Если ты думаешь, что стал стар для рок-н-ролла, то так оно и есть. Это случается даже с музыкантами – ты видишь их на сцене, они отлично звучат и все такое, но ты не можешь отделаться от впечатления, что они все время посматривают на часы. «Долго еще играть? Я уже хочу домой, к жене и пуделю». Рок-н-ролл дело молодых, потому что… потому что, очевидно, молодые люди его придумали. А потом они состарились и стали иначе относиться к жизни – захотели, чтобы обыватели их приняли. Сам я лишен таких проблем, потому что я точно знаю: обыватели меня не примут, даже обыватели в рок-н-ролльной среде! Я с самого начала был аутсайдером. Но меня это не беспокоит – кто-то же должен быть аутсайдером.
Как я уже говорил, мы делали лучшие альбомы в своей карьере, но их, кажется, никто не слышал. Я все жду, когда нас откроют заново, но этого еще не случилось. Но пока я способен записывать пластинки и ездить в туры, я могу продолжать стоять на своем. Меня не огорчает, что мы не суперуспешны: в конце концов, я уже это испытал. Иногда меня спрашивают: «Что вы думаете о группах, которые вдохновлялись вами, а теперь имеют больше успеха, чем вы?» Дело не в том, что они добиваются большего успеха, чем мы: дело в том, что они просто добиваются успеха, – а вдохновение ты черпаешь из всего, что слышишь. Это все не важно. Просто ребята собирают группы и добиваются успеха, и так было всегда. У меня с этим нет никаких проблем. И очень хорошо, что они вдохновляются нами: значит, мы не зря работали!
Что меня очень радует, я жил в шестидесятые. Кто тогда не жил, не знает, что именно он пропустил. Мы создали некое новое сознание, некий новый способ жизни, и это было круто – СПИДа тогда не было, люди гораздо реже умирали из-за наркотиков, и это действительно было время свободы и перемен. Какой-то бунт я видел только в пятидесятые, шестидесятые и в начале семидесятых. А потом – там не о чем говорить. Сегодня молодые люди относятся к жизни скорее как наши родители, с которыми мы пытались бороться! Их собственные дети, наверное, будут какими-то гребаными фриками. Наше поколение вырастило риэлторов и гребаных бухгалтеров. Бог его знает, как нам это удалось. Думаю, все дело в том, что чаще всего люди сдаются. Как я упоминал выше, очень многие говорят: «Раньше я слушал Motörhead», как бы подразумевая, что, повзрослев, ты больше не можешь этого делать. Что ж, чуваки, я рад, что они мне это говорят: я не хочу, чтобы меня слушали взрослые. Взрослые это те самые люди, которые все портят. С тех пор, как мне исполнилось двадцать пять, я никак не изменился, разве что стал умнее и мудрее, и, конечно же, то, что происходит с тобой в жизни, тоже меняет тебя. Но я никогда, в общем, и не думал, что стал старше. Просто мои двадцать пять лет все никак не кончатся! Не могу представить себе, что мне пятьдесят. Если бы я облысел или еще что-нибудь в этом роде, тогда бы я, наверное, поверил, но я не облысел.
Пару лет назад я потерял отца – проклятая рассеянность! Я, собственно, потерял их обоих – и биологического отца, и отчима. Сперва умер один, а через семь месяцев другой. Это было внезапно. Как будто они сговорились, просто чтобы позлить нас! Мой отчим, спасший нашу семью от всего того бардака, который оставил за собой мой родной отец, не оставил мне ничего кроме долгов, зато мой родной отец оставил мне денег – вот и думай. Но вообще они мне оба не нравились, а мой родной отец всегда останется для меня мудаком: он бросил молодую девушку с ребенком на руках, и ведь ее мать тоже жила с нами! Нахер это дерьмо – что, дескать, нельзя плохо отзываться о мертвых! Люди не становятся лучше, когда умирают; о мертвых просто говорят так, как будто они стали лучше. Но это не правда! Мудаки остаются мудаками – просто теперь они мертвые мудаки!
Ну а я очень даже жив, и это совершенно точно не последнее, что вы от меня услышите!
Глава 13. Дивный новый мир
Ну, что я вам говорил?
Приветствую вас – добро пожаловать на последние страницы этой книги. Я нарушил уже все сроки, так что буду краток (метр с кепкой).
Жизнь научила меня, что есть только два типа людей: те, которые за тебя, и те, которые против тебя. Научитесь их различать, потому что одних часто легко принять за других.
Еще мне кажется, что наш дивный новый мир становится все менее толерантным, одухотворенным и просвещенным, чем мир моей молодости; конечно, мы все подвержены синдрому «старого доброго времени», но это не тот случай… Унаследованная ненависть (т. е. ненависть, которую привили вам родители) это не только глупо, но и разрушительно – зачем делать ненависть своей единственной движущей силой?
По-моему, это просто пиздец как тупо.
Напоследок дам вам совет (и это хороший совет): покупайте наши альбомы. Вы не пожалеете!
С любовью, Лем. Март 2003
Он просто оставался верен своим корням, и в одном пальце у него было больше достоинства и честности, чем у большинства рок-н-ролльщиков.
