Взгляни – на часах уже пять без пяти.
ВЕСНА
В проёме года високосного,
В свинцовом створе февраля,
Сухим ознобом мозга костного
Я чую близость корабля.
Фрегат идет по лужам к гавани,
Ныряет в старый водосток,
За ним несутся псы легавые,
Виляя радостно хвостом, –
Он скоро выплывет к окраине,
Где плоть зимы покрыта ранами,
И там, начало всех начал,
До лета встанет на причал.
ПРОЗА ЖИЗНИ
ПУТИ ЭВОЛЮЦИИ НЕИСПОВЕДИМЫ
Человек произошел от обезьяны и решил это дело отметить. Глядя на результат, обезьяны твердо решили: в человека больше не происходить.
НОВОГОДНЕЕ
– Дяденька, ты Дед Мороз?
– Да, внучек.
– А если ты Мороз, то почему ты в шубе?
Дед Мороз стоял без шубы и с грустью смотрел вслед удаляющемуся внучку.
– Ах, Снегурочка, душенька, как тебе идут эти джинсы! Как они подчеркивают твою дивную фигурку!
Снегурочка таяла от удовольствия.
– Мою фигурку они тоже подчеркивают! – сказала Баба Яга, вынимая джинсы из кучки мокрого снега.
Часы бьют полночь. Они любят полночь, для часов это самое лучшее время суток, но часы на работе.
Бить или не бить? – для часов этот выбор давно сделан.
Новый год заглянул в комнату.
– С Новым годом!
– С Новым счастьем!
– Здрасте,– сказал Новый год, но его никто не услышал. У всех были дела поважнее. Селедочка, сто пятьдесят, Марь Ивановна, попробуйте этот салатик… Новый год постоял немного и вышел на пустую улицу. Он стоял, курил и никак не мог вспомнить: зачем он сюда пришел?
– Новый год, Новый год… А толку?!
– Как?! Он же – Новый!
– Молодой, зеленый…
– Зато Новый!
– Все мы когда-то…
Старый год не мог понять всеобщего ликования. Если бы у него было чуть больше времени, если бы не пора уходить – о, он объяснил бы, убедил наивных людей, что все мы когда-то…
"С Новым годом, с новым счастьем!" – поздравляли друг друга бабочки-однодневки.
СОБСТВЕННАЯ ГОРДОСТЬ
– Эй, товарищ!
– Тамбовский волк тебе товарищ!
Тамбовский волк обиделся. Он надел костюм, повязал галстук и уехал в город. Поступил на работу. Женился. Купил машину. И вот однажды…
– Эй, товарищ!
– Тамбовский волк тебе товарищ! – гордо огрызнулся тамбовский волк.
ВЕЛИКИЙ И МОГУЧИЙ
– Чем отличается рабочий от раба?
– Суффиксом и окончанием.
ВОСТОК – ДЕЛО ТОНКОЕ
И когда наступила ночь, дополняющая до тысячи, Шахерезада встала и сказала:
– Товарищи! До каких пор мы будем рассказывать сказки этому тирану и самодуру Шахрияру!
Но ее заставили прекратить дозволенные речи.
Пока Али-Баба и сорок разбойников выясняли свои сложные и запутанные взаимоотношения, Алладин засунул весь Сезам в волшебную лампу и переехал в русские народные сказки на постоянное местожительство.
Тысячу ночей начинала Шахерезада словами "Дошло до меня, о великий султан…" Но на тысячу первую ночь она вынуждена была прекратить дозволенные речи, выяснив: то, что дошло до нее, не дошло до султана.
Алладин женился на принцессе Будур и жил с ней в мире и согласии, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний – мать Будур и теща Алладина.
С ее приходом все изменилось.
Али-Баба, разочарованный, стоял перед волшебной пещерой с сокровищами. Увы, новый английский замок игнорировал просьбы "Сезам, откройся!"
ИНТИМНОЕ
– Команды я принимаю только от женщин: ниже, выше, правее, левее, сдай назад, не останавливайся…
– Вы водитель грузовика?
НА ОХОТЕ
– Этот охотник медведя в глаз бьет!
– Зачем?
– Чтоб характера не портить!
БАРЬЕР
– К барьеру! Кому сказано?!
Грохнул выстрел. Он рванулся, перепрыгнул барьер и побежал прочь. В голове стучала одна-единственная мысль: "Только бы удрать от этого… с револьвером…"
Соревнования по бегу с барьерами начались.
ЭПИГРАММЫ
Жанр эпиграммы – колегам подарок,
Краток, блестящ, остроумен и ярок,
И безусловно – запомни, фантаст! –
Добр, но зубаст!
Марине и Сергею Дяченко
Дуэт Дяченко – это круто!
Любовь, романтикой ведома,
Бредет со "Шрамом" в лапы к "Скруту",
И через "Казнь" – к "Армагед-дому"!
