Главная героиня фильма «Я так долго тебя любила» выходит из тюрьмы после того, как отсидела пятнадцать лет за убийство своего неизлечимо больного малолетнего сына. Покидая тюрьму, она слышит пение птицы. Это вызывает у нее улыбку, которая тут же сходит с ее губ. Улыбаться невозможно. Улыбки остались в прошлом мире. Она же обитает там, где находится ее мертвое дитя. Позднее героиня признается, как сильно хотела сесть в тюрьму; как ей не хотелось жить в мире, где у нее ничего не осталось.
Аманда вела себя в суде так, будто ее ничто не держит в этой жизни. А кто-нибудь позволил ей выразить свое горе? Разве матерям-детоубийцам позволено горевать? И если они сами повинны в своем горе, то как они живут дальше?
В июле 2001 года журнал «Ньюсуик» опубликовал статью под заголовком «Анна Куиндлен о проблемах каждой матери». Куиндлен знакомила читателей с делом Андреи Йетс из Техаса, которая в прошлом месяце утопила пятерых своих детей в ванне: «Какую бы мать я ни спрашивала о деле Йетс, отклик был одним. Сначала они были потрясены, затем приходили в ужас. А после у всех было одно и то же выражение лица. Их взгляд говорил: где-то в самой запретной глубине души они понимают эту женщину».
Не думаю, что сказанному можно спокойно верить, и дело не в том, что я, в отличие от «каждой» матери (сколько именно их было?), которую опросила Куиндлен, не почувствовала в той заветной глубине души, будто могу представить себя убийцей своей дочери. Кажется, своей статьей Куиндлен пыталась сгрести всех матерей под одну гребенку, чтобы затем защитить их заявлением: материнство - тяжелое испытание, и только лишь одна мать способна понять другую (на глубинном уровне) и проявить сочувствие. Вывод автора статьи показался мне чуть ли не слащавым, но не это было самым неприятным; мне не нравилось то, что материнство понималось здесь как некий опасный синдром - если повезет, то, к твоему счастью, проскочишь мимо опасности. Но кто его знает? Каждая может стать детоубийцей, и ты тоже.
На самом деле, Андреа совершила нечто из ряда вон выходящее, настолько редкостное, что оно прочно засело в национальном самосознании. Мы не могли взять в толк, как она вообще сумела совершить нечто настолько ужасающее. Оказалось, что Андреа уже долгое время страдала от проблем с психикой, что ей поставили четкий диагноз: послеродовой психоз, который и привел ее к кататонии, многочисленным попыткам суицида и госпитализациям еще за годы до убийства собственных детей. Оказалось, что Андреа была глубоко религиозна и утверждала, что ее дети росли, не соблюдая Закон Божий.
«Мои дети не были добродетельны. Из-за меня они оступились. Они были обречены гореть в адском пламени», - сказала Йетс тюремному психиатру через день после убийств. Позднее она призналась, что вынашивала план убийства несколько месяцев. Это говорило об умышленном характере преступления, и в 2002 году суд присяжных решил, что Йетс заслуживает пожизненного заключения.
Доктор Филипп Резник, которого порой называют прародителем учений о материнских детоубийствах, не согласился с таким решением. В выпуске «Си-Эн-Эн» от 2013 года «Преступления века:
Андреа Йетс» он рассказал о том, что Йетс открыла ему во время беседы через месяц после убийства собственных детей.
«Она была уверена, что один из ее сыновей вырастет серийным убийцей. Другой - станет немой проституткой-гомосексуалом; она верила в собственные бредни о том, что каждый ее ребенок обязательно пойдет по пути зла и в буквальном смысле попадет в ад, -сказал он. - Она нисколько не жалела о содеянном. Не испытывала угрызений совести. Она была уверена, что своим поступком обеспечила детям место в раю, - после чего добавил: - Она поступила так из сочувствия. Я уверен не только в том, что она невиновна с точки зрения закона, но и в том, что жизнь после содеянного сама по себе должна стать для нее достойным наказанием».
Резник выступал против вынесенного Йетс приговора, и в 2006 году новый состав суда присяжных признал, что она совершила убийства, будучи в невменяемом состоянии, благодаря чему ее перевели из тюрьмы в психиатрическую больницу, где она (на момент написания данной книги) посвящает время изготовлению открыток и фартуков, которые потом продает, а выручку направляет в фонд, созданный в память об ее покойных детях.
12
Бейкер-Сити, штат Орегон, расположен в трех сотнях миль от Портленда. Город, основанный в 1870 году, находится в высокогорной пустыне, возле границы со штатом Айдахо, так что люди, желающие добраться до Бейкер-Сити по воздуху, берут билеты на рейс до Бойсе. Впрочем, немногие туда летят. Население города в 2009 году составляло менее десяти тысяч человек, и, хотя вывески в стиле Дикого Запада вдоль по Мейн-стрит придавали улице ностальгический шарм, многие здания пустовали. Богатство города было в его окрестных видах. Бейкер-Сити располагался в долине, обрамленной горной грядой Уоллова на северо-востоке и горами Элкхорн - на западе. Через город протекала речка. В пятницу, после полудня, в середине августа, в центре города царила тридцатиградусная жара и не было ни души. Городу было нечем занять приезжих, а потому я направилась в мой мотель с кондиционером - дожидаться звонка Хэдли, который должен был появиться к пяти часам. Прежде чем начать разговор об Аманде, он сообщил, что мы должны кое-куда съездить.
