[535]. Однако много важнее наблюдать, как на этот раз А. Мальгин комментирует описанную И. Щеголихиным встречу в Сибири М. Михайлова с М. Петрашевским, которую критик считает фантазией автора:
Возможно, встреча такая – плод воображения И. Щеголихина. Но она нужна была ему, чтобы четче, определеннее очертить место М. Михайлова в русском освободительном движении[536].
Дело здесь даже не только в том, что совсем недавно подобный вымысел, а уж тем более в биографии столь значимых для русского революционного движения фигур, казался переменчивому критику кощунством и подменой всего на свете. Много любопытнее то, что описанная встреча – совсем не выдумка писателя, а неведомая Мальгину по малограмотности реальность: встреча эта состоялась в Красноярске и запечатлена в записках И. Михайлова[537].
Также А. Мальгин вступает в область музыкальной критики, в том числе в излюбленном им жанре «критики критики», то есть поучением бестолковых коллег, как нужно правильно критиковать:
Отчего же возникли настойчивые разговоры о том, что в песнях, мол, маловато глубины и не хватает сложности? Да оттого, наверное, что ощущается острая нехватка песен особого рода – песен, призванных будить мысль, философски осваивающих действительность, поднимающих важные нравственные и социальные проблемы[538].
Впрочем, здесь он также проявляет свои литературные познания. Например, раскрывает глаза ансамблю «Земляне», а заодно и читателям, как горе-песенники стряпают тексты:
Вот, скажем, пишет А. Поперечный для хорошего ансамбля «Земляне» песню «Трава у дома» (музыка В. Мигули):
И снится нам не рокот космодрома,
Не эта ледяная синева.
А снится нам трава, трава у дома,
Зелетная, зеленая трава.
И невдомек ни «Землянам», ни Мигуле, что четверостишие это – и по лексике, и по структуре, и по мысли – навеяно (мягко говоря) К. Бальмонтом и его сонетом «Бесприютность»:
Не снятся мне цветы родного сада,
Родимые безмолвные луга…
Я слышу рев и рокот водопада,
Мне грезятся морские берега
<…> Каждому ясно, что дело тут не только в совпадении стихотворного размера[539].
В апреле 1986 года в научно-популярной серии издательства «Знание» выходит и первая книга Мальгина-критика – «Поэзия труда». Собранные вместе очерки были необходимы автору – он грезил членством в писательской организации; исходя из его творческой активности, он уже бы должен был туда попасть, но начальство, опасаясь его неуемного нрава, никак не давало зеленый свет. Так что книга формально была ему необходима для вступления в Союза писателей. В аннотации читаем:
Тема труда в советской поэзии – от ее истоков до наших дней – таково содержание данной брошюры. Внимание автора обращено к нравственному, духовному началу в творческом процессе. Для анализа проблемы используется большой материал, но главное внимание уделяется творчеству таких мастеров, как Маяковский, Асеев, Смеляков, Ручьев, Твардовский, Жигулин, Евтушенко[540].
Свое обращение к такой теме автор объясняет сразу: «Образ человека-творца, созидателя – центральный в поэтике социалистического искусства» (с. 3), но в целом книга, которая демонстрирует широкую эрудицию автора в советской поэзии, уже отражает и новое время. Это видно и по подбору цитат (самая первая – из Заболоцкого), по встречающимся фамилиям Ахматовой, Мандельштама, Шаламова, Цветаевой; по отсутствию ритуальных упоминаний классиков марксизма-ленинизма; из съездов мы встретим в тексте только съезд писателей, а когда наткнемся на слова, которые написала литературовед В. Ланина, то осознаем, что в книге о труде ни разу не упомянут В. Ленин – для того чтобы делать карьеру, это перестало быть обязательным: началось то, что называлось «перестройка». А вот наличия изданных книг для вступления в Союз писателей никакая демократизация общества не отменила. И хотя, как пишет Биргит Менцель, Мальгин «пользовался протекцией некоторых партийных кругов»[541], этот Рубикон ему перейти так и не удалось.
В 1986 году А. Мальгин выступил против грубости отдела критики журнала «Наш современник», против «явной тенденциозности, использования недозволенных приемов, откровенных подтасовок». Даже не верится, что это пишет тот же автор, который некогда прославился панегириком «Разрушение жанра, или Кое-что об исторической прозе». Приведем слова Мальгина, превратившегося из Савла в Павла:
Нет, я не против острокритических статей и рецензий. Они нужны – иначе как же мы будем бороться с литературным браком, конъюнктурщиной, с идейными спекуляциями? Но я за объективность критериев и уважение к писателю, о котором критик берется судить. Об этом шла речь на XXVII съезде партии, к этому нас призывает сама реальность нашего времени. Для того чтобы щепки не летели даже тогда, когда рубят лес (неумеренное славословие и комплиментарность), от критика и от литературно-критического органа требуется одно, но весьма существенное качество: подлинно нравственное отношение к тому, что в литературе происходит, уважение к каждому, кто для нее, литературы, работает[542].
