Мы размотали пожарный шланг, просунули его в дверь студии, прижали дверь поплотнее и открыли кран. И свалили. Больше нас туда не звали – довольно неспортивно с их стороны.
В это время копы всерьез до нас доебались. Они перерыли наши квартиры, отель, где жили наши техники, даже дом нашего менеджера. Я был в отеле в Свисс-Коттедже[50], так что меня они не нашли. Они устроили серьезную операцию: с собаками, с вышибанием дверей и так далее – и на всю нашу компанию (двадцать пять человек в дорожной команде, три музыканта, менеджер с женой и их ассистенты) они нашли только полграмма кокаина, кажется, немного травы и одну таблетку мандракса. Мы отправились в кутузку, и я спросил:
– Какое у вас было основание для проведения такой масштабной операции?
– Анонимная наводка, – ответил магистрат. – Нам сообщили, что вы продаете публике кислоту со сцены.
Боже, вот дебилы! Я пою и играю на басу – у меня нет времени спускаться к публике и спрашивать: «Кому кислоты?» А еще ведь пришлось бы давать им сдачу – я бы носил вместо патронташа такой специальный пояс для мелочи! Гребаные козлы – лучше бы копы ловили настоящих пушеров или, например, Йоркширского Потрошителя и ему подобных, чем доебываться до музыкантов, которые просто играют концерты и сами немножко употребляют. Конечно, сказать им такое в лицо – себе дороже.
Наверное, если вы радикальная феминистка, вы все еще бурлите от гнева, вызванного моими замечаниями о женах (с другой стороны, если вас так легко вывести из себя, какого черта вы читаете эту книгу?). Но справедливость прежде всего: как я уже упоминал, я всегда рад поработать с женщинами-музыкантами. Перед началом тура Motörhead по Америке я зашел в одну лондонскую студию, в гости к девичьей группе из Франции Speed Queen, они там писали альбом. У них была отличная певица, Стиви, – она была немного похожа на одну певицу, которая работает сейчас (и, кстати говоря, получает меньше внимания, чем заслуживает), Нину Си Элис из группы Skew Siskin. У них обеих такой резкий тембр голоса – как Эдит Пиаф, только с гитарами. Я даже записал бэк-вокал в одну их песню. Но они пели по-французски, поэтому их альбом за пределами Франции никто не услышал. А несколько дней спустя мы с Motörhead полетели в Торонто, чтобы записать мини-альбом с Венди О. Уильямс. Эта сессия привела к развалу того состава Motörhead, который многие наши фэны называют «классическим» (хотя те, кто так думает, наверное, не слышали нас последние несколько лет).
Венди О. и ее группу Plasmatics теперь порядком позабыли, но она была чумовейшей панк-скандалисткой. На сцене она пилила гитары бензопилой пополам и взрывала полицейские машины. Однажды она села в тачку, направила ее в кучу взрывчатки в нью-йоркской гавани и выпрыгнула из машины в последнюю минуту. Сделав это, она отправилась прямиком во Флориду – драться с аллигаторами. Я подумал: эта девица просто супер! К тому же я видел ее фотографии, а у нее были хорошие фотографии. После успеха нашей пластинки с Girlschool нам все время пытались устроить совместную запись с кем-нибудь, особенно с девушками. А мне очень нравится записываться с девицами. Восемь мужиков в студии это тоска – когда пишешься с девушками, результат обычно получается лучше, потому что возникает интересное трение, ну и выглядит это посимпатичнее! Это особое трение и красивая картинка – я обеими руками за все это, и было очевидно, что с Венди О. будет и то и другое. Нашу запись рекламировали как уникальную комбинацию панка и хеви-метала – в то время это были враждебные лагеря. Мы решили сделать одну песню Motörhead (No Class), одну вещь Plasmatics (Masterplan), а для сингла Stand By Your Man – да, ту самую кантри-песню.
Продюсировать должен был Эдди, и, к сожалению, он снова собирался работать на пару с этим чуваком по имени Уилл Рид Дик, которого я обычно называл Ивил Ред Дик (Злостный Красный Хер). Запись шла тяжело, и это еще слабо сказано. Венди долго не могла настроиться, Эдди из-за этого бесился. Она сделала несколько дублей, и, должен признать, получалось хреново. Можно было подумать, что она никогда не сможет это спеть, но я знал, что у нее все получится, если только дать мне с ней поработать. К тому же Эдди не играл на гитаре – он был только продюсером. С нами играл гитарист Венди из Plasmatics, а на басу и барабанах играли мы с Филом. Эдди явно был не в восторге от всей этой затеи и в конце концов сказал, что пойдет перекусить, но мы обнаружили его в соседней комнате с Красным Хером – он сидел там мрачнее тучи. Полное дерьмо. Мы могли бы справиться с нашими трудностями, если бы не Уилл Рид Дик: без него Эдди было бы некуда от нас деваться. Ему бы пришлось остаться, стиснуть зубы, мы бы доделали эту херню, и все было бы забыто. Но в результате мы обменялись парой слов, и Эдди куда-то ушел. Позже мы с Филом вернулись в отель. Фил оказался там раньше меня, и он подошел ко мне и сказал:
– Эдди ушел из группы.
