Sacrifice – один из моих любимых альбомов Motörhead, особенно с учетом всех тех проблем, которые у нас были во время записи. Продюсером снова стал Говард, но одновременно с этим он получил работу агента по поиску новых артистов на лейбле Giant. Поэтому его голова была занята по меньшей мере двумя-тремя разными вещами одновременно, и половину времени, следуя направлению, заданному Говардом, процессом управлял наш звукорежиссер Райан Дорн. И еще с каждым днем становилось все очевиднее, что Вюрзель скоро покинет группу. Он избегал совершать любые усилия, и пока мы сочиняли песни, он обычно просто сидел, положив гитару на колени. Мы прекращали играть – и он прекращал играть, мы начинали играть снова – и он тоже начинал. Могло показаться, что эта перемена случилась с ним вдруг, но его проблемы, конечно, накапливались долгое время. Для меня это было очень тяжело, потому что он много лет был моим лучшим другом в группе, а теперь стал человеком, которого я не знал и который меня ненавидел, и знаете что? Такие вещи разбивают тебе сердце.
Все же мы пошли в студию, имея несколько отличных песен – Sex and Death мы сочинили за десять минут в последний день репетиций. Когда мы приступили к записи, я поменял текст, но так всегда бывает. Another Time я изменил до полной неузнаваемости, а для Make ‘Em Blind я написал три совершенно разных текста от начала до конца. Вот в чем кайф, когда записываешь альбом: начинаешь работать с чем-то одним, а в результате получается что-то совсем другое. Я добавил непредусмотренную партию в Out of the Sun – мне пришлось это сделать, потому что текста хватало только на два с половиной куплета, а кто может спеть полкуплета? Но когда Микки, Фил и Вюрзель репетировали эту вещь, они об этом не подумали, потому что они не вокалисты. Гребаные музыканты! И вот однажды, когда в студии не было никого кроме меня и моего гитарного техника Джейми, я вставил в песню свой собственный кусочек. Я играл на басу, а Джейми на гитаре, и мы тайком приделали к песне этот кусочек – мы это ловко провернули. Потом я дал остальным послушать пленку. Вюрзель включил ее в машине, которую взял напрокат, и когда он это услышал, то чуть не съехал в кювет! Иногда в студии что-то появляется буквально из воздуха – так получилось с Make ‘Em Blind. Многое в ней мы сымпровизировали в студии, а Фил записал свое блистательное соло с одного дубля. Оно звучит так, как будто пленку проигрывают задом наперед, но он сыграл так вживую и, сыграв больше половины, повалился на диван, не выпуская гитару из рук и хохоча от всей души. Мы и не думали делать второй дубль – получилось круто.
Еще на Sacrifice больше откровенной бессмыслицы, чем на предыдущих альбомах; тексты песен не значат ничего, за что можно было бы ухватиться. Но они отлично передают настроение, особенно заглавная песня и Out of the Sun. Dog Face Boy написана про Фила Кэмпбелла – но я решил, что песня про него, когда текст уже был готов. «Бедный парень, снова не находишь себе места, / Самолет, а как сойдешь с него – ищешь себе нового друга»: как только Фил выходит из самолета – бум! – и его след простыл. Все, добравшись до отеля, еще только принимают душ, а он уже взял напрокат машину и побывал в двух барах. Однажды он прилетел в Лос-Анджелес и взял машину с нулевым пробегом. Он вернул ее на следующий день с пробегом больше 200 миль – ехал на перекресток бульвара Сансет и Вайн-стрит в Голливуде, а очутился в Помоне! Чудо что такое. После этого случая он обзавелся картой Лос-Анджелеса и теперь знает этот город как свои пять пальцев – он, наверное, мог бы работать здесь гидом.
Вскоре после того, как альбом был закончен, группа потеряла Вюрзеля. Я уже три раза уговаривал его не уходить. Я говорил ему: «Потерпи, не дергайся, может быть, станет лучше», и так далее. Мы все время пытались выяснить, чем именно он недоволен, чтобы попытаться решить эту проблему, но он никогда не мог сказать ничего определенного. Его что-то бесило, но он молчал, пока не доводил себя до кипения, так что было невозможно заметить это в зародыше. Например, он начинал мне жаловаться:
– Все внимание достается тебе!
Я отвечал:
– Но Вюрзель, ты же перестал появляться перед журналистами. Много лет мы с тобой были главными звездами в группе, а потом ты вдруг перестал давать интервью, и твое имя больше не упоминается. К тому же я играю в этой группе на девять лет дольше тебя, и еще люди помнят меня со времен Hawkwind. Ты не общался с журналистами пять лет, сидишь дома с женой и собакой – как можно ожидать, что кто-то о тебе услышит?
Никто, конечно, не хочет такое выслушивать! Но причина была именно в этом. Моей вины здесь нет. Просто он пал духом, а все время быть пораженцем нельзя. Это его и сгубило.
