вета. В результате исследования, помимо вербально-лексического и наглядно-перцептивного факторов, авторы выявили третий фактор, связанный с процессами воображения, мысленного представления, названный ими имажинарным. Мы уже упомянули выше о невозможности отнести обобщающие образы искусства к первой сигнальной системе действительности, общей для человека и животных. О специфике «языка искусства» мы будем специально говорить ниже, а пока подчеркнем, что в любом случае речь, ее мозговые механизмы составляют первую и главную основу человеческого сознания. «События в мозгу, – утверждают С. Спрингер и Г. Дейч (1983, с. 203), – воспринимаемые нами как сознательные, являются событиями, обрабатывающимися языковой системой мозга». «Языковая форма, – пишет французский лингвист Э. Бенвенист, – является не только условием передачи мысли, но прежде всего условием ее реализации. Мы постигаем мысль уже оформленной языковыми знаками. Вне языка есть только неясные побуждения, волевые импульсы, выливающиеся в жесты и мимику. Таким образом, стоит лишь без предвзятости проанализировать существующие факты, и вопрос о том, может ли мышление протекать без языка или обойти его, словно какую-то помеху, оказывается лишенным смысла» (цит. по: Панов, 1984, с. 35–36). А. Р. Лурия различал несколько последовательных стадий формирования речевого высказывания, где мотив порождает его замысел, субъективный смысл. Последний с помощью внутренней (свернутой, телеграфной) речи трансформируется в систему объективных значений, а затем – в развернутую и грамматически оформленную речь (Лурия, 1979).
О решающей роли функционирования речевых структур головного мозга в феномене сознания свидетельствуют исследования нейрофизиологов. Тщательный анализ восстановления сознания после длительной комы у больных с тяжелой черепно-мозговой травмой позволил выделить несколько характерных стадий. Первым, хотя и отдаленным, признаком возвращающегося сознания служит открывание глаз. На этой стадии внутриполушарные связи с левой (речевой) височной областью (по данным электроэнцефалографии) выражены еще незначительно. Затем следуют фиксация взора, выделение близких лиц, хуже выраженное у больных с поражением правого полушария, понимание речи и, наконец, собственная речь (Доброхотова, Гриндель, Брагина, Потапов, Шарова, Князева, 1985). Возвращение способности понимания речи совпадает с восстановлением связей между моторно-речевыми зонами левого полушария и другими областями коры. Эти связи диагностируются по альфа-ритму электроэнцефалограммы в передних лобно-височноцентральных зонах левого полушария и пику на частоте альфа в левой височной области. При переходе к активной речи в моторно-речевой зоне формируются усиленные циклы возбуждения (Гриндель, 1985). На основании своих систематических исследований Э. А. Костандов пришел к выводу о том, что «активация связей гностических корковых участков с двигательной речевой зоной является решающим звеном в структурно-функциональной организации механизмов, обеспечивающих осознание раздражителя» (Костандов, 1984, с. 408).
Открытие функциональной асимметрии головного мозга оказало поистине революционизирующее влияние на изучение естественно-научных основ сознания. Вместе с тем было бы неоправданным упрощением приурочить сознание и речь исключительно к левому (у правшей) полушарию. В действительности здесь наблюдаются более сложные отношения. Так, исследование больных после одностороннего применения электрошока показало, что цвета лучше различаются правым полушарием, однако словесное обозначение воспринятых этим полушарием цветов крайне бедно и ограничивается основными цветами: красным, синим, желтым, зеленым. Цветовой словарь левого полушария гораздо богаче за счет предметных (салатный, кофейный) и редких (палевый) названий (Николаенко, 1982). Угнетение левого полушария ведет к доминированию родного языка и к игнорированию языка, которому субъект обучился позднее. При угнетении правого полушария наблюдаются обратные отношения. Начальные этапы порождения высказывания на родном языке связаны с правым полушарием, а окончательное оформление – с левым. Все этапы высказывания на втором языке требуют участия левого полушария (Черниговская, Балонов, Деглин, 1982). В. Л. Деглин (1984) пришел к выводу о том, что функциональная специализация полушарий есть специализация семиотическая: правое полушарие строит иконические модели, левое – символические. Правое осуществляет перцептивное отражение пространства, левое – концептуальное. Это относится и к отражению времени.
Вопрос об участии сознания в процессах обучения, выработки новых условных рефлексов у человека остается предметом дискуссий. М. Даусон и М. Биферно (Dawson, Biferno, 1973), используя пять звуковых стимулов, маскировали связь некоторых из них с электрокожным подкреплением. Им удалось выработать классический условный кожно-гальванический рефлекс только у лиц, осознавших связь определенного тона с болевым раздражением. Если мигание подкреплять вспышкой света, то отсутствие осознания (человек не понимает, почему время от времени загорается свет) исключает выработку условного мигательного рефлекса: частота мигания в периодах с подкреплением и без подкрепления оказалась одинаковой (Jones, Hochhaus, 1976). Одновременное предъявление цветовых стимулов с подпороговой экспозицией их словесных обозначений привело к выводу об отсутствии эффекта подсознательного воздействия на процесс восприятия (Severance, Dyer, 1973), а тщательная проверка так называемой «подпороговой рекламы» завершилась отрицательным результатом (George, Jennings, 1975).
