[15]. По большей части концерты и в особенности оперы, сочинение которых было в центре интересов Моцарта, в Австрии, как и в большинстве немецких территорий, организовывались и финансировались придворными аристократами (или городскими патрициями) для специально приглашенной публики[16]. Вряд ли в это время можно найти другого высококвалифицированного музыканта, который стремился сделать себя независимым от придворного патрона, от надежного положения придворного слуги.
Таким образом, когда Моцарт порвал со своим работодателем, он, зная об этом или нет, пошел на необычайный риск. Он рисковал жизнью, всем своим социальным существованием. Его представления о том, что должно принести будущее, вероятно, были не очень точными. Ситуация в Зальцбурге стала для него невыносимой — негативная ее сторона была ему совершенно очевидна, и для понимания его личности и положения немаловажно представить себе, что он чувствовал. Наниматель указывал ему, когда и где дать концерт, а довольно часто — и что сочинить. Это не было необычным — по всей вероятности, ничто не выходило за рамки рядового служебного контракта. В те времена все профессиональные музыканты, имевшие постоянную должность, жили в соответствии с условиями своего ремесла, подобно придворным ювелирам или художникам, в условиях требований, которые Моцарт больше не мог выносить. Некоторые из музыкантов — например, Куперен или Иоганн Себастьян Бах — достигли великих свершений. Возможно, Моцарт попал к неуступчивому работодателю, но дело не в этом. Решающим является то, что в своих личных целях и желаниях, в том, что он находил осмысленным, а что бессмысленным, он предвосхитил установки и особенности манеры чувствования более позднего типа художников. В институциональном плане в его эпоху еще преобладало придворное положение художника по должности, художника-слуги. Однако по структуре личности он был человеком, предпочитающим реализовывать собственные фантазии. Другими словами, Моцарт представлял собой свободного художника, который в значительной степени полагался на свое индивидуальное вдохновение в то время, когда исполнение и сочинение музыки для высшего общества еще находилось почти исключительно в руках музыкантов-ремесленников, состоявших на постоянных должностях частично при дворах, частично — в городских церквях. Социальное распределение власти, которое выражалось в этом типе музыкального производства, все еще оставалось в значительной степени непоколебленным.
Однако, несмотря на всю смелость Моцарта, определенные идеи относительно будущего у него были. Он связывал надежды с тем, что, возможно, лучше всего можно описать словами «венское высшее общество». И в нем тон задавали семьи придворной знати, среди которых у Моцарта были знакомые и друзья. Сначала он хотел попробовать зарабатывать на жизнь уроками музыки и концертами, на которые дамы и господа высокого полета приглашали бы его в свои дома или которые они устраивали бы для него. Он планировал давать так называемые «академии» — концерты, доходы от которых шли непосредственно в карманы исполнителей, — и надеялся на распространение печатных партитур своих сочинений по подписке. Он знал о своей популярности в венском обществе. Некоторые представители этих кругов уже обещали ему поддержку. Более того, Моцарт имел прекрасную репутацию и резонанс за пределами Вены. Но вряд ли можно сомневаться в том, что он всем сердцем уповал на успех именно в столице.
В течение нескольких лет этот успех действительно имел место. 3 марта 1784 года Моцарт написал отцу, что вскоре, в последние три среды Великого поста, он даст три концерта по подписке, на которые у него уже есть 100 подписчиков и, возможно, будет еще 30. Кроме того, писал он, планируются две академии — и для всего этого ему нужны «новые вещи». В первой половине дня он давал уроки игры на клавире, а по вечерам почти каждый день играл в аристократических домах[17]. Его подписчиками — часть их списков до нас дошла — также были аристократы. Однако 12 июля 1789 года Моцарт писал купцу Михаэлю Пухбергу, что подписка на новый концерт не состоялась, потому что записался всего один человек: господин ван Свитен, его хороший знакомый [18]. Венское общество во главе с императором отвернулось от Моцарта[19].
Здесь можно увидеть своеобразие рынка, доступного Моцарту. По сути, даже будучи «свободным художником», он, как и любой художник-ремесленник, все равно зависел от ограниченного местного круга потребителей. Этот круг был довольно замкнутым и узким. Если в этой среде проходил слух, что император не особенно ценит того или иного музыканта, то последний просто переставал существовать для высшего общества[20].
Если мы посмотрим на жизнь Моцарта как «свободного художника», мы снова столкнемся с глубоко укоренившейся двойственностью, которая характеризовала его чувствование и поведение по отношению к придворной аристократии и которая определила всю его жизнь. Она имеет несколько граней.
