- Моя дочь Тринити хочет сказать несколько слов, - сообщил он. -Давай, лапочка.
Тринити склонилась к микрофону. Она говорила настолько тихо, что едва ли не шептала. Мне пришлось посмотреть вечерний выпуск новостей, посвященный этому событию, чтобы расслышать ее слова.
- Я пришла, чтобы вспомнить о том, как мой братик, мой младший братик, любил меня. А еще я пришла, чтобы почтить его память, потому что очень скучаю, - сказала Тринити. - Все мои друзья и родственники сегодня здесь, на пожарной лодке. И здорово, что вы все собрались для меня.
Присутствующие зааплодировали. Затем к микрофону подошел Джейсон.
- Я уже говорил, что моя дочь вела себя как супергерой с первых минут происшествия. Полагаю, вы и без меня это понимаете, - сказал он. - Она - воплощение стойкости, и невероятно то, что сегодня она стоит перед вами живая, на лодке, напоминающей об ужасном испытании, через которое в ту роковую ночь пришлось пройти ей и ее брату.
Джейсон говорил громко, уверенно. Его голос затмевал собой щелканье и жужжание камер.
- Я хочу поблагодарить Портленд, пожарное отделение, полицейское подразделение - всех, благодаря кому мы собрались здесь сегодня, -продолжил он. - Трагедия подарила нам возможность спасти много, много других жизней в грядущем. Мы надеемся, что во имя моего сына [и] моей дочери будет спасена хотя бы еще одна жизнь, не говоря уже о том, сколько еще жизней будет спасено в последующие годы. Трагедия потрясла нас так сильно, что это не описать никакими словами, но в то же время она собрала нас вместе как одну семью.
В конце толпы заплакал чей-то ребенок.
- Она показала, насколько жизнелюбивой, чудесной, прекрасной, сильной и восхитительной может быть такая маленькая девочка. Моя дочь сейчас возле меня, и она воистину самая невероятная девочка на свете, с чем все, уверен, согласятся.
Тринити, сдерживая слезы, смотрела мимо отца. И одними губами шептала: «Мамочка, мамочка, мамочка». При этом глядя на Кели Таунсенд.
- Никто из пришедших не ожидал увидеть, что она... эм, справляется с произошедшим намного лучше, чем справлялась бы любая другая девочка ее возраста, - сказал он. - Теперь каждый день ее жизни полон счастья и радости, она живет полноценно, ходит в школу, посещает кружок скаутов - и это замечательно.
Джейсон склонился к Тринити и ущипнул ее за подбородок, чтобы развеселить. Она не развеселилась.
- Люблю тебя, лапочка, - сказал он. - Спасибо тебе за то, что ты со мной и так стойко держишься.
Пока толпа рукоплескала и чей-то младенец кричал все громче, Тринити спешно отошла от кафедры и уткнулась носом в живот Кели.
Когда мне было столько же лет, сколько и Тринити, мой отец признался мне: сразу после моего появления на свет он кое-что осознал. «Я мог бы с рождения говорить тебе и брату, что желтый цвет на самом деле красный, и вы бы выросли, воспринимая это как истину».
Отец не раз говорил мне об этом: он не хвалился тем, что был честен с детьми, лишь напоминал, что любой властью можно злоупотребить.
И сегодня ею явно злоупотребляли. Рэнди Леонард, пусть даже неумышленно, промолчал о том, что именно его рассказы о криках Тринити, попавших на запись одного из звонков, помогли выпросить лодку. Джейсон говорил о том, что трагедия сплотила их семьи, но на деле они были как никогда далеки друг от друга. И еще он говорил о том, что его дочь счастлива, хотя Тринити едва не плакала, прямо у нас на глазах. Слова не сходились с действительностью. Нам пытались внушить то, что на самом деле не являлось истиной. Ближайшие родственники Аманды - отец, сестра Шантель, ее муж Дерил Гарднер, трое их детей; бабушка Джеки Дрейлинг; сын Гэвин Бек и его мачеха Челси - все видели, как Тринити рыдает в объятиях Кели. Они стояли к ней настолько близко, что могли коснуться ее. После происшествия Тринити почти никого из них не видела. Возможно, она и говорила о том, что «все мои родственники сегодня здесь, на пожарной лодке», от чистого сердца. А может, из ее памяти методично стерли всех Стоттов; нельзя было сказать наверняка. Скорее всего, присутствующие даже не заметили, что Тринити, увидев родственников своей матери, внезапно перестала плакать. И тут Кели обратилась к Джеки Дрейлинг - к женщине, которую она сегодня увидела впервые в жизни:
- Уходите.
Какие именно россказни давали Кели право прогонять семидесятивосьмилетнюю прабабушку Тринити с мероприятия? Или никаких россказней не было? Быть может, Кели достаточно было того, что сделала Аманда? И разве не показательно то, что Тринити побежала плакать именно к Кели? Со стороны родственники Аманды казались непрошеными гостями - и даже виновными в слезах Тринити. И даже если Джеки и хотелось ответить Кели резким словцом, а Дерилу - треснуть бывшего свояка за слова о том, что Тринити плачет, поскольку испугалась прабабушки, сегодня для этого было не место и не время - камеры записывали каждый их шаг.
Гэвин глаз не сводил с Тринити. Он даже подготовил для сестры подарок - сумку с сюрпризом. Внутри лежало одеяльце от христианской организации, стихотворение в красивой рамке, написанное самим Гэвином, и его фотография. Он хотел передать сумку сестре при первой же возможности. И вот возможность появилась. Не глядя на Кели, он подошел к Тринити и произнес:
- Я люблю тебя.
Тринити выхватила у него сумку.
