– Тише вы! – поспешила остановить женщину слушательница и показала глазами на Машу, которая тихо сидела возле окошка, глядя на пролетающие мимо темные пригороды.
– Девушка, – обратилась к ней слушательница, вероятно, для того, чтобы прервать опасный разговор, – у вас дети есть?
– Нет, – ответила Маша.
– Это плохо. Детей надо побольше иметь. А вы чем вообще занимаетесь?
– Спортом.
– Я так и подумала. Уж больно вы ладненькая, как статуэточка.
Рассказчица, которая гладила внука, подняла голову.
– Гимнастикой занимаетесь?
– Нет, – покачала головой Маша, – бегом.
– Я раньше любила гимнастику смотреть, когда по телевизору показывали. Переживала за наших. А сейчас не хочу. Хорошо, конечно, когда побеждают наши, но ведь не за страну они бьются. Победят – им денег дают многие тысячи, дорогие машины, квартиры. А девчонки потом фотографируются голыми в журналах для мужчин. Неужели денег им не хватает? Но это их личное дело, только ведь они еще идут депутатами в Государственную думу и учат других жить, законы принимают, которые никто исполнять не собирается. Да и пишутся те законы не для депутатов, не для бизнесменов, а для тех, кто как жил в бесправии, так и умрет в этой мерзости. И ведь никто этих депутатов не избирает, ни спортсменок, которым нравится голыми сниматься, ни бизнесменов, которые рядом с ними сидят. Какая-нибудь партия составит список…
– Пойду-ка в коридоре постою, – поспешила подняться слушательница, – а то здесь душно немного.
Она вышла, и тогда женщина, державшая на руках внука, спросила Машу:
– Вы все слышали?
Маша кивнула.
– Вы не подумайте, я не злая, – вздохнула попутчица, – просто уже терпение кончилось. Нас убивают, а всем, кто должен нас оберегать, наплевать. Если я свои копеечные налоги не заплачу вовремя, ко мне ворвутся приставы и будут имущество описывать. В окно буду при них прыгать – не остановят. Потому что им главное – телевизор мой забрать, а не меня спасать. А те, кто миллионы у государства ворует, живут себе преспокойненько. Никто к ним не придет и не потребует вернуть. Ведь правда?
– Вероятно, – согласилась Маша.
– Вот вы молодая, только-только в жизнь вступаете. Не дай бог вам такое испытать – быть обобранной, оскорбленной и униженной. Я тут на спортсменок наговорила всякое. Не обижайтесь на меня. Девчонок тех можно понять: кому охота нищей жить. Я бы сама разделась, чтобы дочка с внуком не голодали, только за меня никто копейки не даст. Сорок лет я проработала в технической библиотеке на заводе, муж мой ликвидатором в Чернобыле был. Не воровали, не наушничали. Тогда чем мы перед богом провинились, что наши дочка и внук в родной стране хуже рабов живут?
Женщина вздохнула и поставила внука на пол, чтобы дать отдохнуть рукам.
– Можно, я его подержу? – попросила Маша.
– Возьмите, – кивнула женщина. – Павлик не будет сопротивляться. Мальчик тихий, запуганный, наверное. Шесть лет скоро, а все как младенец безропотный. Что ждет его в этой жизни страшной?
Маша взяла ребенка на руки, и тот обхватил ручонкой ее шею. Она наклонилась и коснулась губами его волос, которые пахли точно так же, как волосы Славика. Окунулась лицом в этот запах и зажмурилась, чтобы не заплакать.
С попутчицами Маша попрощалась на вокзале. Женщине с ребенком она продиктовала номер своего мобильного и попросила связаться с ней после возвращения домой.
Соседка по купе, хотя и записала телефон, но вздохнула с сомнением:
– Да чем вы мне помочь сможете? Вас раздавят и не заметят, что была на свете такая добрая девушка Маша.
Маша вернулась из Москвы, подошла к дому, в котором снимала квартиру, посмотрела на окна и, решив не мешать Ане, отправилась на парковку, где стоял ее автомобиль. Настроение было не самое лучшее, и все же Маша села за руль и поехала к маме.
Над заборами под тяжестью плодов склонялись ветви яблонь, пахло еловой смолой и укропом. Где-то варили борщ, и этот запах тоже ворвался в открытое окно автомобиля, а потом его унесло ветром. Последним дням каникул радовались дети. Мальчик летел вдоль заборов на роликах, не ведая об опасностях окружающего мира. Маша остановила машину и посмотрела на чистое небо. Бабочка-белянка билась о лобовое стекло, высоко в небе мелькали ласточки, предвещая хороший день. Мир был прекрасным и добрым… только в нем не было ни мужа, ни сына.
Людмила Ивановна лежала в гамаке, а когда увидела Машу, вздрогнула.
– Я все не могу привыкнуть, – сказала она. – Знаешь, когда во сне тебя вижу, то у тебя другое, знакомое мне лицо.
– Главное, что я внутри такая же, – улыбнулась Маша.
– Конечно, – согласилась мама, но так неуверенно, словно соглашалась из вежливости. И тут же вспомнила: – Может, в магазин меня отвезешь? Холодильник пустой.
В небольшом поселковом универсаме они выстояли очередь, но, когда уже подошли к кассе, четверо парней протиснулись вперед и начали выставлять на прилавок бутылки с пивом, выкладывать упаковки с нарезкой колбас и пакетики с вяленой рыбой. При этом один из них отодвинул то, что приготовили для оплаты Маша с мамой. Какие-то продукты упали на пол.
