Дознаватель вытащил из кобуры пистолет и положил поперек седла. На соседних улицах, в домах вокруг, впереди и позади постоянно слышались приглушенные голоса, возгласы, шорохи и топот ног. Словно в кошмарном сне, когда бредешь посреди серого темного лабиринта и все время слышишь за стеной шаги и голоса, но никак не можешь убежать.
Они выбрали объездной путь, потому что короткой дорогой через Мост Невинных до Бернардена было не добраться. Толпа горожан все росла и росла, заполняя все улицы от Площади Роз до моста.
Солерн уже различил слабый плеск волн Байи (вчера потеплело, и ледок на реке растаял), как вдруг впереди на улицу вырвались человек тридцать. Это были вооруженные горожане, явно не сообразившие сходу, как они сюда попали и почему сбились со своего пути. Они заозирались по сторонам, увидели эскорт королевы и замерли.
— Не стрелять! — хрипло цыкнул Солерн на гвардию. Сила внушения Николетти была еще достаточно велика: байольцы не приближались, скорее испуганно, чем злобно, глядя на тюремную карету и отряд из тридцати дворян-гвардейцев. Только один из горожан неуверенно показал на дознавателя и что-то прошептал.
— Дорогу, — громко произнес Ги. — Узник короля, конвой в Бернарден.
Байольцы сбились плотнее.
— Мы вам не мешаем, вы — нам, — продолжил Солерн, едва веря, что умасливает горожан, которые еще месяц назад разбегались от одного окрика. — Разойдемся и каждый отправится по своим делам.
— Перестрелять их, да и все, — пробормотал один из гвардейцев. К счастью, горожане его не расслышали и даже начали расступаться, но тут из переулка позади кареты вывались шумная толпа под красно-бело-зеленым флагом. Люди уставились на карету, остановились и резко замолкли. Свернуть было некуда — слева и справа высились дома.
— Вперед, — сквозь зубы приказал Солерн. Эскорт королевы-узницы медленно двинулся навстречу первой группе байольцев. Кучер тронул коней, а из оконца выглянул Ниолетти.
— Старик! — вдруг взвыл кто-то позади кареты. — Чертов мастер! Они нас всех тут передушат!
— Бей! — заорал дурниной другой. — Дави выродков!
— Это дознаватель! — завопил горожанин, который показывал на Солерна. — Я его узнал! Убийца Жана Жильбера!
— Вы что, не могли надеть паранджу? — сурово прошипел Николетти. Кучер нервно подхлестнул коней, и вдруг, почти как раскат грома, над улицей грохнул выстрел. Пуля чиркнула по стене дома, над упряжкой; лошади заржали и ринулись вперед. Увернуться было просто некуда, и гвардейцы, чтобы их не разметало, помчались на горожан. Они с криками шарахнулись в стороны, но улица была слишком тесной. Когда гнедая пара грудью врезалась в не успевших увернуться байольцев, Солерн услышал хруст костей, крики, и понял, что поздно. Толпа позади яростно взревела.
— Гони! — рявкнул дознаватель. — Скорей! В Бернарден!
Дверца кареты вдруг распахнулась, и мастер, высунувшись почти по пояс, обернулся к преследующей их толпе, и крикнул:
— Не стрелять! Назад!
По лицу Солерна скользнуло леденящее прикосновение. Николетти покачнулся; женщина внутри схватила его за руку и втащила в карету. Ги на скаку пинком захлопнул дверцу. Копыта его коня чуть не поехали по месиву, оставшемуся от затоптанных людей; животное споткнулось, всхрапнуло, но выровнялось. В нос дознавателя ударил знакомый тошнотворный запах.
Призраки Ожероля вновь окружали его со всех сторон.
Эскорт и карета вырвались из тесноты улицы на набережную. Слева Солерн увидел людей, запрудивших Мост Невинных, и зарычал:
— Направо! Карету вперед!
Кучер подхлестнул коней, гвардейцы наконец смогли пропустить карету с королевой и мастером. Они понеслись к мосту Сен-Роллен, а толпа с ревом выплеснулась из узкой улицы и ринулась следом. Хотя в ней не было ни одного всадника, эскорту едва удавалось удерживать отрыв. Грохоча колесами и копытами по булыжнику набережной, они мчались к мосту, за которым виднелись башни Бернардена, а Солерн мог лишь гадать, когда толпа на Мосту Невинных заметит их и присоединится к погоне.
Байольцы плохо стреляли на ходу, но их как будто становилось все больше с каждым футом, который приближал карету к мосту Сен-Роллен. Ги оглядывался, и ему казалось, что люди поднимаются прямо из булыжной мостовой — призраки, оставшиеся здесь после стольких смертей. В ветре, что свистел в ушах, Ги чудились их голоса.
Лошади, хрипя, помчались по мосту Сен-Роллен. Гвардейцы и дознаватель следовали за ними. Ги старался держаться у перил и первым заметил, что толпа на Мосту Невинных качнулась вперед, а затем тонким ручейком, который на глазах превращался в реку, ринулась наперерез карете по другому берегу.
— Направо! взревел Солерн. — По берегу к Бернардену!
К счастью, кучер его услышал. Карета свернула, гвардейский эскорт чудом разминулся с бегущими от Моста Невинных горожанами. Они слились с толпой, что преследовала королеву ранее, отчего возникла некоторая заминка. Пока оба людских потока кружились в странном водовороте, эскорту удалось отрываться. Солерн велел гвардейцам вновь окружить карету. Им оставалась одна улица и небольшая площадь перед рвом, который окружал Бернарден.
