Двух младших сестренок Дьеп считает самыми счастливыми — обе они ходят в школу.
Мой молодой собеседник пришел в армию, когда ему было двадцать три года, тогда он был неграмотен. Теперь Дьеп уже заканчивает курс IV класса начальной школы для взрослых. Учиться он начал сразу, как только попал в часть. Не могли помешать учебе ни постоянные бои, ни военные походы…
Беседую с другими бойцами. Они неохотно рассказывают о себе. Все же мне удается записать фрагменты их биографий, каждая из которых могла бы стать темой для захватывающей повести. Вот несколько коротких заметок:
Инженер-радиомеханик Ле Ван Тха. Подвижное, нервическое лицо, типичный интеллигент. Высшее и специальное образование получил в Париже и Бордо. В Сопротивлении — двадцать лет, из них пять он пробыл в пресловутом лагере смерти на острове Пуло Кондор.
Мой переводчик Тхань. Был студентом Сайгонского университета, потом стал учителем. Отец пятерых детей, трое из них учатся в «лесных школах» освобожденных зон. Жена его — медсестра; тоже служит в армии. Короткие их встречи (раз в несколько месяцев) Тхань считает большим счастьем. Многие его товарищи годами не видят своих семей и зачастую даже не имеют от них никаких вестей..
Врач Н. — долгие годы трудится в партизанском отряде. Спас от смерти немало раненых. Лечит население партизанской зоны.
Бывший шофер сайгонского такой В. Мать его насмерть замучали нгодиньдьемовские бандиты… Сейчас он — боец Армии Освобождения, не раз отличался в битвах с врагом.
Рядом с этим поколением выросло уже новое, молодое. Оно показывает десятки примеров героизма, мужества, беспредельной любви к Родине. Нет, эти парни и девушки не дадут заковать себя в цепи рабства, как того хотели империалисты Соединенных Штатов! Вьетнамская молодежь беззаветно сражается за светлое будущее. И не только с оружием в руках!
Когда я пишу эти слова — передо мной ряды тусклых огоньков, горящих неподалеку от места, где мы сидим. Я вижу темноволосые головы молодых солдат, прилежно склонившихся над книгами. Сегодня они проходят геометрию в объеме шестого класса начальной школы. Чуть дальше — другая группа; здесь идут занятия четвертого класса. В период короткого отдыха между боями солдаты учатся. Они отставляют в сторону автоматы и берутся за другое оружие — книгу.
Я спрашиваю себя: так где же, собственно говоря, джунгли?! Не справедливее ли было бы назвать «джунглями» такие города, как Сайгон, где зверствует вьетнамский неогитлеровец, страстный поклонник и последователь фюрера, самозванный «маршал» Ки? Пользуясь поддержкой американских неофашистов, Ки не брезгует и нахлынувшими теперь в Сайгон бывшими эсэсовцами из ФРГ, устраивая настоящую охоту на неповинных людей…
В глуши тропических лесов, постоянно общаясь с бойцами Армии Освобождения, я каждодневно сталкиваюсь с проявлениями прекрасных человеческих качеств — патриотизма и мужества, самоотверженности и отваги, взаимовыручки и настоящей дружбы. Перед людьми, которые обладают этими достоинствами и которые долгие годы стойко борются за свободу, твердо решив сражаться за нее до победного конца, трудно не склонить головы, отдавая им дань глубокого, я бы даже сказала восхищенного, уважения!
Сон в гамаке под противомоскитной сеткой и пластикатовым покрытием, растянутым на четырех высоких колышках, недолог, но зато крепок и полезен. Ночью по этой прозрачной «крыше» барабанил дождь. Ранним утром меня будят мерно повторяемые слова команд:
— …Мот!.. Хай!.. Ба!.. Бон! [28]
Идет зарядка. Со вчерашнего дня я нахожусь в од ной из прославленных частей Армии Освобождения Южного Вьетнама.
После краткого отдыха меня ведут осматривать недавно добытые трофеи: автоматы, легкие ручные пулеметы, тяжелые станковые пулеметы крупного калибра, «базуки». На каждом предмете клеймо: «Сделано в США!»… И вдруг я невольно вздрагиваю — словно в насмешку или в (надругательство рядом с клеймом красуется придуманная в Пентагоне эмблема: слившиеся в крепком рукопожатии две руки!
Эта «эмблема» красуется даже на бомбах, которые американцы сбрасывают на мирное, беззащитное население, на деревни, школы и больницы в Северном и Южном Вьетнаме!
Трудно представить себе большую иронию и вместе с тем большее надругательство над гуманизмом, чем этот знак, символизирующий дружбу и солидарность, знак, нанесенный американцами на смертоносный груз! Когда я осматриваю металлические корпуса бомб с этой эмблемой, мне невольно вспоминается надпись «Готт мит унс!» («С нами бог!»). Она красовалась двадцать лет назад на пряжках ремней гитлеровских «завоевателей»…
— Сейчас у нас нет недостатка в оружии и боеприпасах, — говорят мне товарищи из штаба армии, — В джунглях мы организовали мастерские, которые изготовляют взрывчатку, мины и гранаты. Несколько лет назад, когда у нас не было достаточного количества винтовок и автоматов, мы обходились ножами! Но теперь у Армии Освобождения очень солидный поставщик военного снаряжения: Соединенные Штаты! — Мой собеседник улыбнулся. — Да, это парадокс, но факт! — Мы добываем в боях большое количество различного оружия и техники…
Улучшалось снабжение регулярной армии оружием, легче становилось и положение местных партизанских групп, устаревшее, но вполне пригодное оружие армия передавала сельским партизанам.
