Джастину хотелось поговорить с адвокатом, поскольку его самого когда-то едва не приговорили к смерти. Он отсидел двенадцать с половиной лет за убийство человека во время покупки мета. Джастину тогда было восемнадцать, и употребление наркотиков закончилось для него очень, очень, очень плохо. Уже в девятнадцать он сидел в тюрьме.
В 2008 году его выпустили. Ему было уже тридцать два года - на год больше, чем Аманде, которую только посадили. Его судьба теперь двигалась в одном направлении, ее - в другом; они общались меньше часа, однако этого оказалось достаточно для того, чтобы он попытался дозвониться до ее адвоката и сообщить: он знает, в каком состоянии Аманда была за несколько дней до убийства, и если следствию нужна его помощь, он готов дать показания. Нет, он не считал, что преступление должно остаться безнаказанным. Аманда совершила ужасный, чудовищный, отвратительный поступок, но смертной казнью ничего не вернуть и не решить. Сына в обмен на ее жизнь не воскресить. И не стереть из памяти дочери тех воспоминаний, что будут преследовать ее всю жизнь. Джастин по собственному опыту знал, что дочь Аманды ждут не меньшие муки, чем саму Аманду. На Тринити до последнего дня жизни будет клеймо: она дочь той самой «сумасшедшей Аманды», которая чуть не убила ее.
Джастин знал, что Аманде будет тяжело; что к детоубийцам и детообидчикам другие заключенные испытывают особенную ненависть. Он понимал, что Аманду по большей части будут держать в одиночных тесных камерах без окон, темных сутками напролет. Если она попытается совершить самоубийство, ей запретят носить одежду, в лучшем случае нацепив на нее, как на склонную к самоубийству личность, «черепаший панцирь». Как мог судить Джастин, люди, слыша о таких условиях содержания, считают их более чем приемлемыми.
Он разговаривал с сотнями клиентов, которые покупали в их заведении газеты или слушали новости по радио. Целую неделю все только и говорили, что об Аманде. Джастин слышал, как ее называли гнусным, отвратительным человеком; как говорили, что она заслужила мучиться до конца своих дней.
Джастин знал, что Аманде еще очень долго придется расхлебывать последствия своего преступления. Он сам до сих пор тащил на себе последствия своего... И, размышляя о том, почему Аманда убила своего ребенка, он также задумывался о том, к чему все это привело. По его мнению, нечто подобное удовлетворению она все-таки получила.
Большинство людей полагало, что Аманда утолила жажду мести. И на этом их предположения заканчивались. Думать дальше они либо не хотели, либо не считали нужным. Мысль о том, что Аманда все тридцать пять лет, сидя в камере, будет злорадствовать, казалась мне глупостью, похожей на сказку. Ее жизнь ведь на этом не закончится. Даже если ее будут держать обнаженной в тесном помещении, она все равно будет жить; будет переживать потери и что-то, размышляя, обретать.
Я уже задумывалась, не покажется ли для Аманды жизнь в тюрьме лучше прежней жизни. Там у нее не будет возможности регулярно переедать. Ей не позволят выпивать, по крайней мере, много. Она сможет, не спрашивая разрешения, посещать занятия по йоге и лекции о лягушках. Ей не придется слушать, как Джейсон обзывает ее тупой стервой. В тюрьме каждый ее день будет расписан по минутам; и хотя многое теперь будет ей недоступно - например, она не сможет, как я, гулять по пляжу, летать на самолете, обниматься с мужем или покупать платья в «Нордстроме», - она по меньшей мере сможет, оглянувшись на свою прошлую жизнь, осознать, что жила в аду. И если даже предположить, что один ад сменился другим - поскольку для меня было бы адом потерять своего ребенка, - теперь у нее было больше свободы, за которую пришлось заплатить ужасающую цену.
- Тюрьма будто вернула Аманду к жизни, - сказала Саманта Хэммерли.
Шел 2014 год. Мы с Самантой обедали в бургерной в портлендском районе Перл. Наши отношения отнюдь не всегда были дружелюбными. В 2010 году Саманта позвонила мне, чтобы сообщить: она долгое время дружила с Амандой, но ей «сейчас уж точно не до книги о „сумасшедшей матери, сбросившей детей с моста“».
Оказалось, Саманта - человек гибкого ума. Наше дальнейшее общение она считала своего рода «терапией» и рассказывала мне о встречах с Амандой в тюрьме - встречах, которые в последние три года проходили каждые несколько недель.
- Когда я только начала посещать ее и разговаривать с ней, она была в ужасно подавленном состоянии, - сказала мне Саманта сегодня. -Какое-то время я даже боялась ее.
О том, что сотворила ее подруга, Саманта узнала из телевизионных новостей. На тот момент она не виделась с Амандой с десятого класса. Возможно, в ней проснулись остатки привязанности к ней. А может, Саманта захотела связаться с Амандой, поскольку была соискателем степени доктора психологических наук, в особенности интересуясь серийными убийцами. Как бы то ни было, в мае 2009 года она напомнила Аманде о себе. Именно Саманта и была той заплаканной женщиной, которую я видела во время второго предъявления обвинений. После убийства Элдона она приходила к родителям Аманды, чтобы помолиться вместе с ними. Ее пустили на похороны Элдона. Саманта писала Джейсону с настоятельной просьбой позволить Тринити видеться с родственниками Аманды. Но ответа так и не дождалась.