Пока шло мероприятие под прицелами камер, мать Аманды, Кэти Стотт, сидела в семейной машине, припаркованной вдали от новостных фургонов. Она призналась своей матери, Джеки, что боится, как бы Джейсон не сорвался при встрече с ней, боится, как бы день, и без того сложный для Тринити, не стал для нее еще сложнее. Возможно, сидя в машине, она успокаивала себя тем, что разлука с внучкой - своего рода расплата за преступление, совершенное ее дочерью.
Аманда и не предполагала, какую цепь событий запустит ее поступок, а если точнее, то не просто запустит, а будет подпитывать ее и неумолимо приближать к разрушительному финалу. Который и финалом-то не назвать. В этой истории не могло быть финала; сердца этих людей навек были объединены общей трагедией, из-за которой напряжение непрестанно то набирало силу, то спадало. Это напряжение сводило и разлучало людей; сегодня оно приняло форму лодки, которая обещала спасти множество жизней.
Когда все произнесли свои речи, толпа покинула территорию пожарного отделения; все шагали мимо мужчины, который стоял прямо в воротах. На вид ему было лет тридцать. Его щеки были красными, а одежда выглядела так, будто он сегодня ночевал на улице. Мужчина опирался о ручку детской коляски. Ребенок в ней был еще слишком мал, чтобы сидеть, а потому лежал, свернувшись клубочком. Я решила, что именно этот ребенок раскричался во время речи Джейсона, а мужчина пришел с территории для бездомных, расположенной поблизости. Сьюзан Таунсенд, теща Джейсона, обратила внимание на этого странного мужчину и спросила у Джейсона, кто это. Джейсон сказал, что это его бывший коллега из «Рико».
Люди шли к пандусу причала, который незадолго до мероприятия покрыли свежей белой краской. Другие судна останавливались позади лодки «Элдон Тринити». Пожарная лодка, прогудев, выбросила в воздух шесть струй голубой, розовой и прозрачной воды в сорок футов высотой. На двух ближайших мостах, Моррисон и Хоторн, просигналили автомобили. Люди ахнули, как обычно ахают при виде фейерверков: оказывается, у них была еще одна причина прийти сюда - дополнительная причина, которая выглядела более яркой и веской, чем истинная. Было сделано все возможное, чтобы девочка, которая чуть не погибла в реке, перестала бояться воды. «Потери твоей не восполнить, но глянь: на лодочке красная лента с твоим именем».
Родственники Аманды не стали подниматься на лодку: их туда не пригласили. Они наблюдали за происходящим с ближайшего возвышения на берегу. Возможно, гудящие в унисон судна, вспышки фотокамер и рассекающие воздух лопасти вертолетов и вызывали у них какие-то эмоции, однако их лица оставались бесстрастными.
Отправлялись две лодки. «Элдон Тринити», которая проектировалась явно не для круизов, не могла вместить в себя много пассажиров; на нее взошли только некоторые из Смитов и несколько портлендских чиновников. Следом собиралась отчалить лодка с прессой. Я должна была остаться на берегу. Рэнди Леонард стоял на причале рядом с Кели Таунсенд. Та выглядела эффектно: юбка-карандаш, высокие каблуки. Дождь, казалось, даже не касался ее волос цвета шампанского. Из-за ветра было сложно расслышать, что она крикнула Леонарду, ткнув пальцем в мою сторону. Комиссар, кажется, пришел в смятение от ее слов: Кели не хочет, чтобы журналистку, которая только что брала у него интервью, пустили на лодку?
У меня за спиной возник Айзек. Я сказала ему, что меня не пускают на лодку «Элдон Тринити»; мне ясно дали понять, что я тут лишняя.
- Да пошли они, - сказал он и направился к лодке. Его увидела Тринити. И прокричала что-то вроде:
- Дядя Айзек! Идем на лодку!
Айзек ступил на лодку, и та направилась на юг.
Вторая половина церемонии проходила в той части реки, где чуть не утонула Тринити и захлебнулся Элдон.
Присутствующим не дали никаких указаний по поводу дальнейшего, а потому неясно было даже, понимает ли хоть кто-то, что происходит. Родственники Аманды стояли на возвышении; они прождали лодку целый час, после чего медленно пошли к своим машинам. Челси с Гэвином остались ждать дальше. Гэвин одиноко сидел на скамье, неотрывно глядя в сторону юга, а лодка все не появлялась. Я села рядом с ним. Его лицо было скрыто капюшоном зимней куртки. Я спросила, говорил ли он с сестрой после преступления и до сегодняшнего дня. Гэвин продолжал молча смотреть на реку. Он напомнил мне типичных тринадцатилетних мальчиков, которые упорно молчат. Наконец, обернувшись, он посмотрел на меня секунд десять и сказал одно слово:
- Да.
Остальные люди, не поплывшие с Тринити, уже находились в пожарном отделении. Бездомный мужчина с ребенком до сих пор стоял все там же. Еще я увидела там Сьюзен Таунсенд и Кристин Дункан. Обе были привлекательными женщинами, обе - лет семидесяти на вид. Одежда обеих говорила об их немалом достатке. Особенно поразительной в этом плане была Сьюзен; она казалась улучшенной версией актрисы Коллин Дьюхерст, самоуверенная, сильная женщина. Ее запросто можно было представить с пистолетом, без промаха отстреливающей гремучих змей. Они с Кристин Дункан знали друг друга не один десяток лет и естественным образом взаимоусиливали друг друга, снисходительные, но непоколебимые в своем нежелании обмениваться со мной чем-либо, помимо шуток. Однако чувство юмора у них было одинаковым. Ожидая возвращения лодки, они даже разыграли шуточную перестрелку, вместо пистолетов используя сложенные зонты.