“Боже, подумать только: самое безопасное место в Байоле — тюрьма!”
Но вдоль этой улицы стояли дома горожан, и едва карета свернула на нее, как ставни стали распахиваться, а над головой Солерна зазвучали крики:
— Они здесь! Сюда! Ловите их! Народ и Далара!
Рядом, как бомба, взорвался брошенный кем-то цветочный горшок. Конь Солерна шарахнулся так, что Ги едва удержался в седле. Мимо головы дознавателя со свистом пронеслась тарелка и врезалась в плечо гвардейца рядом. Позади раздался нарастающий топот.
— Пригнись! — завопил один из гвардейцев и ткнул Солерна лицом в шею коня. Выстрел; свистнула пуля, срикошетила от кирпичной стены, выбив крошку, и вырвала у спасителя кусок щеки. Солерн схватил узду его коня и дал шпоры своему. Когда они поравнялись с каретой, то впереди показалась площадь и ров.
— Мост! — закричал Солерн. — Господи, где этот чертов мост!
Перед ними плескалось кольцо мутной воды. К счастью, кто-то в тюрьме следил за происходящим, потому что мост невозможно медленно опускался. У края рва карета встала, экскорт выстроился вокруг, и Солерн обернулся — их и разъяренных горожан разделяла всего одна маленькая площадь, на которой не было ни единого укрытия.
Дверца распахнулась. Николетти сбросил подножку и встал на нее, выпрямившись во весь рост. Ветер взъерошил его седые волосы, похожие на серебристо-белый нимб. Мастер исподлобья уставился на улицу, откуда доносился топот ног и громкие крики, и нахмурился. Вокруг эскорта сгустился тяжелый, такой мучительно давящий ореол, что Солерн не смог сдержать стона сквозь зубы. Его голову сдавило, в висках вспыхнула боль, но голоса горожан как отрезало. Ореол перетек через площадь, поднялся невидимой удушающей волной перед улицей и пополз по ней, словно ядовитый туман. Гвардейцы съежились, как дети, дознаватель оперся на луку седла. Страх, боль и накатившее отчаяние были так невыносимо сильны… Господи, почему не прекратить все сразу, сейчас, просто шагнув с моста в ров…
— Мост! — прохрипел Солерн. — Мост опустился! Вперед, живо!
Николетти повернул голову. Кучер очнулся только под пронизывающим взглядом мастера, дернулся и хлестнул коней. Карета рывком двинулась вперед, гвардейцы, очнувшись, пустили коней рысью, держась на расстоянии.
“Сюда”, - вдруг прозвучал в голове Ги повелительный голос, и дознаватель покорно приблизился к карете. Он не смог бы сопротивляться, даже если б у него сразу возникла такая мысль.
— Всем держаться рядом, — велел мастер.
Ги видел их лица. Ни один из гвардейцев никогда не приблизился бы к мастеру по своей воле — но все подчинились. А мост стал подниматься.
— Живей, — велел Солерн кучеру. — Подхлестни…
Ворота тюрьмы открылись. Обернувшись, дознаватель увидел выплескивающуюся на площадь толпу — он смотрел на нее как через толстое стекло, равнодушный ко всему. Мастер силой тащил их за собой, иначе бы… иначе… проще было бы остановиться и шагнуть вниз…
Горожане остановились там, где начинался ореол — от моста их отделяло совсем небольшое расстояние, но никто не стрелял. Вдруг хватка Николетти исчезла. Ореол растаял, над головой Солерна проплыл арочный свод, поднятая решетка, и спустя несколько секунд Ги осознал, что они находятся во дворе Бернардена. Мастер со слабым вздохом опустился на сиденье кареты и уронил голову на руки.
***
Женщина и ребенок лежали на соседнем сиденье, оба без сознания. Приподняв вуаль на даме, Солерн с некоторым удивлением отметил, что маска все еще на королеве. Но разве созданная ведьмами иллюзия не должна была рассеяться под таким мощным напором, совсем рядом с мастером?
— Отнесите узницу в камеру, — приказал дознаватель гвардейцам, спрыгнув на каменные плиты. — Которая тут самая благоустроенная?
— Та, что в соседнем крыле с моей, — подал голос Николетти. Он был бледен и выглядел нездоровым.
— Как вы? — просил Солерн. Он чувствовал по отношению к мастеру что-то смутное. Он ни за что не хотел бы находится рядом с этим существом, но, зная, что все они живы за счет его усилий, стыдился такой неблагодарности. Однако заставить себя подать старику руку Ги так и не смог.
— Было бы неплохо, если б и меня кто-нибудь отнес в мою благоустроенную камеру, — мастер, кряхтя, сполз по подножке кареты. — Но, думаю, я и сам доберусь.
— Вы двое, проводите его, — велел Ги; гвардейцам это не понравилось, но оспаривать приказ они не рискнули. Не в присутствии мастера.
Солерн обвел взглядом внутренний двор. У двери мялся совершенно потерянный лейтенант де Ларгель, капитан тюремной стражи Олльер отсутствовал, и Ги был уверен, что вовсе не им они обязаны своевременному спуску моста.
— Где Илёр? И Греналь?
— Мадам… мад-д-дмузель… там, у вас, — проблеял Ларгель: определенно, ведьма была очень в не духе, когда вправляла ему мозги. — А Гр… реналь исп-п-п-пектирует оружейную…