Иван 3. старше Иосифа Н., ему 23 года, а Иосифу – 19 лет. Иван происходит из местных крестьян, женат и живет своим хозяйством. В семье своего отца он был старшим. Кроме него, у отца был еще один сын – маленький, ему в 1923 году исполнилось только семь лет, – и несколько дочерей; всего их было восемь человек. Отец его занимался крестьянским хозяйством и, кроме того, ходил на отхожий промысел, работал как конопатчик. Родители Ивана живы до сих пор. Отец его все время сильно пьет, в последние годы – самогонку. Иван также любит выпить. В 1922 году он судился за изготовление самогонки вместе с Иосифом, и это единственная их судимость. Образование у Ивана небольшое, он учился всего полторы зимы, но выучился недурно писать и обладает довольно красивым почерком. Умственных интересов у него нет никаких; он ничего не стремится узнать, ничего не читает и не хочет читать; только недавно, в ноябре, ему захотелось почитать, что делается в Германии, да газеты не нашел. Его жизненный план сводится лишь к тому, чтобы жить безбедно своим хозяйством и возможно веселее и беззаботнее. Он любитель выпить, поплясать и побалагурить. Когда выпьет, бывает очень весел. Вообще он производит впечатление человека, у которого нет никаких серьезных, омрачающих забот и смущающих, тягостных мыслей. Он ко всему относится легко. События жизни как бы скользят по нем, глубоко его не затрагивая. Даже когда разговор коснулся его жены, на которой он женат по любви, и речь зашла о ее отношении к его преступлению и ее жизни теперь, он с благодушной улыбкой заявил, что получил сведения, что она теперь без него «закрутила» – «ну, да дело молодое», добродушно добавил он. Его она не посещает в тюрьме, на свидание к нему приезжают лишь родители. В преступлении своем он не видит ничего особенного: «по пьяной лавочке дело вышло, – говорит он, – не сообразили, что за такое дело даже расстрелять могут»; именно вот в этих тяжелых для него последствиях – ему и Иосифу заменили расстрел десятилетним заключением – он только и видит плохую сторону своего дела. В преступлении своем он винит Николая К. и рассказывает следующее. Николай К. – портной, у которого он с Иосифом заказали себе пиджаки из старых пальто. И раньше они немного задолжали Николаю, и теперь им заплатить было нечем. Николай же приискивал себе лошадь, и когда они – перед престольным деревенским праздником – явились к нему за пиджаками, пиджаков он им без денег не дал, а указал на Воеводина, как на человека, у которого можно отнять лошадь, а его убить. Он сказал им, что Воеводин в чайной и что его можно узнать по следующей примете: на телеге у него стоят сани, которые он везет из починки. Воеводин будто бы человек богатый, ездил торговать арбузами, наторговал денег и теперь едет назад. Для храбрости он им дал самогонки, которую они и распили.
Когда они подходили к чайной, то видели Воеводина, который отвязывал лошадь. Они выпили еще, потом Иван 3. запряг свою лошадь, и они пустились догонять Воеводина. Он хорошо разглядел потерпевшего и помнит все обстоятельства и обстановку преступления.
После убийства он вечер провел довольно весело, подвыпил еще, а экипаж вечером сжег. Ни ужаса, ни большого смущения от содеянного он не испытывал. Да и когда он рассказывал обо всем этом происшествии, то говорил просто, добродушно, с улыбочкой, как о самом простом деле, за которое, к сожалению, приходится сидеть в тюрьме. Иван 3. представляет собою довольно яркий пример импульсивного убийцы – новичка на преступном пути. Физически и психически он вполне здоров; из болезней у него была года два тому назад лишь испанка.
Его соучастник по преступлению – Иосиф Н. – по национальности латыш, но с двух лет живет в России и говорит только по-русски. Отец Иосифа был железнодорожным сторожем на станции Лесодолгоруково Балтийской железной дороги. Кроме Иосифа, у него было еще три сына моложе Иосифа. Жили бедно, но кое-как концы с концами сводили. Сыновья рано стали помогать отцу; Иосиф с 12 лет стал работать на железной дороге, помогая рабочим при ремонтных работах. Школы он, вследствие бедности, не окончил, так что малограмотен, но учился охотно и по выходе из школы при случае любит почитать книжку. Особенно ему нравятся стихи. Он читал Пушкина, Лермонтова и Жуковского и сам очень любит писать стихи. Всю свою биографию он изложил стихами. Жизнь его, по его словам, текла скучно и печально; радостные дни были только в детстве. В стихах своих он и воспевает по преимуществу разные тяжелые переживания, которые ему пришлось испытать в жизни. Однако есть у него и стихи, в которых звучит надежда на лучшее будущее и видно бодрое настроение юноши, смело смотрящего вперед. Вот стихотворение, которое он озаглавил «Светлое будущее»:
Придет пора, гроза минует;
Вражды не будет никогда;
И все, что душу так волнует,
Оно исчезнет навсегда.
Замрет зловещее мученье,
Что меня терзает с юных лет;
Померкнет все. И без сомненья
Взгляну я радостно на свет,
И вспоминать мной пережитых
Не буду мрачных тех ночей,
Когда дождусь уж позабытых,
Вновь отрадных, светлых дней.
И вновь мне счастье улыбнется,
Вздохну свободно я душой,
И кровь невольно всколыхнется
В груди еще моей младой.