Вообще-то Эдди стабильно уходил из группы раз в два месяца, но на этот раз мы почему-то не позвали его обратно. Мы не уговаривали его вернуться, поэтому он и не вернулся – думаю, он и сам удивился, что так получилось. Но мы просто устали от него, потому что он все время вел себя неадекватно и еще много пил. Он с тех пор завязал и стал гораздо более приятным человеком. Итак, Эдди сыграл с нами первые два концерта американского тура, в Торонто (есть съемка с этого концерта, но Эдди там ужасен, и я тоже: посреди концерта у меня случилась судорога, и я не мог играть) и в Нью-Йорке. Нам нужно было быстро найти другого гитариста, чтобы продолжить тур, и мы выбрали Брайана Робертсона, который раньше играл в Thin Lizzy. Техника игры у него была даже лучше, чем у Эдди, но в Motörhead он все-таки не вписался. С Роббо наши дела стали ухудшаться еще быстрее, что на самом деле несправедливо, потому что альбом, который мы сделали с ним, Another Perfect Day, был весьма хорош.
Оглядываясь назад – а в этом случае, должен сказать, зрение у всех стопроцентное, – нам повезло, что именно тогда наша слава пошла на спад. Если бы мы и дальше становились все более и более успешными, сейчас группы бы не было. Были бы мы старые мудаки, купили бы себе по усадьбе, отдалились бы друг от друга. Так что в плане боевого духа мы ничего не потеряли. Музыкантам важно оставаться голодными, потому что это лучшая мотивация для работы. А если кто и знает что-то о долгой голодовке, то это я.
Но вернемся к Роббо. Я знал его много лет: мы познакомились под столом в Dingwalls. Там началась драка, и мы – все, кто потрусливее – полезли под стол. Помимо трусоватости, он был одним из кумиров Фила, потому что Фил – настоящий фанат Thin Lizzy. И на сцене с ними Брайан был шикарен. Он выступал в белом вельветовом костюме – с его длинной кудрявой шевелюрой это сочеталось потрясающе. Он был свободен, так что мы немедленно вызвали его в Торонто, и он прилетел – волосы у него были острижены и выкрашены в красный цвет. Я был в полном ужасе, но решил: что ж, главное – он человек закаленный и профессионал. Черта с два. Он оказался занозой в заднице. Он единственный музыкант из всех моих групп, кому я угрожал физической расправой: справедливости ради, он угрожал мне тем же. Мы оба схватились за стулья и готовились друг друга поколотить. Но это случилось несколько месяцев спустя: когда он только появился в Motörhead, единственным намеком на грядущую катастрофу были эти чертовы красноватые волосы.
Со временем мы увидели и другие признаки. Когда Брайан присоединился к группе, я сказал ему:
– Помнишь, когда ты играл в Thin Lizzy, у вас со Скоттом Горэмом была такая фишка: он носил черный вельветовый костюм, а ты белый, и вы стояли на противоположных краях сцены? Было бы круто сделать так же. Я ношу черное. Как насчет снова вытащить из шкафа твой белый костюм?
– О нет, это невозможно, Лемми, – сказал он.
Ну и всякое другое дерьмо тоже было, например, он хотел заключать с нами новый контракт на каждый очередной альбом. То есть он хотел всегда иметь за собой открытую дверь, если дела в Motörhead пойдут не очень. Поначалу на это было легко не обращать внимания, потому что некоторое время он был просто идеальным гитаристом. Мы встретились в Торонто, и перед нашим следующим концертом – в Harpo’s, в Детройте – у нас было всего несколько часов, чтобы отрепетировать с ним программу, но он играл как дьявол. Мы закончили американский тур в июне и отправились в Японию – впервые, – и все это время он играл просто прекрасно.
В Японии Motörhead сразу приняли на ура. Брайан, уже после Thin Lizzy, ездил туда со своей группой Wild Horses, и он заявил мне весьма безапелляционно (и со своим сильным шотландским акцентом):
– Вряд ли вас в Японии ждет такой бурный прием, как здесь. Этого не будет, потому что японцы ничего не делают. Они просто сидят и хлопают в ладошки.
– Не будь так уверен, Брайан, – ответил я. – Теперь ты в Motörhead.
Эти слова, наверное, были ему против шерсти.
Мы приехали в Японию и, конечно, как только открылся занавес, весь зал заорал:
– ААААА! РЕММИ!
Блайана это немножко взбесило. «Блайан Лобертсон» – звучит хреново, да?
Мне Япония понравилась не меньше, чем мы им. Настоящий культурный шок: там все не так, как на Западе. Девушки ходят тусоваться группками, но они не против небольшого приключения. К тебе в номер может прийти целая стайка девушек, и все разденутся – они очень компанейские. Просто у них нет того чувства вины, которое нам прививает строгое христианское воспитание. У них в Японии – Будда, а это гораздо цивилизованнее. Большинство девушек там очень, очень симпатичные, и все японцы вежливые, мне это нравится. За хорошие манеры денег не берут, а в Америке, Англии и многих европейских странах люди по большей части – самодовольные, грубые, тупые козлы, которым насрать на всех вокруг. Они толкаются, отодвигают тебя локтями. В Японии люди аккуратнее. Но они еще и не дураки потрахаться.
В Японии есть места, которые мы навещали каждый раз, как приезжали туда, – например, бар Pip’s (увы, он недавно закрылся, там теперь караоке!). Там работали очень дружелюбные люди, и если ты падал на пол, их это не напрягало. И у них была парочка пинбол-машин – я очень любил, напившись, играть в пинбол. Но все это не шло ни в какое сравнение с салонами игровых автоматов. Это просто чума – все равно что очутиться в звездолете из Star Trek. Но самое странное, что я видел в Японии, это компания фанатов рокабилли, человек двадцать, которые просто шли по улице. Все у них было безупречно – зачесы, кожаные куртки, походка. Японские тедди-бои – вот к чему я долго не мог привыкнуть.