– Я слышал, вы ставите в эфире I Ain’t No Nice Guy. Не надо этого делать. Мы вам эту песню не давали.
Вот гондон! У них на руках хит, а они пытаются его потопить! Наш менеджер Тодд позвонил этому придурку и устроил ему форменный разнос:
– Я полтора года лизал твой зад, чтобы заставить тебя выполнять твою же работу, – сказал он этому мудаку. – Я свою работу сделал, а единственный человек, который не сделал свою работу, это ты! Если эта песня не вернется в эфир сегодня к 10:30 вечера, у меня есть родственники в Южном Централе – они позаботятся о том, чтобы ты больше никому не присылал отказов!
Конечно, час спустя песня снова была в эфире, но печально, что они вынуждают людей опускаться до такого уровня. Они не оставляют тебе выхода: если ты с ними мил и дружелюбен, они считают тебя слабаком и оттаптываются на тебе; если ты ведешь себя как говнюк, ты, по крайней мере, разговариваешь с ними на понятном им языке, но, скорее всего, тебя выгонят, что с нами затем и случилось. Но, похоже, быть говнюком это единственный способ получить хоть какую-то реакцию от этих чертовых клерков.
Так как лейбл никак не помог нам попасть на радио (это еще мягко говоря!), вы не удивитесь, когда я сообщу вам, что они мешали нам попасть на MTV. У нас была песня, занявшая 10-е место в чартах рок-радиостанций, и нам было нужно всего штук пятнадцать на съемки клипа, но они не пожелали их давать. Мы наскребли 8000 долларов из собственного кармана и сами сделали видео – а Оззи и Слэш поступили настолько великодушно, что согласились появиться в нем. Видео получилось немного скомканное, но вполне неплохое. Только вот MTV не сразу смогли его показать, потому что у Sony ушло три недели на то, чтобы подписать разрешение!
Поговорим еще об одной штуке, которую мы сделали сами и в которой Sony нам никак не помогли: мы выступили в Tonight Show и стали первой в истории тяжелой группой, которая появилась в этой передаче. Опять-таки, мы попали туда благодаря связям нашего менеджера и нанятой нами самостоятельно пиарщицы, Аннетт Минольфо. Конечно, в день съемок лейбл отправил на телестудию пару своих клерков, чтобы они за нами приглядывали, но это не могло скрыть тот факт, что они ничего не сделали, чтобы помочь нам попасть в эту программу. Они-то вообще говорили нам, что это невозможно устроить!
Мне очень понравилось выступать в Tonight Show. Ведущий Джей Лено был настоящим джентльменом, не то что Дэвид Леттермен, с которым мы даже не познакомились, когда снимались у него. Джей пришел к нам в гримерку за два часа до съемки и спросил: «У вас есть все, что вам нужно?» Его никто не заставлял это делать. Во время репетиции телевизионщики носились туда-сюда и, как обычно, паниковали по какому-нибудь дурацкому поводу:
– Нельзя играть так громко! Камеры будут дрожать!
Я сказал:
– Как же снимают крушение поезда?
Полная чушь. Эти гребаные камеры ни от чего не дрожат! То же самое говорили на Би-Би-Си двадцать лет назад, и тогда это тоже была чушь! Но само шоу было отличное. После первой песни я должен был отдать пять баксов Брэнфорду Марсалису[71], который тогда работал бэндлидером в штатном ансамбле Tonight Show. Однажды, когда он еще только начинал работать у Джея, Тодд познакомил нас в одном клубе в Голливуде. Я сказал Брэнфорду:
– Нужно нам выступить в вашем шоу.
– Хорошо, – сказал он; ха!
– Спорим на пять баксов, что этого не будет.
– Окей, – сказал он. И мы все-таки попали на это шоу!
Среди гостей был этот паренек, Нил Патрик Харрис, который играл в сериале «Доктор Дуги Хаузер», и характерная актриса Эди Макклерг – отличная тетка. Я с удовольствием поболтал с Джеем и перекинулся парой шуток с Эди, мы сыграли две песни, и вообще это получилось хорошее шоу – а Sony тут благодарить не за что!
За пару недель до выступления в Tonight Show мы сыграли три концерта на западном побережье в совместном стадионном туре Metallica и Guns N’ Roses. Я сам толком не знаю, как мы там оказались; наверное, это заслуга парней из Metallica. Это единственная группа, которая когда-либо признавала наше влияние. Эти три стадионных концерта прошли удачно, особенно последние два из них. Нам предоставили все порталы, и с нами обращались уважительно, а так и должно быть.