Как уже говорилось, Моцарт в лучшем случае поверхностно усвоил поведенческий канон правящего слоя своего времени. Но тем не менее его музыкальное воображение было сформировано и пропитано придворноаристократической традицией музицирования. Если такой человек, как Бетховен, вырвался из этой традиции, то Моцарт этого не сделал. Он выработал свои индивидуальные способы выражения чувств в рамках старого канона, в которых вырос. И одной из предпосылок понятности и вечности его музыки стало то, что внутреннюю согласованность мотивов, рождавшихся в его голове, он сформировал в рамках традиционного канона.
На шкале ценностей придворного общества среди музыкальных произведений опера занимала самое высокое место. Именно в соответствии с этой социальной оценкой для Моцарта сочинение опер имело эмоциональное значение наивысшей личной наполненности смыслом. Однако институционально опера, требующая огромных затрат — в отличие, например, от пьесы, которую при необходимости могла исполнить и бродячая театральная труппа, — была привязана почти исключительно к дворам правителей. Именно придворная аристократия рассматривала оперу как подходящую для себя форму развлечения. Моцарт, избравший путь «свободного» художника, частично, как один из слоев собственной личности, включил придворную музыкальную традицию в свои идеалы.
Та же фиксация заметна и в личном отношении Моцарта к своей публике — даже после того, как он порвал со своим хозяином-архиепископом. Когда он еще только собирался совершить этот шаг, один из представителей зальцбургского двора почти пророчески заметил ему, что приязнь придворного общества в Вене очень ненадежна: «Здесь слава человека длится недолго, — сказал этот человек, — через несколько месяцев венцы снова хотят чего-то нового»[21]. Но Моцарт возлагал все надежды на успех у венской публики, то есть рассчитывал завоевать благосклонность общественного мнения столичного высшего света. Это явно было одним из самых главных желаний в его жизни — и одна из важнейших причин его трагедии.
В самом начале было сказано, что, глядя со стороны и говоря о человеке в третьем лице, невозможно определить, что он переживает как исполнение желаний и наполнение смыслом, а что — как исчезновение этого смысла. Надо попытаться увидеть это с точки зрения самого человека, так сказать, его глазами. Вовсе не так редко, как может показаться на первый взгляд, бывает, что человек особенно сильно зависит от одобрения ближайшего круга знакомых и друзей, от восхищения и оваций жителей того города, в котором живет, и что успех где-нибудь в другой точке земного шара не способен перевесить недостаток успеха или даже пренебрежительную оценку, полученную человеком в своем городе, в том узком кругу, к которому он привязан. Отчасти такую констелляцию можно найти в жизни Моцарта.
С этой точки зрения ситуация Моцарта может показаться нам не совсем ясной, если понимать его отношение к придворному обществу как чисто негативное, как неприятие этого общества, что часто встречается в немецкой буржуазной литературе второй половины XVIII века[22]. Его личный бунт против унижений и ограничений, которым он подвергался в придворных кругах, как соискатель должности или как слуга, имеет на первый взгляд много общего с мятежным духом, который нашел выражение в основном в неавстрийских областях Германской империи того времени, в гуманистической литературе, ориентированной на такие понятия, как «образование» и «культура». Как и буржуазные пионеры этого философского и литературного движения, Моцарт настаивал на своем человеческом достоинстве, которое полагалось ему независимо от социального происхождения и положения в обществе. В отличие от отца он в глубине души никогда не принимал свое положение человека низшего ранга. Он так и не смирился с тем, что на него и на его музыку взирали сверху вниз.
Но горечь и обида на аристократов, которые заставляли его чувствовать, что он в конечном счете является лишь подчиненным, своего рода старшим по развлечениям, у Моцарта лишь в самой малой степени оправдывались общими принципами; в обоснование их он не ссылался на какую-либо универсальную идеологию человечества. Отсутствие интереса к подобным идеалам также отличает его от Бетховена — не только в смысле индивидуального отличия, но и одновременно в смысле разницы поколений. Ощущение себя ровней и притязание на то, чтобы к нему относились как к ровне, основывалось у Моцарта, насколько можно судить, прежде всего на его музыке, то есть на работе и достижениях. Их высокую ценность, а значит, и свою собственную ценность он осознавал с ранних лет. Его негативные чувства и бунт против аристократов, относившихся к нему пренебрежительно, были лишь одной стороной медали. По-настоящему понять жизнь и творчество Моцарта невозможно, пока мы не осознаем, насколько неоднозначным было его отношение к придворному обществу.