ния, долго слушал шорохи и шелесты подземелья.
– Необходимо разведать, проводник наш дорогу дальше не знает, – проговорил Сан Саныч. – Спиридонов, готовься.
Земная твердь ответила майору мощным вздохом. Стены дрогнули, словно выдыхая из себя воздух. Где-то невдалеке посыпались мелкие камешки. Тусклый электрический фонарь над головой у Кости несколько раз моргнул, но передумал гаснуть. Нить накаливания снова стала ярко-желтой. Сан Саныч закашлялся.
– Крупный калибр, – сказал кто-то. – Наши. Не-е, под такой огонь соваться не след…
Справедливость слов бойца подтвердил новый разрыв, за которым последовали и третий, и четвертый. Снаряды ложились в отдалении, но их удары вышибали из каменной кладки скудные ручейки каменной трухи. Обстрел длился не менее часа, но они потратили это время с толком, проверяя снаряжение.
На поверхности земли зимний день клонился к концу. Воздух оказался оглушительно свеж. Небольшой сквер, покрытое зеленой патиной изваяние, вымощенная булыжником улочка, по обе стороны сплошной стеной двухэтажные дома. Посреди сквера грузовик, вокруг него мечутся люди в черной униформе. Их не замечают, пока. Дело испортил громогласный поповский сын.
– Ату немчуру! Ур-р-ра-а-а-а! – завопил он, не трогаясь с места. Несколько солдат из Костиного отделения кинулись в атаку.
Костя увидел, как Вовка выдернул чеку, и последовал его примеру. Они выждали, пока бойцы рассеются по улице, прячась за постаментом статуи. Бросили гранаты. По капоту грузовичка забарабанили осколки, в громким хлопком разорвалась одна из камер. Послышались бессвязные, полные муки вопли раненых. Костя выскочил из-за постамента. Спиря был рядом.
– Черти! Черти! Дьявольская сила! – вопил кто-то на немецком языке, давясь рыданиями.
Костя глянул за спину, на бегущих следом ребят. И вправду, на чертей похожи – с головы до пят покрыты зеленоватой тиной. Вот только смрад источают не адский, не серой пахнут. Сан Саныч на бегу отдавал команды. Справа и слева мелькали выкрашенные в веселенькие цвета домики, под ногами хрустело битое стекло.
– Стрелять короткими очередями! – ревел Сан Саныч.
Спиря на ходу рассматривал карту. Они выскочили на круглую площадь. Посреди нее еще одна статуя. Конный мадьяр в короне. Слева – готический собор. Прямо – двухэтажное каменное строение. На втором этаже – крытая галерея. Справа – скверик. Тарахтение автоматных очередей, пугающий свист и стрекот осколков, топот, крики, а в отдалении, едва различимый среди этой какофонии звуков, грохот мотора и металлический лязг гусениц.
– Гранаты к бою! – крикнул Сан Саныч, и голос его потонул в грохоте орудийного разрыва. – Лобазов! Где ты?
Танк выкатился из улочки, примыкавшей к площади слева. За ним следовали, мелко перебирая ногами, фигурки эсэсовцев в черной униформе.
– Дунай – колыбель славянской культуры, – наставительно произнес Костя. – Тогда зачем здесь столько немцев? Надо бы поубавить…
В сквере слева уже обосновались свои, полоумные ухари из отделения сержанта Лобазова. Оттуда шмальнули из противотанкового ружья. Один раз, второй, третий.
– Все, танку хана! – проговорил Спиря.
Танк и вправду загорелся. Оранжевое пламя металось в клубах черного дыма. Кто-то завопил – истошно, визгливо. Черные тени метались, испуская огненные вспышки. На брусчатку площади выкатилось блестящее тулово легкового автомобиля с трехконечной звездой на капоте.
– Глянь-ка, «мерседес»! – проговорил Спиря. – Навряд ли на таком сержанты да рядовые разъезжают. Припомни-ка Горькую Воду. Там чин не ниже подполковника, а то и выше…
Следом за «мерседесом» по площади пронеслись мотоциклисты. Автоматчики с колясок поливали площадь свинцом. Из переулка высунулось черное дуло пушки – подошел еще один танк. Он не мог выкатиться на площадь – улочку перегородил его подожженный товарищ. Клубы дыма мешали наводчику вести прицельную стрельбу, но танк палил по скверу без передышки.
Костя и Спиря не видели, как отчаянный Лобазов самолично подорвал второй танк. Не участвовали они и в рукопашной схватке, завязавшейся у монумента мадьярскому царю.
Костя кинулся вдогонку за «мерседесом». Кто-то из-за его спины стрелял по ободам. Стрелял метко, расчетливо. После четвертого выстрела покрышки «мерседеса» превратились в резиновый хлам, и автомобиль остановился. Его примеру последовали мотоциклисты. Костя бросил гранату, шмыгнул в подворотню, огляделся. Заколоченные на скорую руку окна выходили в уютный, обсаженный розовыми кустами дворик. В углу, у двери черного хода, притулился мусорный бак. Дворик оказался проходным – на противоположной стороне двора темнела сводчатая арка.
Костя выглянул на улицу. Автоматчики суетились вокруг подбитого «мерседеса», закрывая спинами невысокого человека в коричневой, полевой форме. Костя присмотрелся: тонкий, слегка загнутый к низу нос, гладко выбритый подбородок, пенсне, высокие сапоги с мягкими, точно по ноге голенищами, прямая спина, горделивая выправка. Нет, этот человек никак не мог быть пехотным капитаном. Звука выстрела он не слышал. Но один из автоматчиков упал к ногам немца в пенсне.
