Если не считать пару таких опасных случаев, я, надо признать, замечательно проводил время. И все остальные тоже. Надо понимать, что в то время все это было абсолютно в порядке вещей. Теперь все иначе – все следят за здоровьем, соблюдают политкорректность, осуждают наркотики и так далее. Но во времена Hawkwind наркотики были нашим общим знаменателем. Это был единственный способ отличить своих. Мы всегда играли упоротые в хлам. И, как я уже говорил, так мы сыграли некоторые из своих лучших концертов. Были еще легендарные концерты, когда мы добавляли кислоту в закуски и напитки для публики. На самом деле такое было, наверное, всего раза два – один раз, как помню, в Roundhouse. Все равно почти все наши фэны приходили уже под кайфом, так что какая разница. Это было невинное время, мы еще не знали, что некоторые от кислоты тронутся умом, а другие станут колоться и умрут от эмболии. Немногих психов быстро забирали. В общем, мы ничего об этом не знали. Мы всего лишь хотели хлеба и зрелищ.
Из-за нашего повального увлечения наркотиками мы постоянно рисковали нарваться на копов. Но, как показывает моя история с Джоном-Сортиром, они были туповаты. Вот вам еще пример глупости полицейских. Копы часто отирались вокруг клубов. Однажды я выходил из Speakeasy вместе с чуваком по имени Грэм, он работал у Джимми Пейджа, а позже стал тур-менеджером Motörhead. У меня с собой было полграмма спидов, и мы направлялись к его тачке, когда два копа, стоявшие в дверях дома напротив клуба, пошли за нами.
– Давай-ка быстро, – говорю я и спешно разворачиваю пакетик. Только я успел его открыть, как коп протягивает руку мне через плечо и закрывает мою ладонь – и то, что в ней лежит!
– Что это у тебя, сынок? – спрашивает он.
– Это… просто бумажка.
– Так, посмотрим.
Я разжимаю кулак, и он берет бумажку. Его черную форму засыпает белый порошок – как будто ребенка напудрили тальком! А он переворачивает бумажку и говорит:
– На ней ничего не написано.
– Вот сука! – говорю я. – Она так и не записала мне свой номер!
– Ага, – кивает он. – Покажи-ка мне, что у тебя в карманах.
А он весь обсыпан порошком – и его напарник тоже ничего не заметил! Он обыскал нас обоих, но у нас ничего не было, и они ушли. Как дети малые, право слово.
Но нас все время пытались замести. Копы околачивались у дома, буквально ждали тебя за порогом. В результате мы прекрасно научились ныкать свою контрабанду; Ник прятал ее прямо в саксофоне. А полицейские, работавшие под прикрытием, никогда толком не могли одеться как хиппи. Стоит такой чувак в пиджаке Неру и с большим зеленым медальоном и думает, что он в теме. А потом смотришь на его ноги, а он в пластиковых сандалиях. Иногда бывало очень стремно, но нас это никогда не останавливало.
Первым альбомом, который я сделал с Hawkwind, был их третий диск – Doremi Fasol Latido. И потом еще три других полных альбома: двойной концертник Space Ritual, Hall of the Mountain Grill и Warrior on the Edge of Time. Многие из лучших работ группы были сделаны как раз в то время, когда я играл с ними. В студии было неважно, кто продюсер, – записью все равно рулил Дейв. Но никто мне не помогал, когда я записывал The Watcher, потому что эту песню сочинил я, а не Дейв. Такой у него был характер. Где-то между Space Ritual и Hall… мы сделали двойной альбом Greasy Truckers Party – запись сборного концерта. Его устроили в Лондоне, в Roundhouse, 13 февраля 1972 года. Одна из сторон называется Power Cut («Отключение электричества»), и она совершенно пустая, потому что тем вечером шахтеры на три часа отключили электричество во всей Англии – так они боролись с правительством. Все сидели в темноте, курили траву, а потом электричество включили снова, и концерт продолжился[31].
Примерно тогда же группу покинул Дикмик. Его достала борьба за лидерство, которой в группе не было конца. Он ушел и стал жить с одной моей хорошей подругой, которая теперь живет с Саймоном Кингом – в Лондоне, кажется, все всех перетрахали, это прямо инцест какой-то. Но пока Дикмик жил с ней, он стал приторговывать марихуаной и делал это довольно долго, а потом его загребли. Он отсидел полгода или год, а потом стал прилипалой и ночевал у друзей, которые пускали его поспать на диване. Два года он кантовался у меня, пока я его наконец не выгнал. Очень жаль – Мик был человеком острого ума, но из тюрьмы он вышел совершенно раздавленным и так потом и не оправился. Думаю, тюремная жизнь просто подкосила его под корень. На свободу он вышел совсем другим – в тюрьме из хищника превращаются в жертву, и смотреть на это ужасно.
Лучше всего в Hawkwind было для меня то, что мы часто играли за границей, а я давно никуда не ездил. Первый такой концерт был в парижском зале Olympia. С нами играла немецкая группа Amon Düül II. Уже в то время у них было индустриальное звучание, и они были очень знамениты на континенте. На этом концерте произошли беспорядки – на самом деле это просто детишки бузили, но полицейский спецназ CRS повел себя как гребаное гестапо. Еще я помню, что мы играли в Италии, – клуб назывался The Lem Club, будто в мою честь, и Дейв был ужасно недоволен!