После преступления Саманту притянуло к Аманде будто магнитом. Она была на стороне подруги, поскольку та «действительно нуждается в поддержке». Посещая подругу-детоубийцу в тюрьме, Саманта исполняла свой христианский и дружеский долг. Кроме того, благодаря этим встречам Саманта получала светлые эмоции, которые, к сожалению, пыталась игнорировать.
- Мэнди и правда в депрессии, а о депрессии я знаю много; у нее почти те же симптомы, что и у меня, - однажды призналась мне Саманта и добавила, что если я буду писать об Аманде, то «прошу, будьте справедливы. Помните, она такая же мать, как и вы».
Сегодня Саманта рассказывала о том, как изменилась Аманда, которую перевели в «особый сектор, где держат примерных заключенных». Она справилась с лишним весом. Ее посещали люди, в том числе и Шантель с племянниками; они играли в тюремном дворике и каждый раз выходили оттуда счастливые.
Саманта сказала, что Аманда и рассказывала, и писала о своей жизни еще за годы до преступления: как ей запрещали видеться с друзьями и выходить из дома.
- Она говорила, что очень долго считала себя ужасным человеком, -произнесла Саманта. - Но она совсем не ужасна! И никогда не была ужасной. Она не из тех, кто унывает, она всегда была той еще заводилой - так почему же все это случилось?
Но, что бы ни изменило Аманду в тюрьме, Саманта считала эти изменения разительными, причем «превращение», по ее мнению, произошло благодаря тому, что в тюрьме Аманда снова вернулась к религии и «наладила связь с Богом».
- Теперь она радостная и счастливая, совсем как во времена старшей школы, - сказала Саманта. - Никто на нее не давит - она и не подавлена. Она возвратилась к себе прежней.
Я уже собиралась выключить диктофон, но Саманта остановила меня.
- Я вспомнила еще кое-что, - произнесла она. - Однажды мне показалось, что ситуация располагает наконец спросить у нее, что же произошло; но она просто схватилась за голову и разрыдалась со словами: «Я не могу пока об этом говорить».
По щекам Саманты тоже потекли слезы.
- А ведь еще минуту назад мы шутили и смеялись...
28
Мы слышим все наполовину, видим все наполовину, понимаем все наполовину - и дополняем это собственными домыслами. У судебных адвокатов умение дополнять картину развито до совершенства. В этой игре их ставки слишком высоки, они потеряют намного больше, чем мы, если не сумеют развернуть действительность таким образом, чтобы идиотская небылица обратилась в упорядоченную, логичную историю.
Джанет Малкольм, «Ифигения в Форест-Хиллз»
Шел июль 2014 года. Адвокат Шейнон Грей сидел в кофейне напротив главного здания Портлендской публичной библиотеки. Прошло больше пяти лет с тех пор, как его жена, Тиффани, убедила его переговорить с задержанной Амандой и спросить, не нужна ли ей его помощь. Он появился как раз в ту минуту, когда следователи пытались добиться от нее признания.
- Я сказал: «Я представляю ее интересы. Так что допрос окончен», -рассказал мне Шейнон. - Это очень их разозлило.
Однако впоследствии интересы Аманды представлял уже другой адвокат. Шейнон связался с семьей Аманды и сообщил, что его жена училась с Амандой в одном вузе, что он лично знает Аманду и готов предложить услуги адвоката. Ответа он так и не получил. Именно его коллега-юрист выступал от лица Аманды «из уважения к ее семье» во время первого предъявления обвинений, после чего этого человека сменил Кен Хэдли. Грей связывался с Хэдли. Прежде Шейнон работал окружным адвокатом в округе Малтнома, а потому много раз имел дело с убийствами при отягчающих обстоятельствах и уж точно сумел бы помочь Аманде. Хэдли тоже ему не ответил.
Я уже встречала Грея прежде - тогда он точно так же поразил меня своими мускулами. У него был резко очерченный подбородок, зоркие голубые глаза и фигура настоящего борца, а может, даже настоящего хищника, готового в любую минуту наброситься на противника и перегрызть ему горло. Я однажды спрашивала его, о чем они беседовали с Амандой в первые часы после ее ареста. Тогда он ушел от ответа, а сегодня прикрылся адвокатской этикой, хотя и не был адвокатом Аманды. Тем не менее кое-чем он со мной поделился: когда он пришел к Аманде, та узнала его. А еще Тиффани несколько преувеличивала - беседа их длилась не несколько часов, они говорили всего лишь двадцать-тридцать минут.
- С нее глаз не спускали, - рассказал он. - За каждым шагом следили.
Грей плохо знал Аманду и ни разу не виделся с Джейсоном. Однако ему и не нужно было знать их обоих, чтобы понимать суть инцидента. Обычная история: один, обладающий властью и деньгами, угрожает забрать детей, второй запуган - вот тебе и преступление. Выходит, я всего лишь обманывала себя, считая произошедшее чем-то из ряда вон, Аманду - исключительной жертвой, а Джейсона -исключительным тираном.