Раз речь зашла об уважении, почему бы не вернуться к нашим неприятным отношениям с Sony, которые нас совершенно не уважали. Собственно, мое предположение, что лейбл WTG использовался для списания налогов Sony, основано исключительно на том, как Sony относились к нам. Кажется, они не делали ничего, чтобы нам помочь, и делали все возможное, чтобы наши альбомы продавались хуже, особенно March ör Die. Когда этот альбом вышел, а на лейбле остались работать только Джерри и его ассистент, мы знали, что дни WTG сочтены, но мы предполагали, что Sony подпишут нас на какой-нибудь другой из своих лейблов, например, на Epic – мы работали с их отделом маркетинга. Обычно происходит именно так, и с учетом нашей номинации на «Грэмми» и отличных рецензий на 1916 – и, кстати, на March ör Die – это было бы вполне естественно. Но нет, они отказались от нас, и, если говорить начистоту, я думаю, что этим они оказали нам услугу. Эти недоразвитые клерки в Sony все как на подбор – тупые, невежественные мудаки и гребаные элитисты. И я говорю так не потому, что зелен виноград: я так думал задолго до того, как они нас вышвырнули! У них нет ни малейшего представления о музыке. Они продают миллионы пластинок, но что тут сложного, если они владеют правами на каталоги Майкла Джексона и Мэрайи Кэри? Поверьте мне, Мэрайе Кэри было бы только лучше без Томми Моттолы! А это ведь именно Моттола даже не посмотрел в мою сторону на своей собственной гребаной вечеринке в честь вручения «Грэмми». Пошел он на хер, и остальные все тоже. Это сборище самых бессмысленных мудаков, которых я видел в своей жизни. О да.
Мы в качестве хедлайнеров сыграли несколько концертов в Аргентине и Бразилии, а потом – прежде чем перестроиться и заняться поисками нового лейбла – приняли участие в конференции CMJ в Нью-Йорке. CMJ это университетская газета про музыкальный бизнес, и они проводят ежегодные конференции. Такие тусовки устраивают разные организации, и я довольно много на них бывал. Это странная херня: там обычно собираются невысокого ранга представители индустрии, которые хлопают друг друга по спине и тратят в баре деньги, выделенные им на расходы, но там бывает также много молодых людей, практически тех же самых фэнов, которые только начинают свою карьеру в музыкальном бизнесе (бедняги!). И конечно, у представителей музыкальных корпораций имеются артисты, которых они там водят напоказ. Я бывал на таких конференциях, но меня никто не водил напоказ – никто попросту не осмеливался это делать! Мы с Вюрзелем однажды были среди спикеров – это такая ерунда! Там никогда не говорят ничего осмысленного и важного. В тот раз какая-то девица-металлистка, называвшая себя Грейт Кэт, впустую тратила время всех присутствующих – она все тараторила и тараторила о том, какая она великолепная! А Вюрзель тем временем под прикрытием скатерти мочился в бутылку. Но я тепло вспоминаю конференцию того года, потому что мы с Вюрзелем столкнулись на ней с человеком, которым я восхищаюсь, – гитаристом Лесли Уэстом[72].
Лесли Уэст чудесный человек, совершеннейший маньяк с дикими, безумными глазами. Я представил ему Вюрзеля, и Лесли многозначительно посмотрел на него и говорит:
– Скажите мне, это имя известно вашей маме или вы получили его позже?
Вюрзель, которому от безумного взгляда Лесли было не по себе, ответил:
– П-позже, в школе.
– Скажите мне, Вюрзель, скажите мне правду: вы употребляете наркотики?
– Д-да, употребляю.
– Пожалуйте вот сюда.
Они скрылись в туалете и вместе закрылись в одной кабинке, что было нелегко сделать, учитывая габариты Лесли. Уэст сыпанул кокаина себе на ботинок и говорит:
– Я не хочу, чтобы у вас, Вюрзель, сложилось неверное мнение обо мне, но вам сейчас придется опуститься на колени!
И Вюрзелю пришлось опуститься на колени и вынюхать этот кокаин с его ботинка!
К конференции Лесли Уэст отнесся без снисхождения.
– Я не могу здесь дольше находиться, Лемми, – сказал он мне. – Тут одни неотесанные болваны.
– Я знаю! – сказал я. – Я и сам пытаюсь отсюда свалить.
– В общем, я ухожу, – сказал он. – Мне ужасно неприятно оставлять тебя здесь одного, Лемми, но я пошел.
И он сел в свою машину и уехал. Я не могу его винить. Ни один из лейблов, на которых он издавался, так ничего для него и не сделал. Вот вам человек, который должен был быть суперзвездой, но уже много лет «фабрика хитов» не обращает на него внимания.
Как бы то ни было, к концу года мы снова остались без лейбла, но это, на мой взгляд, даже к лучшему. Я слышал слишком много вранья от боссов Sony и в конце концов не выдержал и спросил одного из их сотрудников:
– Почему вы нам не сказали все как есть?
Вот его ответ, дословно:
– Этот бизнес так не работает.
Вы только представьте себе человека, который говорит такое! Как можно быть таким гнусным подлецом? Таких людей нужно подвешивать за яйца к горящей жерди. Но, проведя почти тридцать лет в музыкальном бизнесе, я должен был это понять. Я всегда говорил, что хороший бизнес это воровство, – в бизнесе, если у тебя удачно прошел день, ты украл чьи-то деньги. Для этих людей музыка товар, и только: что музыка, что консервы. Большинство людей, продвигающих рок-группы, даже не слышали группы, которые они продвигают. Они знают только название, которое подвернулось им случайно. В музыку больше никто, похоже, не верит. Индустрия все время растет, но они убивают музыку. Во всяком случае, они пытаются, но я им не дам, покуда жив. Пошли они в жопу, вот что. Это подлые, тупые, самодовольные, никому не нужные ублюдки – именно так, никому не нужные, потому что меня люди будут помнить, а всех этих клерков забудут. Пошли они в жопу. Что это за люди, кто такие? Работали в Sony? Ха!