Сергею Лукьяненко
Пускай собратья по перу
Лабают космооперу,
Включив для вдохновенья самогонный аппарат –
Мы знаем, что землянин, кой
Был сотворен Лукьяненкой,
Зеленого замочит эффективней во сто крат!
Авторам романа "Рубеж"
Ой, заспiвали козаченьки
Про те, що Бог усiм суддя,
I вiн узнати дозволяе,
Кому вiддячили Дяченки,
Про що галдять отi Олдя
I в кого пан Шмалько шмаляе!
Льву Вершинину
Ехал мальчик на машине,
Звался мальчик Лев Вершинин,
И однажды, захмелев,
Вдруг заехал в сельву Лев.
А мораль здесь такова:
Не отпустит сельва Льва!
Евгению Лукину
Сел Лукин под забором у скверика
На предмет созиданья лимерика –
Подошел к нему мент,
Предъявил документ:
– Это вам, гражданин, не Америка!
Владимиру Васильеву
Крошка-сын к отцу пришел
И спросила кроха:
– Папа, Воха – хорошо?
– Да, сынок, неплохо…
Далии Трускиновской
Ищу в туманной дали я:
Куда пропала Далия?!
И бюст ее, и талия,
И ноги, и так далее…
Андрею Валентинову
(моралитэ)
Если вы от армии косили –
Не для вас писалось "Око Силы"!
Если завсегдатай вы сортира –
Не для вас писали "Дезертира"!
Если вы любитель мучить кошек –
Не для вас писался "Серый Коршун"!
Если ты святой безгрешный лирик –
Смело открывай "Овернский клирик"!
Не употребляешь "Брэнди-колу"? –
Углубляйся в "Орию" и "Олу"!
Лишь для тех, кто любит молоко,
Творчество товарища Шмалько!
Александру Громову
На гонорар не выстроить хоромов…
Со мной согласен Александр Громов.
Сергею Лукьяненко, роман "Ночной дозор"
Измучен эротическими снами,
Уединился я в хлеву с козой,
А мне из сумрака кричат: "Ночной Дозор!
Вы, гражданин, Иной! Пройдемте с нами!"
Святославу Логинову
Прошел "Путей Земных" огонь
И в "Черном смерче" выжил? Ладно.
Не плюй в "Колодезь", дорогой, –
Там "Многорукий бог Далайна"!
Творчеству М. и С. Дяченко
Берешь героиню – тонкую, нервную! –
Съедаешь на первое.
Берешь пожилого красавца-героя
И ешь на второе.
Появятся рядом друзья или дети –
Их, значит, на третье.
Вы думали, это – канва для сюжета?
Нет, это диета.
А. Валентинову на мотив Ю. Буркина
Когда впервые в жизни он увидел фэньё,
Оно с порога закричало:
"Ё-моё!
Вот это парень!
Как крут и лих!"
И с той поры все видят только вместе их…
В. Васильеву
Знай, Васильева облаяв –
Он прославил Николаев!
Знай, вражина, впав в тоску –
Он прославит и Москву!
Ибо, скажем без подвоха,
Многим мил и дорог Воха!
А. Лазарчуку и И. Андронати
Если спросят: "Лазарчук чей?",
Мы не скажем: "Разных чукчей",
Ни: "Для черни!",
Ни: "Для знати!",
А – для Иры Андронати!
Повести "Кон" М. и С. Дяченко
Едва глаза сомкну,
Как сразу снится мне:
Читатель на "Кону",
А автор – на коне!
Д. Скирюку
Что цепляет, словно крючья?
Что хватает за рукав?
Это творчество скирючье,
Это гений Скирюка!
Ю. Брайдеру и Н. Чадовичу
Если спросят: "Дон, вы чей?"
Брайдера с Чадовичем, –
Скажут, сдвинув кружки: "Мы
Уж давно друг дружкины!"
На роман М. и С. Дяченко "Долина Совести"
Вышел в дверь, надел стальные латы,
Взял копье и сунул ногу в стремя.
Под конем Долина Совести стонала:
"Влево, друг! – там Букеров палаты!..
Вправо, брат! – там горы всяких премий!.."
Прямо еду.
Прямо в пасть финала.
А. Дашкову
Если папа маму гложет,
Сыну высосав глаза, –
То Дашков об этом может
Очень стильно рассказать.
"Книжному обозрению"
Политически созрело,
Всех конкретно обозрело
С самой лучшей стороны:
Тем под юбку, тем в штаны…
А. Золотько, "Игры богов"
Книгу, Муза, воспой Александра, Карлова сына,
Грозный, который читателям тысячи бедствий соделал,
Чувства высокие в мрачную бездну низринув…
Муза в ответ: "Воспою, пацаны! Нехрен делать!"
Ю. Никитину
В чистом поле под ракитой