тут я говорю… О, Кэссиди! Ты уже вернулась. Как прошло… — Мама замолкает, потому что я бросаюсь в её объятия, слезы щиплют глаза.
— Кэсс, — говорит папа, присоединяясь к объятиям. — Что случилось?
«Я чуть не умерла сегодня, — думаю я. — Почти лишилась лучших друзей в Вуали. Это было страшно, ужасно, но я выжила». Я не могу рассказать им об этом, поэтому просто мотаю головой.
— Ничего, — говорю я. — Совсем ничего. Просто соскучилась по вам.
Мама крепко меня обнимает.
— Ты голодна?
— Нет, — отвечаю я. — Просто устала.
Она отстраняется, чтобы взглянуть мне в лицо и качает головой.
— Честно, Кэссиди, — говорит она, утирая мою щеку, — где ты грязь всегда находишь?
Я смотрю на себя.
— Давай посмотрим, — говорит Джейкоб, загибая пальцы и перечисляя причины. — Провалившееся заклинание, погоня по Кварталу, поездка на катафалке и битва на мосту.
— Что случилось с твоей камерой? — в ужасе спрашивает папа.
Я морщусь, боясь опустить взгляд. Конечно же, я слышала хруст и треск, но мне не хотелось видеть, насколько всё плохо.
Оказалось, всё очень плохо.
Объектив покрыт трещинами. Задняя крышка откололась, из-за этого плёнка засветилась. На одном уголке была сильная вмятина в том месте, где фотоаппарат ударился о маску Эмиссара.
Фиолетовый ремешок обтрепался в том месте, где Джейкоб держался за него пальцами, фиолетовый выцвел почти до серого.
— Я упала, — отвечаю я, мечтая о том, чтобы у меня нашлось оправдание получше, но правду, очевидно, воспримут не очень хорошо.
— Ты уверена, что с тобой всё в порядке? — спрашивает папа, переживая больше за меня, нежели из-за камеры.
Я делаю глубокий вдох.
— Теперь да.
Стискиваю разбитую камеру. Она прошла со мной через многое.
— Всё хорошо, Кэсс, — говорит папа, обнимая меня. — Вещи можно починить. А вот людей починить гораздо сложнее.
— Кому вы это рассказываете, — произносит Джейкоб, растянувшись на полу с открытым комиксом. Он пытается переворачивать страницы, но тщетно — лишь лёгкое колыхание воздуха. Джейкоб издаёт недовольный стон и перекатывается на спину. Мрак подходит к нему и растягивается рядом, мурча в знак сочувствия.
— Что ж, съёмки здесь окончены, — сообщает мама. — А у нас впереди ещё целый день. Чем займёмся завтра?
— Можем прокатиться, — предлагает папа, — к дамбе на озере…
— Нет! — выкрикиваем мы с Джейкобом одновременно, но они, конечно же, слышат только меня.
Папа вскидывает ладони.
— Просто предлагаю. А ты бы что хотела, Кэсс?
Я думаю долго и усердно, а затем говорю:
— Я голосую за бенье.
— Вот это моя девочка, — усмехается мама.
Родители садятся просматривать отснятые материалы, а я принимаю очень, очень долгий душ, пытаясь смыть со своей кожи Вуаль и Мост Душ.
После чего падаю на кровать. Я настолько уставшая, что засыпаю моментально и даже не вижу снов.
Глава двадцать шестая
Бенье и во второй раз получаются такими же вкусными.
Мы сидим за столиком в Кафе-дю-Мон. Мама обсуждает получившийся материал с Дженной и Аданом. Папа с Лукасом увлечены разговором об истории церквушки на площади.
Тем временем я пытаюсь справиться с бенье, решительно настроенная не просыпать сахар на джинсы, пока ем. Джейкоб же дуется из-за того, что он ни в жизнь — или ни в смерть? — не сможет сдвинуть крошечную горку сахарной пудры с выпечки.
— Ещё не вечер, — говорит он, сосредоточенно хмурясь. — Я сделаю это.
Не сомневаюсь, что со временем ему это удастся, но пока что он сделал большой шаг назад в своей материальности. После Моста он стал заметно прозрачнее.
— Более просвечивающим, — угрюмо поправляет он. — Это не то же самое.
И куда более чувствительным.
Честно говоря, в этом есть свои плюсы: не нужно переживать о том, что мой лучший друг становится могущественным, потенциально неуправляемым духом. По крайней мере, пока.
После того, как нам приносят вторую порцию бенье, в кафе заходит Лара, а за ней и Филиппа.
Глаза Лукаса распахиваются. Филиппа тоже выглядит удивлённой, но скорее в хорошем смысле, как будто проснулась и увидела перед собой блинчики. Или бенье.
— Это моя тётя Филли, — говорит Лара, и я едва сдерживаю смех.
Лара и Филиппа — полные противоположности. Лара чопорная, с прямой спиной, серьёзная не погодам, как взрослый в теле ребёнка. Филиппа же похожа на Луну Лавгуд в теле взрослой женщины.
Жизнерадостная, чудаковатая, как будто не от мира сего. На ней сине-белое платье, окрашенное в технике тай-дай и напоминающее гигантскую версию «глаза от сглаза», и неоново-оранжевые солнцезащитные очки.
Мама переводит взгляд с одной на другую, на её лице отражается лёгкое недоверие. Её можно понять.
Они нисколько не похожи на родственниц. У Лары блестящие чёрные волосы и слегка смуглая кожа, а у Филиппы светлые локоны и такая бледная кожа, что её можно принять за призрака.
— Грубо, — говорит Джейкоб.
— Ты ужасно молода для тёти Лары, — говорит мама.
— Да уж, — отвечает Филиппа так, будто удивлена не меньше.
— Филиппа скорее моя двоюродная тётя, — поясняет Лара, бросая на медиума выразительный взгляд.
Однако Филиппа его совершенно не замечает и говорит:
— На самом деле мы даже и не родственницы. Просто моя мама — жена брата сына…
И взмахивает рукой, как бы говоря, что остальное неважно.
— Но вы, должно быть, близки, — говорит папа. — Раз Лара проделала весь этот путь.
— Это правда, — подтверждает Лара, но при этом смотрит на меня, и в моей груди — прямо там, где находится нить, — разливается тепло. Потому что Лара проделала весь этот путь ради своей подруги.
— О, бенье! — восклицает Филиппа и, не успев донести вкусняшку до рта, просыпает всю пудру на платье. И не то чтобы сильно парится из-за этого.
Филиппа и Лара придвигают ещё два стула к нашему столу и устраиваются. И при всей разношёрстности нашей компании — два исследователя паранормальных явлений, два члена съёмочной группы, два члена Общества, две промежуточницы и призрак — на некоторое время мы все становимся просто группой людей, обсуждающих истории за десертом.
В какой-то момент мы с Ларой переглядываемся. Пока взрослые обсуждают постпродакшн шоу, я беру её за руку и встаю.
— Мы пойдём погуляем, — говорю я, уже выводя её на солнце. Джейкоб не отстаёт от нас.
— Не уходи далеко, — предупреждает Мама.
— Мы останемся на площади, — заверяю я.
Солнце палит нещадно, и мы идём, перепрыгивая через лужи в тени.
— Мне бы хотелось не возвращаться, — тихо говорит Лара. — Но есть и плюс: сегодня утром Филиппа привела меня к Обществу, и они наконец согласились принять меня в свои ряды.
— Это потрясающе! — восклицаю я.