В Америку я впервые попал в 1973 году, после выхода Space Ritual. Мне там сразу понравилось – полный восторг от начала и до конца! Для англичанина это было настоящее Эльдорадо. Надо понимать, каким унылым и ужасным местом была тогда Англия для молодого человека – хуже, чем даже сейчас! А потом ты попадаешь в Техас – в него вся Англия поместится три с половиной раза! По Техасу можно ехать два дня – и ты все еще в Техасе. И какой невероятно чистый воздух где-нибудь в Аризоне или в Колорадо. Впервые приехав в Боулдер, я выглянул в окно и увидел горную гряду. Казалось, она нависает прямо над отелем, но на самом деле она была в пятидесяти милях оттуда! Мы никогда ничего подобного не видели, и так было в Америке с каждой европейской группой.
Наш первый тур начался с концерта в Tower Theater в Филадельфии, а потом мы поехали на север, в Нью-Йорк, где сыграли в Планетарии Хейдена – как раз в то время мимо Земли пролетала комета Когоутека, а у всех нас на уме был один космос. Комета пролетела мимо, как и полагается, но невооруженным глазом ее было не видно – пшик и все. Но мы устроили в планетарии вечеринку, посмотрели передачу про Когоутека и все такое. Это была гигантская вечеринка, там я познакомился с Элисом Купером, Стиви Уандер тоже пришел. Посреди вестибюля лежал огромный кусок лунной породы, и телохранитель подвел Стиви к нему, положил его руку на камень – «Это лунная порода, Стиви» – и отвел его в сторону. Во время шоу я огляделся по сторонам и снова увидел Стиви Уандера, а его телохранитель в это время говорил: «Она сейчас пролетает перед нами, Стиви, слева направо». И у кого тут не все дома, у меня или у них?
Путешествуя по Америке, мы постоянно ели кислоту. В Кливленде перед концертом три разные компании хиппарей тайком подсунули нам «ангельскую пыль», а мы и не заметили. Вот сколько кислоты мы жрали!
Потом ты приезжаешь в Лос-Анджелес, и тебе кажется, что ты умер и попал в рай. Все дело в пальмах. Помню, как наш самолет делал круги, снижаясь над лос-анджелесским аэропортом, и я посмотрел вниз: у каждого дома синий бассейн, а пальмы просто огромные. Мы ехали по засаженному пальмами Голливудскому бульвару, и я думал: «Вау, этот город – просто отпад». И действительно, в то время для молодых англичан это было волшебное место. Конечно, когда я поселился там много лет спустя, я уже знал, что это место не настолько чудесное, – по крайней мере, умом я это знал. Но то первое чувство восхищения никогда до конца не уходит.
Между прочим, именно в Лос-Анджелесе я написал свою последнюю песню для Hawkwind – Motorhead. Мы остановились в отеле Hyatt на бульваре Сансет, который Led Zeppelin прославили своими буйствами. Одновременно с нами там жили Electric Light Orchestra, и их гитарист Рой Вуд одолжил мне гитару Ovation. И в 7:30 утра я стоял на балконе «Хаятта» и самозабвенно орал песню во все горло. Шум и гам, который я производил, кажется, немного беспокоил копов. То и дело перед отелем останавливалась полицейская машина, из нее вылезал коп и смотрел на меня. Но потом они неизменно качали головой и уезжали. Может быть, они думали, что им просто почудилось. Кстати, в первой версии Motorhead, которую записали Hawkwind, есть соло на скрипке. Если вы думаете, что скрипка – инструмент для слюнтяев и девчонок, значит, вы никогда не слышали Саймона Хауса. Он играл как сумасшедший, и его соло в этой песне – просто мясо! Саймон много чего хорошего сделал. В конце концов он ушел в группу Дэвида Боуи.
Вместе с Hawkwind я съездил в четыре тура по Америке. Саймон Хаус присоединился как раз перед вторым туром – на скрипке и синтезаторе. Позже он заменил Дела Деттмара, но поначалу они были в составе одновременно. Прямо в середине тура Дел ушел из группы и уехал жить в Канаду. Собственными руками – буквально – построил там хижину. А ведь он был совсем не крупным пареньком. Он сделал это для своей беременной жены, которая в то время оставалась в Англии. Семь месяцев спустя, когда хижина была готова, она с ребенком приплыла к нему на корабле – а ребенок оказался наполовину пакистанцем. Неприятный сюрприз, да? Он был поражен до глубины души. Вряд ли он тут же посадил ее на обратный рейс, но что-то такое я слышал. Отстойная ситуация.
Дела Hawkwind испортились, когда власть в группе захватила империя барабанщиков. Это началось в июле 74-го – к нам присоединился Алан Пауэлл. Саймон Кинг что-то повредил себе, играя в американский футбол, и Алан заменил его в нашем туре по Норвегии. Когда Саймон через несколько недель вернулся, Алану так у нас понравилось, что он не хотел уходить, к тому же они были друзья. Так что теперь в группе играли они оба. По моему мнению, это и был конец Hawkwind – эти двое вместе прикончили группу.
За свою жизнь я повидал множество пафосных барабанщиков, но эта парочка всех переплюнула. Установки Саймона и Алана располагались в середине сцены, их окружала гигантская дуга всякой перкуссии, которую мы никогда не использовали. Там была наковальня, колокола (оркестровые и обычные висячие) и еще куча херни, по которой можно было стучать. Потрясающее зрелище – оно внушало трепет, так, чтобы ты точно знал свое место! На меня это, конечно, не действовало. Я этим пидорасам не давал спуску. Я стоял рядом и подгонял их: «Быстрее, гады! Это слишком медленно! Давай-давай!» Это, вероятно, их бесило, зато группа хоть нормально играла. Но не только мои непростые отношения с империей барабанщиков злили всех вокруг. С точки зрения остальных я просто слишком рвался вперед. Что касается выступлений на сцене, я за свое время в Hawkwind избавился от какой бы то ни было стеснительности. Я постоянно торчал у края сцены и выпендривался, а так как я не был главным в группе, эт