Однако имеются факты, прямо противоположные перечисленным выше. В конце 40-х годов Г. В. Гершуни был открыт новый класс условных рефлексов на неощущаемые звуковые раздражения (Гершуни, Кожевников, Марусева, Чистович, 1948). В опытах М. Райзера и Дж. Блоча (Reiser, Block, 1965) субъекту предъявляли круг и десятиугольник при постепенно усиливающемся освещении и подкреплении экспозиции круга электрическим током. Было показано, что кожно-гальванический рефлекс начинает соответствовать появлению значимого сигнала до момента его словесной идентификации. Испытуемые словесно определяли этот стимул лучше не сразу же после экспозиции, а через 10–11 с. Если человек перечисляет детали предъявленного ему рисунка, а спустя определенное время называет фрагменты, отсутствовавшие в первом отчете, мы имеем все основания говорить о наличии неосознаваемого восприятия и непроизвольной памяти, т. е. о следах, лишь позднее проникающих в сферу сознания (Бухтадзе, Кадасишвили, Кеуба, Каландаришвили, 1971).
Достаточно дискуссионны и вместе с тем принципиально важны результаты исследований, где в качестве методического приема изучения высших функций мозга используется регистрация его электрической активности. На основании своих систематических исследований Э. Дончин с соавторами (Donchin, McCarthy, Kutas, Ritter, 1983) пришли к выводу о том, что вызванные потенциалы (ВП) у человека связаны с порогом восприятия, содержанием стимула и уровнем сознания. При этом компонент Н100 зависит от направления внимания, Н200 реагирует на редкие и неожиданные стимулы, П300 – на стимулы, релевантные поставленной перед субъектом задаче, а условная негативная волна отражает ожидание пускового сигнала. При регистрации электроэнцефалограммы с 48 пунктов поверхности черепа М. Н. Ливанов и Н. Е. Свидерская (1984) показали, что генерализованная синхронизация может служить мерой трудности выполняемого интеллектуального задания, перестройка межполушарной асимметрии соответствует изменениям эмоционального состояния субъекта, выраженность локальной синхронизации коррелирует с его умственной деятельностью, с наличием или отсутствием ошибок.
Зависимость качества деятельности, связанной с опознанием зашумленных зрительных образов, от колебаний состояния человека была найдена в опытах с регистрацией медленных (минутных) изменений пространственной синхронизации электроэнцефалограммы и частоты сердечных сокращений (Simonov, Frolov, 1985). Перед успешным опознанием значимого светового стимула предстимульная электрическая активность двигательных и зрительных областей обоих полушарий мозга характеризуется уменьшением в общем спектре доли медленных и увеличением быстрых волн, уменьшением коэффициента кросс-корреляции потенциалов двигательной и зрительной коры в левом полушарии при увеличении его в правом. Ситуация правильного опознания находит свое отражение в увеличении амплитуды и укорочении латентного периода позднего компонента вызванного потенциала Н140 (Потулова, Васильев, 1985).
Хотя М. Шварц (Schwartz, 1976) пришел к выводу о том, что ВП на осознаваемый и подпороговый стимулы не отличаются друг от друга, многолетние опыты Э. А. Костандова с сотрудниками свидетельствуют об обратном (Костандов, 1984). Латентный период волны П300 при экспозиции неосознаваемого слова на 25–45 мс больше, чем при экспозиции осознаваемого. При подаче эмоционально нейтрального слова после экспозиции неосознаваемого эмоционально значимого увеличение амплитуды компонента П300 в правом полушарии оказалось больше, чем в левом. Латентный период компонента П300 короче в левом полушарии, чем в правом, при предъявлении осознаваемого эмоционально значимого слова.
А. М. Иваницкий выделяет в процессе восприятия внешнего стимула три основных этапа: 1) анализ физических характеристик раздражителя, 2) синтез сенсорных и внесенсорных факторов, извлекаемых из памяти, в результате чего возникает субъективное ощущение, и 3) этап категоризации стимула, его отнесение к определенному классу внешних явлений с участием понятийно-вербальных механизмов мозга. Таким образом, процесс восприятия как бы повторяет историю развития психики от элементарной раздражимости до понятийного мышления (Иваницкий, Стрелец, Корсаков, 1984). Поскольку нервные импульсы приходят в кору через 20–30 мс после подачи сигнала, а субъективное ощущение появляется только спустя 120–180 мс, авторы полагают, что возникновение ощущения совпадает с этапом синтеза двух видов информации: из внешнего мира и от структур, хранящих ранее установленное значение этого сигнала (Иваницкий, Стрелец, 1981). В настоящее время большинство авторов согласны с тем, что ранние компоненты ВП определяются физическими характеристиками стимула, в то время как поздние компоненты, развивающиеся спустя 100–120 мс, отражают его значение для субъекта (John, 1967; Иваницкий, 1976).