<…> И я уверен (а большинство непредубежденных читателей со мной согласится), что стоит методологию рецензента «Судьбы художника» применить к любому из произведений такого рода, как на их авторов посыплются те же самые обвинения: где ссылки, где сноски, где научный аппарат? <…> Однако из множества книг подобного жанра рецензент и редакция журнала «Вопросы литературы» выбрали для нанесения «удара» именно мою книгу, сделав вид, что о существовании жанра беллетризованной биографии им ничего не известно, как будто такого жанра и нет вовсе. <…>
Но что делает автор «заметок» в «Вопросах литературы»? Т. Толстая подменяет тему, подменяет тезис и делает вид, что совершенно не разбирается в литературном деле.
Снова вернемся к первым страницам «заметок» Т. Толстой: «Подзаголовок свидетельствует, что перед нами – научная монография».
Т. Толстая делает невинную вроде бы передержку: биографический роман, документальное повествование, из скромности названное «Жизнь, личность, творчество Алексея Николаевича Толстого», перевела в жанр научных монографий, а уж после этого разделала мое сочинение под орех, требуя и обвиняя, негодуя и издеваясь… Возможна ли хронологически дотошная публикация семейных архивов в художественном произведении (здесь я вовсе ничего не говорю о его качестве, это дело действительно читателей и критиков), каковым по жанру и является моя «Судьба художника»? Если подходить к писательству, конечно, не дилетантски, а с творческих позиций?!
И вот размышляю над вопросом: почему такой «разносной», неуважительной критике подверглась моя книга «Судьба художника», да и другие книги об А. Н. Толстом со стороны Т. Толстой? Ведь каждая страница моих книг пропитана любовью к замечательному писателю… Видимо, это объясняется тем, что многие годы я работал с Людмилой Ильиничной Толстой, которая мне помогала понять характер Толстого, многое рассказывая о совместной жизни с ним. И так уж случилось, что Людмила Ильинична «увела» Алексея Николаевича из семьи, от Натальи Васильевны Крандиевской и детей. Ни Наталья Васильевна, ни дети не простили ему этой женитьбы…
Людмила Ильинична Толстая в верстке прочитала мою книгу «Алексей Толстой», вышедшую в серии «Жизнь замечательных людей». Вот ее отзыв: «Многоуважаемый Виктор Васильевич, благодарю Вас за письмо и добрые слова обо мне. Я ценю Ваше мужество и преданность Алексею Николаевичу. В отзыве о Вашей книге я руководствовалась общими с Вами интересами и стремлением, чтобы первая книжка такого жанра об А. Н. Толстом была написана содержательно и увлекательно. Потому и считала своим прямым долгом оказать Вам посильную помощь. А право на суровое редактирование признавал за мной даже сам Алексей Николаевич. Мне отрадно было узнать, что Вы сделали в книге немало поправок в связи с моими пометками. Естественно, что мне хочется скорее увидеть Вашу работу».
Благодарный за ее многолетнюю помощь в работе, я написал страничку в своей книге о ней. Может, эта страничка вызвала такую нескрытую ненависть и к Алексею Николаевичу, и к его биографу?[142]
И наконец, Петелин отвечает на вопросы о склейке двух книг:
А теперь о творческой истории «Судьбы художника – 82», раз уж она так заинтересовала рецензента «Вопросов литературы». С 1970 года я начал работать над документальным повествованием о жизни, личности и творчестве Алексея Николаевича Толстого. Работал с наслаждением, по письмам и другим архивным и мемуарным свидетельствам реконструируя давно ушедшее. Написал для серии «Жизнь замечательных людей» больше сорока листов. Кто же столько возьмет для молодежного издания при договоре в двадцать листов? Так возникла мысль о разделении рукописи на две книги: «Алексей Толстой» вышел в «Молодой гвардии» двумя массовыми тиражами, «Судьба художника» вышла в Воениздате тоже двумя массовыми тиражами. И вот через пять лет эти две книги соединились в одну, как и было ранее задумано и написано. Так что мне не пришлось подгонять друг к друг главы разных книг, как утверждает рецензент. Только восстановил в прежнем виде написанное. В «Судьбе художника» действительно есть «изменения и дополнения»: в книгу вошла новая глава «Кавказские записки», а изменения касаются стиля, потому что со стороны издательства было высказано немало пожеланий, которые автор с благодарностью принял в надежде улучшить литературное качество своего сочинения. Только и всего. И вышла эта «Судьба художника» третьим массовым тиражом, массовым, а не первым, как утверждает рецензент[143].
