Хохол бредил и метался на диване, Маша изо всех сил старалась удержать его, но весовые категории слишком уж различались. К моменту прихода доктора Мышка уже изнемогла от неравной борьбы и страха за состояние Женьки. Хирург, вымыв руки, снял марлю с кистей и не сдержался:
– …твою мать! Это он куда руки-то сунул? В кислоту?
– Я не знаю! – буркнула Мышка, стоя с сигаретой на пороге комнаты. – Уехал куда-то днем, а вернулся вот такой. Из такси выйти не мог сам, потом отключился вроде, а теперь вон мечется. И температура такая, что я даже озвучить боюсь.
– Так, Маня, слушай сюда, – решительно сказал хирург. – Я тебе сейчас помогу, мы его оденем, и я быстро закажу машину. Повезем к нам, в гнойное. В таком состоянии его тут нельзя оставлять – того и гляди, сепсис постучится.
– Слава, не выйдет, – покачала головой Мышка. – Он не местный, как ты его без прописки в больничку оформишь?
– Это не твоя печаль. Оформлю. Паспорт же есть у него, правда? Ну, и все. Давай, собирай его – ты ж не хочешь всю ночь на нем верхом сидеть?
Мышка вздохнула, понимая, что доктор прав, а Хохол, придя в себя, явно не обрадуется факту нахождения в больнице. Но выхода не было – в таком состоянии оставлять его дома было совсем рискованно.
– Слава, а я смогу с ним хоть на ночь остаться? Просто если он очнется в незнакомом месте, я не поручусь за сохранность палаты.
– Да хоть жить переезжай, – буркнул хирург, набирая номер.
С помощью водителя Слава смог спустить Хохла вниз к машине, Маша тоже поехала с ними. Женька по-прежнему бредил и почти не приходил в себя, лежа на носилках «Скорой». Мышке сделалось по-настоящему страшно – а ну как что-то серьезное случится? Что она будет делать с ним? Через пару дней вернется муж с дочерью, проводить все время около Хохла в больнице она не сможет, а оставить его одного в таком состоянии тоже нельзя. Придется как-то объяснить мужу, что произошло – а она и сама не знает, что именно.
В больнице Женьку сразу уложили под капельницу, зафиксировав руки к раме кровати, чтобы ненароком не вырвал установленный подключичный катетер. Маша сидела около него и мучилась от неразрешимой дилеммы – звонить или не звонить Марине. Судя по тому, как и что Женька рассказывал в последнее время, отношения у них напряженные, а у самой Коваль какие-то неприятности. Так стоит ли добавлять ей проблем? Но если Хохлу станет хуже – как тогда Маша объяснит, почему раньше не позвонила?
Женька открыл глаза, обвел палату ничего не выражающим взглядом и облизал пересохшие губы.
– Где я?
– Ты в больнице, Женя, – нагнулась к нему Маша. – Сейчас…
Она взяла стакан с водой и опущенной в него трубочкой, поднесла к запекшимся от жара губам:
– Попробуй…
Хохол осушил его в секунды, благодарно посмотрел на Машу:
– Спасибо… я как тут очутился?
– У тебя сильный жар и ожоги кистей. Что ты сделал с руками, где ты был вообще?
Хохол нахмурился, что-то вспоминая. По лицу его пробежала тень, глаза сделались злыми:
– Место не помню… не найду, скорее всего…
– Какое место?
– То, где мне этот ветеринар «синьки» сводил какой-то дымящейся хренью…
Маша ахнула:
– Ты идиот?! Это что же – за раз жидким азотом обе кисти?!
– Не знаю я, чем…
– Да за каким чертом ты вообще туда поперся?! Почему у меня не спросил?!
– А ты специалист большой, ага? – скривился Женька.
– Я – нет! Но я нашла бы того, кто может сделать это в цивилизованных условиях и нормально – понимаешь, нормально! А не засовывая твои руки в канистру с азотом!
– Да никуда он их не засовывал…
– А выглядит, как будто так оно и было! – отрезала Марья. – Ну, что ты за идиот, Женька?! Пятьдесят лет мужику – а хуже маленького!
– Отстань, Мышка, не зуди! – попросил Хохол жалобно. – Горит все, а тут ты еще…
– Да я тебе голову готова оторвать! – бушевала Машка, не в силах успокоиться. – Ты же руки себе угробил, не понимаешь?! Врачи сказали, что на левой вообще может не восстановиться работа сухожилий! То есть кисть будет у тебя в полусогнутом положении! Клешня будет, твою мать!!!
– Разработаю.
– Башку разработай себе! – рявкнула Машка и вылетела из палаты, не в силах больше сдерживать себя и опасаясь надавать зафиксированному Хохлу пощечин.
Женька закрыл глаза и погрузился в болезненное полузабытье. Нестерпимо горели руки, болела голова, мысли путались. Он не винил Машку за ее слова и даже себя чувствовал виноватым перед ней – мог действительно спросить, она бы помогла, посоветовала. Нет – поторопился, побежал невесть куда, теперь вот и себе, и ей проблем наделал. Машке надо готовиться – муж с дочкой возвращаются, а тут он в таком виде. А Мышка не из тех, кто бросает друзей в тяжелой ситуации. И Марине она не позвонит и не скажет ничего, потому что не захочет ее нервировать и нагружать еще чем-то, кроме того, что уже у Коваль есть.
Мышка вернулась, от нее пахло табаком – значит, курила где-то. Она села на край кровати, привычным жестом поправила шланг капельницы, осмотрела почти пустой флакон из-под лекарства на стойке.