– Молодые люди, нельзя поосторожнее? – попросила Людмила Ивановна.
– Да пошла ты, старая! Стой и молчи, пока жива…
Никто из стоящих в очереди не возмутился. Маша тоже промолчала. Наклонилась, подняла упаковки и положила обратно на прилавок. Парень, который сбросил продукты, разглядывал ее в упор. А потом спросил, дыша перегаром:
– Девушка, вашей маме зять не нужен?
– Может, и нужен, – не глядя на него, тихо произнесла Маша, – только не такой урод.
Людмила Ивановна вздрогнула и схватила дочь за руку.
– Ты че, коза? – вскипел парень. – Ща ты мне за базар ответишь!
Но его остановили приятели:
– Не здесь.
Маша с мамой вышли из магазина и начали укладывать пакеты в машину. Двое парней вышли из-за угла и направились к ним. Маша шагнула навстречу.
– Извиниться хотите?
– Ты че? – удивился один. – Сейчас тебе по башке настучим, чтобы людей уважала.
– Не здесь, – обронила Маша.
Она зашла за угол магазина, где стояли еще двое. После чего обернулась к шедшим за ней.
– Где здесь люди? Кого я уважать должна? – спросила она того, кто обещал настучать ей по башке. – Ты, что ли? Да ты – мразь, а не человек.
И тут же ударила его в живот.
Парень согнулся пополам и повалился на асфальт. Трое других опешили.
– Ну, кто еще не хочет извиняться перед пожилым человеком?
Увернувшись от неуклюжего удара, Маша ударила сама, потом еще и еще.
Перед тем как уйти, взяла стоящий на асфальте набитый пивными бутылками пакет, подняла его как можно выше и, разжав пальцы, выпустила. Раздался звон разбитого стекла.
– В следующий раз увижу, что лезете без очереди, убью.
Маша вернулась к машине, села за руль и, увидев глаза мамы, сказала:
– Ребята просили передать, что больше так делать не будут.
Но Людмила Ивановна посмотрела на нее с недоверием. А когда уже поехали, шепотом спросила:
– Они ничего с тобой не сделали?
– Мама, – удивилась Маша, – ну что могут сделать мужчины за три секунды?
– Ну, ведь мужчины разные бывают, – тоном большого знатока заявила Людмила Ивановна.
А ее дочь радостно воскликнула:
– Ах, как здесь птички поют!
Когда Маша вернулась в город, Ани в ее квартире уже не было. На столе в кухне лежала записка: «Спасибо за все. А я уж не надеялась, что у меня когда-нибудь появится подруга!»
До боя с Ли Хэнги оставалось два дня, и Машу вызвал Алексей Филиппович. Коля проводил ее до мансарды, постучал в дверь, впустил спутницу, но сам заходить не стал, побежал вниз. Слышно только было, как шлепают его подошвы по ступеням.
Кущенко сидел у барной стойки. Увидев Машу, поднялся и, раскинув руки в стороны, пошел навстречу. Она увернулась от его объятий, опустилась в кресло. Алексей Филиппович сел напротив и заговорил:
– Ли Хэнги уже в Москве, сегодня или завтра прибудет к нам. Ты как?
– Я готова.
– Вот и славненько. Впрочем, я особенно и не волнуюсь. Думаю, все пройдет хорошо. Но ведь, сама понимаешь…
– Покажу, что умею, – коротко сказала Маша.
– Народу будет! Только от билетов выручка – как наш месячный оборот. А ставки какие!
Кущенко посмотрел на Машу, пытаясь определить ее реакцию, но ей не было никакого дела до сборов и ставок.
– И что удивительно, почти все ставят на тебя. Наши-то понятно – из чувства патриотизма. Но иностранцы! На Ли Хэнги тоже ставят, но как-то неохотно, словно ожидают какого-то подвоха. Мы на нашем сайте выставили видео твоих боев с Пирцхвалавой и Кувалдой, так там уже больше двадцати тысяч просмотров. А на форуме о тебе самые восторженные отзывы.
Маша по-прежнему молчала.
– На сегодняшний день ставки три к одному в твою пользу. Если признаться, я думал, будет наоборот. Представляешь, что случится, если ты проиграешь?
– Всякое может быть, – согласилась Маша.
Кущенко встал и начал ходить по гостиной.
– Значит, и ты не исключаешь такой возможности.
Маша пожала плечами. Алексей Филиппович подошел к стойке и сел на высокий барный стульчик.
– Ну, даже если проиграешь, мы организуем новую встречу, чтобы ты взяла реванш.
– Пока рано об этом говорить.
– Не рано. Просто я хочу сказать….
Кущенко многозначительно замолчал, а Маша вдруг поняла.
– Вы хотите, чтобы я бой проиграла?
Алексей Филиппович тряхнул головой.
– Не все так однозначно.
– То есть вы поставили против меня?
– Да, – признался Кущенко. – Ли Хэнги сильная соперница. Сомнений в том, что ты победишь, у меня нет… то есть я немного сомневаюсь… А вдруг? Но если ты проиграешь, потом будет встреча-реванш, и ты свое возьмешь.
– Как вы хотите, чтобы я сдала бой?
– Да не хочу я! Просто это бизнес. Сегодня поставили на тебя, а когда ты проиграешь, в следующий раз фаворитом станет твоя противница, и ты выиграешь. Вот смотри… Через два дня должна быть равная схватка, и если по очкам победит она, никто ни в чем и не усомнится. Ли Хэнги опытна, у нее поражений пока вообще не было Хотя победа по очкам – от судей зависит. Может, ты подставишься под болевой?