Приведенные цитаты могут показаться излишне обширными, однако текст самого письма – значительно больший и стремится к объему рецензии Т. Толстой. При всем при этом наивный автор надеялся, что журнал «Вопросы литературы» этот текст напечатает, и сделал для этого все возможное. Послав 19 октября 1983 года свой ответ в «Вопросы литературы», он на копировальном аппарате (по-видимому, служебном, потому что личных в те годы не было) распечатал большое число экземпляров и направил их во все возможные инстанции. Список этой рассылки впечатляет: отдел культуры МГК КПСС, парторг МК КПСС Н. Г. Самвелян, партбюро творческого объединения прозаиков и критиков, секретариат московской писательской организации (Ф. Ф. Кузнецов), секретарь СП СССР В. М. Озеров, первый секретарь СП СССР Г. М. Марков, оргсекретарь СП СССР Ю. Н. Верченко, функционеры отдела культуры ЦК В. А. Степанов, Г. С. Гоц, А. А. Беляев, председатель бюро творческого объединения критиков и литературоведов В. И. Гусев, издательства «Художественная литература» и «Московский рабочий», главные редакторы этих издательств…[144]
В сопроводительном письме к рассылке Петелин писал:
Ничего более предвзятого, тенденциозного в худшем смысле этого слова, необъективного, пронизанного какой-то необъяснимой для меня озлобленностью, не приходилось мне читать за свою двадцатипятилетнюю литературную деятельность. Эта публикация наносит ущерб моему имени. Выражаю решительный протест против подобных «методов» сведения литературных счетов[145].
Редактор «Воплей» М. Б. Козьмин поначалу пригласил автора на разговор, в декабре Петелин даже представил в редакцию «обновленную версию» своей статьи. Но в печати она так и не появилась, как не получил автор ответов от сановных получателей копий письма.
Вместе с письмом Петелин сразу же начал бить во все колокола по своей (то есть партийно-писательской) линии, прежде всего выступив на партсобрании прозаиков и критиков московской писательской организации.
Петелин выступал очень уверенно, гневно, говорил, что он поражен бестактностью, клеветническим обвинением и т. д., что он написал письма по этому поводу. На это Ф. Ф. Кузнецов сказал: не надо писать много писем, напишите одно, мы рассмотрим. <…> Петелин говорил, что автор статьи в «Вопросах литературы» Толстая объявила поход на жанр, что его критикуют как новатора жанра, то есть он претендовал на эстетический спор. <…> Статья Толстой называется «Клеем и ножницами». Определен жанр и дальше говорится, что в книге Петелина происходит выдавание чужого за свое. Разрешите привести пример. <…> А ведь речь идет в данном случае о заместителе секретаря парткома[146].
Для Петелина, можно сказать, привычными были обращения в ЦК КПСС. В 1972 году издательство «Московский рабочий» сняло из сборника статей Петелина «Россия – любовь моя» статью «Два мира Михаила Булгакова», поскольку «автор не вполне объективно освещал некоторые аспекты литературной борьбы в 20‐е годы, односторонне оценивал такие произведения М. Булгакова, как „Дьяволиада“ и „Роковые яйца“, не указывал на имеющиеся в них просчеты», при этом «на серьезную доработку статьи автор не согласился». Петелин отправил телеграмму в ЦК П. Н. Демичеву, курировавшему тогда вопросы идеологии, истории и культуры. ЦК вмешался, но безуспешно: «После беседы с директором издательства и редактором книги т. Петелин дал согласие снять статью из сборника»[147].
В 1974 году эта глава под названием «Герои Булгакова» вошла в книгу Петелина «Родные судьбы», но на автора выплеснулась порция критики за анализ драмы «Бег». Тогда он опять написал в ЦК, делясь своими мыслями:
Кому-то, видимо, не хочется, чтобы в нашем литературном движении царила деловая, рабочая атмосфера, кто-то искусственно отыскивает кажущиеся им ошибки и противоречия, кто-то нагнетает озлобление и разлад в литературной среде, как это произошло, скажем, после появления печально-известной статьи бывшего работника ЦК КПСС тов. Яковлева А. Н.[148] Нигилистическое отношение к работе большого отряда советских критиков, верных патриотическим традициям русской классической литературы и искусства, которое довольно отчетливо выразилось в этой статье, все еще дает о себе знать. Хорошо, что тов. Яковлева перевели на другую работу, но беда в том, что «дух» его остается, как и его методы полемики: выхватить из большой работы фразочку и обвинить автора в каких-нибудь прегрешениях против марксистско-ленинской эстетики. Такое цитатничество никогда не приносило пользы, тем более в методах руководства литературным движением.
Создается впечатление, что к так называемым диссидентам, которые все еще нет-нет да дают о себе знать, в некоторых партийных и литературных руководящих кругах отношение складывается куда лучше, чем к тем, кто верой и правдой служит своему народу, внося свой посильный вклад в строительство нового общества[149].
В завершение этого письма Петелин, впрочем, просил улучшить его жилищные условия.