Уже впоследствии, когда исчез и след кампании против отступлений от исторической правды, выяснилось, что два критика, которые столь деятельно участвовали в этой кампании, были неплохо знакомы между собой. И хотя мы не знаем, когда именно Т. Толстая и А. Мальгин сдружились, случилось это явно до 1988 года, когда Т. Толстая была принята в члены Союза писателей. Об их знакомстве сообщило 9 июля 1989 года радио «Свобода»: в этот день в эфире запрещенной в СССР радиоволны было зачитано «Письмо другу-литератору», сочиненное А. Мальгиным, нечленом Союза писателей, по поводу трудностей при вступлении молодых и не самых молодых писателей в писательский союз. Осенью многотиражка «Московский литератор» перепечатала эту сатиру, записав текст с эфира «Свободы», в назидание автору, в надежде, что публикация «поможет ответить на вопрос: почему он до сих пор не является членом Союза писателей»[543].
В этой статье мы встречаем искрометные истории о том, как автор статьи «с Татьяной Толстой, не будучи членами Союза писателей, пытались прорваться в ЦДЛ на пленум этого союза, где должны были обсуждаться важные, как нам казалось, вопросы работы с молодыми писателями»; а также повествование о том, как уже позднее, получив от секретаря СП Владимира Карпова книгу В. Петелина о Шаляпине, в которой было «все подчеркнуто, что надо», он пообещал передать Татьяне Толстой «и передал. То-то было смеху»…
По-видимому, первый эпизод пересказан Натальей Ивановой на свой лад: «Помню, как Толстая с Мальгиным (был такой прогрессивный молодой человек, открыто заложивший союзписательского функционера Карпова <…>) лезли, как кошки, чуть ли не через женский сортир на общеписательский пленум: глаза горели, от волос искры летели! Ну и где этот союз, кому нужен?»[544]
Эпилог
Со смертью Ю. В. Андропова кампания по борьбе с отступлениями от исторической правды стала терять силу и к лету 1984 года окончательно завершилась: заушательство в прессе было прекращено, скопленные редакциями разоблачительные письма остались неопубликованными. Вероятно, калейдоскоп сменяющих друг друга генеральных секретарей (а значит, и настроений аппарата) совершенно не способствовал тому, чтобы публичные кампании, в том числе и описываемая, были сколько-нибудь продолжительными. Сиюминутность настроений и идеологических задач были свойственны тому периоду истории советского общества, который стал переходом от эпохи застоя к перестройке.
Поэтому если рассматривать кампанию в сравнении с «эталонами» послевоенных лет, она оказалась как будто бы незавершенной, захлебнувшейся: жертвы зализывали раны, впрочем, не слишком глубокие; делатели, несмотря на надежды, также не получили серьезных барышей: заработанный ими капитал перед властью довольно скоро, при крушении советского строя, превратится в ничто.
В несомненном выигрыше от этой кампании остались те, кто ею отчитывался перед партией: они в тот конкретный момент доказали свою исполнительность и даже инициативность в претворении в жизнь решений руководства страны. Здесь речь о партийно-писательской номенклатуре, которая не только исполнила решения июньского пленума ЦК КПСС 1983 года, но и сделала это максимально наглядно и громко.
Сухой из воды вышла «Литературная газета», убедительно доказав, что готова действовать совсем нелитературными методами, исполняя решения партийного начальства.
Ил. 1. Иероним Лёшенколь. Сальери. Офорт, ок. 1785
Ил. 2. Иероним Лёшенколь. Моцарт. Офорт, ок. 1785
Ил. 3. Юрий Андропов на заседании, 1983. © РГАКФД
Ил. 4. Юрий Андропов на трибуне, 1982. © РГАКФД
Ил. 5. Константин Черненко при вручении ему третьей звезды Героя Социалистического Труда, 1984. © РГАКФД
Ил. 6. Константин Черненко награждает Союз писателей СССР орденом Дружбы народов, 1984. © РГАКФД
Ил. 7. Георгий Марков вручает диплом лауреата Государственной премии СССР Александру Чаковскому, 1983. © РГАКФД
Ил. 8. Александр Чаковский и Юрий Бондарев, 1984. © РГАКФД
Ил. 9. Юрий Рыбчинский. Главный редактор «Литературной газеты» Александр Чаковский в редакции, 1986. © Собрание МАММ