– Abfall am Wasser! Gerhardt! Folgen Sie mir! Norb! Sie decken! Nicht rastyagivayteytes! Rudolph! Blickte zurück![90] – немец в пенсне отдавал команды уверенно, автоматчики повиновались ему, словно цирковые пудели дрессировщику.
– Это и есть Черный генерал. Так-то оно! У них чемодан. Видишь, из багажника выволокли? – Спиря говорил в полный голос, не скрываясь. Затвор винтовки щелкнул. Еще один хлопок, еще один автоматчик упал. Остальные выгребали из багажника коричневые кофры, обитые кожей. Костя прицелился по одному из них. Пальнул наудачу. В дымном воздухе закружились желтоватые, испещренные буквами странички.
– Смотри-ка! – прошептал Костя. – У них полон багажник добра. Наверное, это штабной архив!
Автоматчики сложили кофры кучкой, облили горючим и подожгли. Костер получился знатный. Хлопья пепла кружились и взлетали до пятого этажа. Спиря выпускал пулю за пулей. Каждая из них находила цель. Свита генерала, занятая возней с кофрами, казалось, вовсе не замечала потерь. Костя зыркал по сторонам, не упуская из вида дальнюю подворотню. Но звуки боя непрестанно отдалялись. Уханье пушечных разрывов слышалось все реже. Те танки, что утюжили улицы ниже по склону будайского холма, ушли к северу, вверх по течению Дуная.
– Меняем позицию! – проговорил Спиря.
Сибиряк оказался прав. Свита генерала решила наконец заняться ими. Двое автоматчиков бежали от «мерседеса» к их подворотне. Ударила короткая очередь. Сверху на их головы посыпался кирпичный щебень. Костя и Вовка пересекли двор и через подворотню выскочили в поросший жухлой травкой скверик, сбежали по крутому откосу на какие-то запущенные задворки. И снова дворик, и снова черные провалы мертвых окон, и снова окропленная кровью брусчатка, и свежий щебень, и автоматные очереди, и разноязыкие вопли. Спиря бежал так, словно точно знал дорогу, шнырял из подворотни в подворотню, будто вырос не в лесах на берегу Енисея, а в этих крошечных двориках, словно исходил набережные Дуная вдоль и поперек. Костя безропотно следовал за ним.
Время от времени они ввязывались в отчаянные перестрелки. Пару раз дело дошло до рукопашной. Костя видел искаженные последним, смертным ужасом лица, слышал крики боли и одни и те же, повторяемые на разные лады слова:
– Teufel! Russische Teufel![91]
А человек в коричневом кителе пехотных, полевых частей, с пенсне на крючковатом арийском носу, словно сквозь землю провалился. Ушел, исчез вместе со свитой…
Сколько часов продолжался бешеный бег по лабиринтам узких, мощенных булыжником улиц? Они давно истратили весь боезапас и использовали трофейное оружие и патроны. Гранат не было, о чем Спиря сильно и громогласно горевал:
– Эх, гранат бы! Где же взять еще гранаты? – причитал он.
Они бежали все время вниз, под гору, где-то слева от них шла оживленная перестрелка. Время от времени ухали пушки. Там шел бой.
– Надо нагнать своих, – проговорил Костя. – Вдвоем нет смысла ввязываться.
Они выскочили на пустынную набережную. За темным парапетом виднелся большой, поросший густым лесом остров. Они смотрели на чужую реку сквозь снежную пелену. Спиря время от времени останавливался, сгребал снег горстью и тер им перепачканное нечистотами лицо.
– Так еще хуже! – смеялся Костя. – Все равно на черта похож! Оставь. Мы не на свидание торопимся.
Тут и там валялись присыпанные свежим снежком мертвецы. Они обыскивали каждого в поисках гранат и патронов. Все убитые оказались одетыми в черную униформу СС. Из Пешта, с противоположной стороны реки, вели огонь из крупного калибра. На их счастье, снаряды ложились севернее. Видимо, немцы пытались прорваться там. А здесь, на набережной, в виду пустынного острова, не было ничего, кроме мертвецов и медленного кружения снежинок.
– Полезем обратно на гору, – предложил Спиря. – Может, наши там? Нехорошо так, вдвоем. Стремно. Так-то оно!
Они нагнали своих на одной из улочек, неподалеку от обрушенного моста. Небольшая группа бойцов во главе с Сан Санычем залегла за обгорелым остовом городского автобуса.
– Не замерзли? Пузами да на снегу? – пошутил Спиря.
– Там снайпер, – коротко ответил Сан Саныч.
Костя устроился рядом с ним, прилег на живот возле левого переднего колеса. В нос лез запах горелой резины. Остов автобуса перегородил собой улицу, он сгорел давно, горел долго – резина на передних колесах и краска на кузове выгорели полностью. На задних дисках резина оплавилась и отвратительно воняла. Почернелое железо тут и там припорошило снежком. Снег лежал в пустом салоне на обуглившемся покрытии пассажирских сидений. Чуть выше по улице догорал другой автобус. Черные клубы дыма скрывала ночь, зато оранжевые сполохи пламени казались особенно яркими на фоне белой пороши и темных, без единого огонька домов. Костя заметил темневшие тут и там неподвижные тела.