Последней соломинкой для Вюрзеля, по-видимому, стало одно английское телешоу. Оно называлось Don’t Forget Your Toothbrush, и хотя само шоу было ужасное – по сути, это была викторина, которую вел какой-то отталкивающе прыгучий бывший ди-джей в идиотском костюме и с еще более идиотской прической, а победителям вручались туристические путевки – с музыкой там все было в порядке. Бэндлидером в их ансамбле был Джулс Холланд, который раньше играл в группе Squeeze; он шикарно играет на фортепиано, а поет как Рэй Чарльз. В общем, у них было заведено, что приглашенный музыкант поет две песни, а ансамбль шоу ему аккомпанирует. Меня пригласили, и мы сделали Ace of Spades – с духовыми! – и Good Golly Miss Molly[75]. Я впервые пел Ace of Spades без остальных парней из Motörhead, и из-за того, что я это сделал, Вюрзель натурально взорвался. Его жена Джем звонила на телестудию, пока я находился там, и говорила, что позвать на шоу надо Вюрзеля, а не меня! Боже. Потом я получил от Вюрзеля факс, в котором он наговорил мне много ужасных вещей. Он обвинял меня и Тодда в том, что мы присваиваем его деньги, – как будто мне нужны его деньги (как я уже говорил, я получаю больше денег в виде роялти, потому что мне платят за весь каталог моих записей). И он был убежден, что кто-то строит козни у него за спиной, – глупее ничего нельзя было придумать? Вюрзель сказал всем кроме меня, что ушел из группы. Мне он не сказал, что было особенно неприятно, потому что, как я и говорил, мы долгое время были в группе лучшими друзьями. Но конец у этой истории был печальный. Я очень переживал и был рад, когда все это закончилось. Мне рассказывали, что Вюрзель приходил на наш концерт в Брикстоне уже после того, как ушел из группы, – стоял, смотрел на нас и плакал весь концерт. Люди любят приносить дурные вести, да? Мне было ужасно грустно это слышать.
Оставшись без Вюрзеля, мы с Микки думали, что нам надо найти ему замену. Но Фил сказал: «Я хотел бы попробовать играть один». Мы решили поиграть в трио и посмотреть, как это будет получаться, и получилось просто офигенно. Раньше именно Вюрзель был самым энергичным на концертах. Именно он больше всех прыгал по сцене. И вот наш первый концерт без него, я пою, никого не трогаю, и тут мимо меня проносится нечто… и это Фил! Я глазам своим не поверил, потому что раньше на сцене он вообще не двигался. Он очень старался и играл как в последний раз. Он по-настоящему засиял, но, наверное, на самом деле тут нечему удивляться. Он, конечно, странный человек, но еще он гитарист от Бога. Фил способен в любом состоянии сыграть хорошее соло. Это у него на уровне инстинктов – Брайан Робертсон такой же. Фил берет гитару, и она становится практически частью его тела. А то, что он неисправимый маленький извращенец, просто делает жизнь на гастролях еще интереснее!
Честно говоря, я рад, что Motörhead теперь снова трио. Во-первых, нам не пришлось возиться с поисками нового гитариста! Но кроме того, как я уже говорил, с двумя гитарами никогда не получается довести аранжировки до стопроцентной готовности, потому что у кого-нибудь обязательно будет свое мнение. Если в группе один гитарист, бас может делать все что угодно. Когда-то, с одним Эдди на гитаре, я играл всякую странную херню, и это работало. А теперь, с нынешним составом, все опять стало гораздо свободнее, и каждый, вроде бы, знает свою роль в музыке, а это большой плюс. Ну и денег мы теперь получаем больше!
В общем, мы доделали Sacrifice и всего через несколько месяцев нашли новый американский лейбл – CMC, – который был готов его издать. CMC договорились с нашим немецким лейблом, CBH, что будут издавать нас в Америке. Это было первое за несколько лет предложение, которое мы получили в Штатах, и они сразу показали, что верят в нас, начав развозить экземпляры альбома еще до подписания контракта! Мы до сих пор работаем с ними, и пять альбомов спустя я все еще могу сказать, что они с нами хорошо обращаются. Хозяин лейбла, Том Липски, верит в то, что делает. У его людей слово не расходится с делом – они честные (сюрприз! шок!), а мне это нравится. Первый год под эгидой CBH и CMC прошел удачно. Мы сыграли девятнадцать концертов в Германии и объездили всю Европу, и фэны приходили получать автографы с новой пластинкой в руках! Это было что-то новое – обычно они приносят альбомы трехлетней давности. Но CBH действительно распространяли альбом как следует, и CMC тоже поработали на славу.
Как всегда, мы поехали в тур по Америке. Уверен, вы уже поняли, что гастроли – моя естественная среда обитания, но и в туре бывают вещи, которые меня просто бесят. Одна из них – то покровительственное отношение к музыкантам, которое бывает у пиарщиков рекорд-лейблов. Они буквально берут тебя под ручку и пытаются тебя всюду таскать за собой – я это ненавижу! Я не кукла и не какой-нибудь гребаный ценный груз. Некоторые люди просто-напросто оскорбляют твои умственные способности, а когда ты им отвечаешь, называют тебя занозой в заднице. Ты портишь себе репутацию, отстаивая свои умственные способности и свою независимость. Вот вам пример. Мы были в Канаде, и эта девица-пиарщица запланировала для нас всякой херни: Much Music (канадская версия MTV) и все такое прочее. Но мы в тот день были просто в ужасном настроении. Никто не хотел идти на сцену, потому что у нас была просто ужасная система мониторов