Хэдли погнал свой «Шевроле» по узкой сельской дороге.
- Кого можно назвать тройным неудачником? - попытался он перекричать ветер, бившийся в окно с моей стороны. - Беременную монахиню за рулем «Эдселя» с наклейкой «Голосуйте за Никсона!»
Мы направлялись в городок под названием Элджин. 24 июля 2009 года ребенок, пытавшийся поймать золотую рыбку в пригородном пруду, выловил человеческую руку. Потом был найден труп женщины. Без головы и стоп. Через несколько дней в лесах на севере от Элджина нашли останки двух мужчин. Грегори Кук был задержан по обвинению в убийстве 3 августа.
Закованный в наручники, без рубашки, сорокадвухлетний Кук сделал признание, снятое на камеру:
- Да, я убил их. В основном по вине метамфетаминов.
Хэдли назначили адвокатом Кука - еще одного преступника, совершившего нечто немыслимое. Сегодня у Хэдли не было дел в Элджине, однако он очень хотел показать мне кое-что. Машина остановилась напротив Элджинского оперного театра. Двухэтажное
кирпичное здание в колониальном стиле, построенное в 1911 году, казалось на удивление изысканным для города, который в основном кормился ремонтом автомобилей и разведением скота; но Хэдли привез меня сюда не ради этого здания. Пока мы пересекали два квартала, из которых состоял центр Элджина, Хэдли передал мне следующее: Грег Кук хочет, чтобы его история стала известна миру. В отличие от Аманды, Кук жаждет внимания прессы. Он даже спрашивал у Хэдли, не знает ли он какого-нибудь писателя. Или Хэдли сам рассказал Куку обо мне? Делая вид, что мне интересно это не относящееся к делу дело, я задумалась: может, Хэдли хочет отвлечь меня от истории Аманды? Я поблагодарила его за любезность. Но не стала говорить о том, что пишу об Аманде и ее детях не для того, чтобы смаковать подробности убийства.
Мы поехали обратно в Бейкер-Сити, на этот раз молча, без шуток. Остановились выпить на Мейн-стрит, в когда-то популярном отеле «Гейзер Гранд Отель». В здании было так пусто, словно мы оказались в баре из фильма «Сияние». У меня с собой был блокнот, но я не стала его вынимать. Хэдли предупредил, чтобы денег я тоже не доставала. Было девять вечера, еще не стемнело.
- Мы в высокогорной пустыне, - произнес он. - Повсюду перепела и олени.
А еще тут жарко, сказала я, невыносимо жарко.
Он согласился, однако добавил, что зимой температура падает до минус пяти, и тогда наступает лучшее время для охоты и рыбалки.
Мы заказали еще по бокалу. Он рассказал мне о своих детях, о внуке. Я рассказала ему о своей дочери. Мы поговорили о новом мэре Портленда от Демократической партии, который в день инаугурации президента Обамы покинул Вашингтон, чтобы ответить на вопросы о своей сексуальной связи с тогда еще несовершеннолетним стажером с как будто нарочно подобранным именем - Бо Бридлав. Мы бы заказали и по третьему бокалу, но бармен куда-то исчез. Хэдли оставил деньги на стойке и вышел из здания, пропустив меня вперед. Я ехала в мотель, открыв все окна в автомобиле, и размышляла о том, как мы вообще умудрились целый час не упоминать об убийстве.
Уже в своей комнате я решила изучить дело Кука. Он обвинялся в убийстве при отягчающих обстоятельствах по трем статьям. Учитывая его прямое признание на камеры, я почти не сомневалась: даже если поначалу Кук будет заявлять о своей невиновности, в конце концов он точно признает свою вину и примет любой приговор, который сумеет выпросить Хэдли - тем самым избежав суда и смертной казни. Аманда не признала себя виновной в убийстве при отягчающих обстоятельствах, хотя ее обвиняли по пяти статьям. Если дело дойдет до судебного ЗАСЕДАНИЯ с присяжными, они смогут назначить ей смертную казнь. Однако такой исход маловероятен. В 2009 году в Орегоне числилось всего лишь тридцать пять смертников, причем среди них не было ни одной женщины. За всю историю существования штата на его территории женщин так ни разу и не казнили, а к смерти приговаривали лишь одну. В 1961 году девятнадцатилетняя Жаннас Фриман вместе со своей возлюбленной, Гертрудой Мэй Джексон, сбросила шестилетнего сына и четырехлетнюю дочь с моста Кэньон над рекой Крукид, в трехсотфутовое ущелье. Джексон дала показания против Фриман, и ту приговорили к высшей мере наказания - которую в 1964 году, в связи с отменой смертной казни, заменили пожизненным заключением. А в 1978 году жители штата проголосовали за возвращение к высшей мере.
С тех пор Хэдли представлял в суде интересы женщин, защищая их от казни, пусть прежде ему и не приходилось иметь дело с матерями-детоубийцами. Еще ни одну из его подопечных не приговаривали к смерти. Хэдли работал внутри системы, которая, как мне казалось, только и стремилась, что убивать. Ранее, тем же летом, по приглашению Хэдли я сама побывала внутри этой системы - когда оказалась на повторном рассмотрении дела одного смертника, застрелившего сотрудника охранной службы в 1992 году. Слушание проходило в Сейлеме, столице штата Орегон; на стороне защиты выступало полдюжины «свидетелей-экспертов», показания сталкивались с обвинениями, и после семи ч