Давно миновало то время, когда первые группы южновьетнамского Движения Сопротивления хватались за самое простое и примитивное оружие. Но «грязная война», развязанная США, требует особых средств и способов борьбы. Наряду с современным оружием южновьетнамские патриоты с большим успехом (особенно в деревнях) применяют различные ловушки и западни. Один из эффективных способов борьбы против сайгонских карательных отрядов заключается в использовании… диких пчел! Впервые их «ввели в бой» в провинции Бенче, находящейся в дельте реки Меконг. Эта провинция славится своей высокоплодородной землей, а также давними традициями революционной борьбы.
— Дикие пчелы? — отвечает на мой вопрос один из молодых офицеров. — Что ж тут удивительного? Они сослужили нам хорошую службу в борьбе против врага.
Каким образом? Сейчас объясню… Мы находим в джунглях гнезда диких пчел. Как правило, они очень злые. Обращаться с ними надо осторожно, чтобы самому не попасть в беду. Мед этих пчел совершенно несъедобен, а укусы — опасны. Десять-двадцать таких укусов вызывают тяжелое заболевание и длительную опухоль, а большее число — смерть…
— Гнезда диких пчел, — вмешивается другой офицер, — мы осторожно переносим в село и размещаем среди ветвей не очень высоко над землей. До появления карательной экспедиции лётки гнезд закрывают кусочком картона или толстой бумаги. Когда посты самообороны подают сигнал тревоги, мы, подпустив врага на близкое расстояние, в определенный момент при помощи шнурка или палочки открываем летки. Ну, а тут уж надо что есть духу удирать, иначе и самому не поздоровится! После долгого заключения дикие пчелы взбешены и разъярены до предела. Они набрасываются на все живое, что встречается на пути, особенно на человека. Естественно, что американские или сайгонские вояки не могут одолеть этого почти невидимого противника и вынуждены позорно бежать с поля боя: против диких пчел бессильны любые автоматы, бомбы и «базуки»…
Темные, коротко остриженные волосы, высокий рост, плотно забинтованные и положенные в лубки руки… Английский язык, искалеченный гнусавым американским «сленгом». Первые вопросы и ответы обычны и внешне сухи, как рубрики анкеты: имя и фамилия, дата и место рождения.
Роберт Норлан Доджтрей, тридцати двух лет. Родился в Игл-Пассе, штат Техас. Женат. Имеет троих детей в возрасте от двух до пяти лет. Капитан авиации США, Пилотировал самолет Ф-105-Д. В бомбардировочный по лет против ДРВ стартовал с базы США в Корате (Таиланд). Сбит 2 августа 1965 года в Тханьхоа.
Разговор этот происходит в Ханое уже после моего возвращения с Юга, но сердцем я все еще там… Мы сидим друг против друга — люди из разных миров, с разных сторон баррикады…
— У вас есть дети и у меня тоже, — говорю я американцу. — Думали ли вы когда-нибудь о вьетнамских детях, на которых падают ваши бомбы?
— Я бомбил только военные объекты.
— Например?
— Например, мост в Тханьхоа.
— Могу вас заверить, — со злой иронией говорю я, — что мост этот цел и невредим. Я шла по нему всего три дня назад!
Тень горькой усмешки скользит по лицу летчика.
— Я же говорил нашим, что этот мост имеет солидную конструкцию…
— Да, не только солидную конструкцию, но и солидную зенитную оборону!.. Но коль скоро речь зашла об «объектах», то подумали ли вы о том, что, может быть, именно ваши бомбы недавно убили двенадцать пожилых людей из местного дома для престарелых?
В ответ я слышу изобилующую технической терминологией речь специалиста о том, что при большой скорости самолета увеличивается рассеивание бомб и потому-де трудно определить точно, куда они попадут.
— А вы никогда не задумывались над тем, что испытывают люди, которые, подобно жителям города Виньлинь, потеряли своих детей? А ведь этих малышей убили ваши коллеги-летчики, обстрелявшие школы! Вы никогда не задумывались над тем, что почувствовали бы вы сами, если бы бомбы свалились на головы ваших детей?
Американец молчит, слегка вздрагивает.
— Да, это было бы ужасно… — нерешительно говорит он. — Но никто из нас об этом не думает. Я лично никогда не занимался политикой…
— А что вы ощущаете, о чем думаете вы и ваши друзья, когда бросаете бомбы на ДРВ?
— Собственно, ничего… Ведь цели обезличены…
«Цели обезличены»! Меня до глубины души потрясает холодная и циничная жестокость, скрывающаяся за этим определением.
— И вас никогда не интересовало, что творится там, внизу, после того, как сброшены бомбы?
— Нет! Как и все другие летчики, я только выполняю приказ… Я ни в чем не виновен.