– Маш… ты не злись, ладно? Ну, дурак я… так сложилось, решил, что как лучше сделаю…
– Вышло только как всегда, правда? – буркнула Марья, вставая и перекрывая струйку лекарства, чтобы сменить флакон. – Ладно, теперь чего уж… Лишь бы выкарабкался.
– Ну, ты меня-то не хорони, мне рано еще – у меня сын маленький совсем, – печально улыбнулся Женька.
Маша поправила одеяло, укрывавшее Хохла до подбородка, пальцем проверила, не затянулись ли брезентовые вязки на запястьях:
– Я тебя отвязывать не буду пока, ладно? У тебя температура, бред, ты мечешься, а у меня не столько сил, чтобы тебя удержать, если что.
Он снова закрыл глаза и кивнул:
– Не отвязывай. И вообще домой иди, нечего тебе тут.
– Не командуй, – строго заявила Мышка. – Ночевать я тут буду, договорилась уже. Все равно одна дома спать не смогу, а тут хоть люди кругом.
Хохол задремал, а Маша вынула из сумки блокнот и карандаш и начала что-то быстро строчить, то и дело переворачивая небольшие листки.
Урал
Разговор с Женькой немного облегчил ее состояние. Марина вдохнула промозглый воздух, поежилась и пошла по тротуару прочь от бистро, в котором оставила Ветку. Ехать в гостиницу смысла не имело – ведьма знала номер, приедет туда и начнет канючить. Нужно было искать иной вариант. В голову ничего не приходило, кроме другой гостиницы, но это ведь очень просто отследить, зная фамилию. Оставалась только съемная квартира – агентств недвижимости уйма, попробуй, обзвони все.
Коваль вздохнула и подошла к газетному киоску, купила местную газету с объявлениями и зашла в ближайшее кафе. Сидя за столиком в углу, она просматривала объявления об аренде и пила кофе. Сигареты закончились, нужно было купить пачку, но наличных денег осталось как раз, чтобы рассчитаться за кофе. К вопросу с жильем прибавился еще и поиск банкомата. Наконец она нашла подходящее объявление и позвонила по указанному в газете номеру. Договорившись о встрече с агентом и узнав адрес, она расплатилась за кофе и вышла на улицу. Был уже глубокий вечер, основной людской поток схлынул, и на улицах стало почти безлюдно. Марина вдруг впервые осознала, что находится совсем одна в абсолютно уже чужом городе, и ей не у кого искать защиты, если что. Телефон ее был выключен – она, как обычно, забыла положить денег на счет, а разговор с квартирным агентом съел все, что на нем оставалось. «Генка сейчас все оборвал – ищет, – отстраненно подумала она, шагая по выложенному брусчаткой тротуару. – Ладно, денег брошу – сразу перезвоню».
Когда она подошла к дому, адрес которого ей продиктовали в агентстве, то почувствовала легкую дурноту. Это был ее дом, тот самый, где находилась ее самая первая квартира, проданная Мастифом сразу же после того, как старик забрал ее к себе. Как же она сразу не догадалась, записывая адрес…
– И после этого попробуй не поверить в цепь случайных совпадений, именуемых судьбой… – пробормотала она, подходя к вмонтированному в стену банкомату и вставляя в него карту.
Когда пачка наличных оказалась в руке, Марина глянула на часы и поняла, что пришла рановато. «Отлично, пойду пока за телефон заплачу и сигарет куплю заодно», – решила она про себя и направилась к подземному переходу. Даже этот переход изменился, принял какой-то более цивильный вид, вместо голубых кафельных стен – ряды павильончиков, торгующих всякой всячиной. Коваль прошлась туда-сюда, купила пачку сигарет, положила деньги на телефон и сразу перезвонила Гене. Тот был в бешенстве:
– Я уже не знаю, куда мне бежать и где вас ловить! Неужели так тяжело было позвонить?
– Погоди, не ори, Гена! Ты видел Веткину машину? – перебила она сразу, и Гена, поперхнувшись гневом, сразу умолк. – Не видел, что ли?
– А где она?
– Так ты дома не был?
– Еще нет, только еду. А что с машиной? И где вы?
– Машина сгорела утром, мы ушли от греха подальше, я сейчас встречаюсь с агентом и снимаю квартиру. Потом позвоню и скажу, где и что. Все, Гена, я пойду, мне пора уже.
Марина не дала телохранителю опомниться, сунула телефон в карман и пошла обратно к дому.
Агент уже ждала ее – молоденькая, отчаянно замерзшая и простуженная девушка в синем пуховичке и черных джинсах. Под мышкой она держала пластиковый портфельчик, а руки прятала в рукава.
– Вы Настя? – спросила Марина, приближаясь к ней.
Девушка обернулась, шмыгнула покрасневшим носом:
– Да. А вы – Мария Васильевна?
– Я. Простите, я приехала раньше, но отошла купить сигарет.
– Да ничего, – отмахнулась девушка, вынимая из кармана ключи и направляясь к подъезду. – Бывает, что вообще не приходят.
Марина шла за ней, очень рассчитывая, что снимать бывшую собственную квартиру ей не придется. Но судьба решила пошутить…
Оказавшись на знакомой лестничной клетке, Марина снова ощутила легкую дурноту. Прошлое засасывало ее, как в воронку, тянуло к ней свои щупальца и обвивало с ног до головы. Теперь вот квартира, в которой она провела столько разных часов – счастливых и не очень… Хорошо, если хозяева за столько лет ухитрились сменить интерьер и мебель – может, будет легче. Однако мысль отказаться от квартиры у Марины не возникла – здесь хотя бы знакомый – ну, относительно – район, да и дом охраняется, что тоже немаловажно.