Недостатки этих стихов ясны, но если принять во внимание, что они написаны почти безграмотным юношей, который только урывками мог заглянуть в книжку, после продолжительной физической работы, то к ним нельзя не отнестись с особенной снисходительностью. Окружающая Иосифа обстановка была нерадостна: отец часто пил; кругом – бедность, мать едва справлялась с домашним хозяйством и четырьмя мальчишками, из которых Иосиф был старшим. Родители часто вздорили, и во время их ссор сильно доставалось и Иосифу. В 1921 году мать скончалась от рожи. Отец вскоре женился на другой, которая с детьми не ладила, не хотела их обшивать и обстирывать, вооружала против них отца, упрекала постоянно Иосифа, что он мало зарабатывает и т. д.; словом, в семье возникли обычные нелады мачехи с пасынками. Однако до последних дней Иосиф жил с отцом. Отец его умер, уже когда Иосиф был в тюрьме, – в 1923 году. В 1919-м и 1920 годах семья Иосифа довольно сильно голодала. Иосиф болел в это время цингой и сыпным тифом. Из-за пайка он поступил в 1920 году в армию и прослужил более полутора лет, с начала 1920 года по сентябрь 1921 года.
Шестнадцать лет лишь миновало,
И я покинул дом родной;
С своим семейством распростился,
Страдать уехал в край чужой.
Добровольцем я, конечно,
В строй советский поступил,
Добросовестно и честно
Почти два года прослужил.
На фронте Иосифу пришлось много раз бывать в сражениях с поляками. Сначала он испытывал сильный страх, но после третьего или четвертого боя привык; во время атак «себя не помнил», «голову захватывало»; как на «ура» бросятся, «не видишь ничего». Раненых и трупы он часто видел на полях сражения. Кровь и раны всегда производили на него неприятное впечатление, но за время войны он несколько привык к ним. В одном из сражений он был ранен в руку. Вернувшись с военной службы, Иосиф застал большую перемену в семействе: матери не было в живых, мачеха вздорила с братьями, братья все «обовшивели»… Он опять устроился на железную дорогу и стал работать. Жизнь он вел довольно уединенную. Одиночество его вообще не тяготит, он любит посидеть – почитать стихи или поиграть на гитаре или гармонии какую-нибудь заунывную песню. За женщинами он ухаживать не охотник, никого еще не любил, невесты себе не намечал; лет с 17 имел иногда мимолетные половые связи, от которых, во время своей военной службы, болел триппером. Но сильных влечений к женщинам никогда не испытывал. Более всего ему нравится посидеть в тишине одному, мысли разные приходят, стихи в уме складываются… Не прочь он и выпить, но пьет, по его словам, не сильно, и как выпьет, так ложится спать. Если Иван 3. – любитель плясать на вечеринках и балагурить, то Иосиф выступал на этих вечеринках главным образом в роли гитариста или гармониста. Иван – сангвиник, Иосиф – скорее флегматик, любящий спокойно посидеть и отдаваться своей печали. Его прошлое и настоящее рисуются ему в мрачном свете, но от будущего он ждет сам не знает чего, но чего-то светлого, радостного:
Я живу среди людей
Столь же несчастных, как я;
В мраке бурных ночей
Жизнь проходит моя.
Не страшитесь, друзья,
Скоро «утро» придет.
«День жизни» настанет,
«Ночь жизни» – пройдет.
Но это светлое, радостное будущее должно прийти, по его предположению, как-то со стороны, без его личных усилий, придет и всем станет хорошо. Никакого жизненного плана, с помощью которого он, Иосиф, мог бы завоевать это будущее для себя, у него нет, да и осмыслить это светлое будущее, хоть сколько-нибудь определить его ожидаемое содержание он не пытался. Его натуре, несомненно, присуща пассивность. Он – нытик, склонный жаловаться на судьбу, обстоятельства и других людей и мало способный напрягать свою волю к им самим поставленным целям. Что же побудило его совершить преступление? Раньше он судился лишь с Иваном 3. за самогонку. Таким образом, он новичок на пути преступления, но преступную карьеру свою начал сразу с одного из самых тяжких и отвратительных преступлений – с корыстного убийства. Он хорошо помнит подробности этого убийства, помнит, как они нагнали Воеводина, как Иван схватил его и повалил, помнит, как он ему крикнул «стреляй» и как он стрелял, помнит, что ему пришлось стрелять в затылок убитого в упор, с расстояния одного-двух: вершков, помнит, что затылок Воеводина – которого он увидел в день убийства впервые – не был седой, что воротник его мехового пальто был опущен, помнит место убийства и как они оттаскивали труп в лес. Вся картина преступления жива в его памяти. Он осуждает свой поступок и на вопрос: «а как же на фронте, ведь убивал?» – отвечает: «на фронте, там природа заставляет, а здесь ни с того ни с сего убить человека – сверхъестественно». Что же заставило его совершить поступок, который он называет сам «сверхъестественным»? Он ссылается на Николая К., который подал им эту мысль, обещал денег и подпоил их, а также на свою нужду: одеться было не на что, был праздник, нужен был пиджак, которого Николай не отдавал. То обстоятельство, что Иосиф пишет стихи и воспевает в них страдания и какое-то неопределенное «светлое будущее», ничего не говорит в его пользу. Многие преступники пишут целые тетради стихов, в которых даже прямо осуждают свое преступление, изображают себя игрушкой судьбы или жертвою несчастных обстоятельств и т. д., а потом вновь и вновь совершают те же преступления. Дело в том, что известные идеи – и особенно идеи расплывчатые и неопределенные, хотя бы и с возвышенным оттенком, – являются у них чисто умственным построением, не сочетанным с такими нравственными чувствами, в силу которых они стали бы психическими комплексами, руководящими их поведением. Из этих идей у них не родится конкретных жизненных идеалов, стремление к осуществлению которых удаляло бы с преступного пути.