Слэш, Guns N’ Roses
Лемми был не просто рок-звездой, хлещущей виски, – у него было великодушное сердце, он может служить примером для всех, потому что он был так добр со всеми…
Дейв Грол
Эпилог
Это нелегко. Да и как это может быть легко? Лемми был как трехметровый стальной прут, армированный кевларом, а содержание «пошли вы нахер» у него в крови превышало норму в четыре раза. Фигура всемирного масштаба. Вождь своего племени. Да он должен был пережить всех нас – меня, вас, большие и маленькие города, целые цивилизации. Мы шутили, что когда все исчезнет, когда то, что обнулит время, сровняет весь мир с пылью, то на свете останутся одни лишь гигантские тараканы и Лемми (который наверняка объездил бы такого таракана и помчался бы на нем к какому-нибудь чудом сохранившемуся подземному оазису, изобилующему выпивкой и сигаретами). Его смерть 28 декабря 2015 года не входила в наши планы – независимо от его здоровья, независимо вообще ни от чего. Это было просто нечестно.
Но вот мне выпала честь написать эпилог к его великолепной автобиографии, White Line Fever (созданной вместе с чудесной Дженисс Гарза). Мне поручено рассказать вам, дорогой читатель, последние известия из «Леммиленда» – о том, что случилось после 2002 года, которым заканчивается книга.
Почему именно мне? Давным-давно, в 1982 году, я написал Лемми письмо с просьбой дать мне интервью для моего школьного журнала, Hollyvine (четыре скромных ксерокопированных листочка формата А4, скрепленных степлером: не бог весть какой пиар). Лемми не только согласился дать мне, пятнадцатилетнему, интервью, но встретил меня в дверях студии с пинтой водки с апельсиновым соком, усадил меня на стул прямо перед пультом, показал ручку громкости и врубил альбом Another Perfect Day, работу над которым Motörhead тогда заканчивали. И он позволил мне задержаться там на всю ночь. Наша следующая встреча произошла вскоре, на этот раз на фестивале Dalymount в Дублине. Я всеми правдами и неправдами выклянчил себе стажировку в журнале Sounds (в то время – очень популярном музыкальном еженедельнике) и, более того, сумел выбить себе большую статью. У меня получился беззастенчиво страстный, со всей юношеской пылкостью фаната, текст о том, почему альбом Another Perfect Day заслуживает гораздо больше уважения, чем выказали ему как поклонники, так и музыкальные критики. Лемми оценил эту энергичную, мальчишескую апологию его творчества, и таким образом я очутился у них за сценой, причем Лемми держал меня в дружеском захвате, и мой нос был у него прямо под мышкой – на Лемми была майка без рукавов. По сей день в моем сознании жив неповторимый, незабываемый запах вольной жизни. К тому же он горячо благодарил меня – это было так, словно мне кивнул сам Господь Бог. Эти два переживания порядком обанкротили мою юношескую веру и дали мне запас уверенности в себе, который помог мне через каких-нибудь четыре года перебраться в США.
Если бы не мистер Иэн «Лемми» Килмистер, я бы не смог более трех десятилетий быть профессиональным журналистом и в ходе своей карьеры марать бумагу для Sounds, Kerrang! San Francisco Chronicle и других изданий, а в дальнейшем получить чудесную должность штатного писаки Metallica для журнала их фан-клуба So What! в конце 90-х. Таково было начало дружбы и рабочих отношений, которые продолжались до самого конца жизни Лемми и ни разу не пошатнулись.
Конечно, в собственной книге Лемми последнее слово должно бы оставаться за ним. Я несколько раз заглянул свой телефон, чтобы удостовериться, что он не напомнил мне об этом СМС-кой. Но, очевидно, раз я взялся за эту (невозможную) задачу, СМС-ок не было.
Но, пожалуйста, знайте, что каждое слово, написанное мной, будет написано так, словно сам Лемми не только читает мой текст, но и дает комментарии.
Надеюсь, что и вы, и он одобрите эту работу.
Стеффан Кирази, Апрель 2016
Я приношу благодарность Роберту Кивиту за неоценимую помощь его наметанного глаза. Он был бы рад, что этот глаз проверял мою работу (возможно даже, второй глаз тоже в этом участвовал!).
Финал: Годы успеха
Когда Лемми писал последнюю главу этой книги в сентябре 2002 года (глава и впрямь получилась короткой, метр с кепкой – это, кстати, его шутка!), он сетовал на то, что мир становится все более тупым и менее просвещенным и все больше полагается на ненависть как на свою движущую силу – все то, что Лемми отказывался терпеть. Ему не было суждено узнать, что в следующие десять с лишним лет откроется целый мир за пределами сложившейся аудитории Motörhead, готовый не просто услышать то, что он говорил почти сорок лет подряд, но и признать его иконой разрушения штампов. Возможно, Лемми также по неосторожности уничтожил некоторое количество штаммов – из тех, что могут заинтересовать медиков: они наверняка водились под завалами предметов в беспримерно захламленной квартире на Хэррет-стрит, но не будем отвлекаться!