. Верно – из тюрьмы могут не отпустить. Такие встречаются тюрьмы. Лютые. Только чего делать, не смекну. Решим хитро – я тебя прямо к городу подвезу и высажу у иностранной бензоколонки с магазином. Ты туда войдешь и все по порядку продавцу расскажешь. Лады?
Катя. Вы что, стесняетесь к бабушке ехать?
Петрович. Очень стесняюсь. И к бабушке стесняюсь, и вообще, я страсть какой стеснительный.
Катя. И очень напрасно. Вы так хорошо поете, что вам совершенно нечего стесняться. Если что, вы спойте, и все.
Петрович. План ничего, но пока рано так уж сразу и петь. Могут подумать то-сё.
Катя. Очень даже зря вы так. Мама говорит – умей самовыражаться, иначе так будешь жить чужой жизнью.
Петрович. Ты умная девочка. И мама у тебя очень умная. Правильно все говорит. Надо самовыражаться, этить твою… прости. Я хотел сказать, что вредно жить чужой жизнью. Вот бабочка сначала в коконе болтается, формирует, так сказать, свою красоту, а время приходит, и появляется этакое чудо природы. Красивое, полезное. И полетела. Но есть украшение природы, а есть паразиты. И ведь тоже очень красивые! «Мертвая голова», например.
Катя. Бабочка?
Петрович. Ну, само собой. Только она у пчел мед тырит. Пчелы – трудяги, бывает, ее и кончают на месте преступления.
Катя. Кончают?
Петрович. Зажаливают насмерть. Беспощадно.
Катя. Пчелам так меда жалко?
Петрович. И меда, и для порядка. Как иначе?! Другие паразиты налетят.
Катя. Почему тогда эта «Мертвая голова» другие продукты не ест?
Петрович. Не может. Да и времени нет меняться. Бабочки мало живут. От рассвета до заката.
Катя. «Мертвой голове» до заката потерпеть надо.
Петрович. Зачем же ей тогда жить вообще, без удовольствия единственного?
Катя. Для красоты только.
Петрович. Для красоты. Легко сказать – для красоты. Другие вон и для красоты, и с удовольствиями.
Катя. Вот это и значит – уметь самовыражаться. Другие и так, и так, а она только для красоты.
Петрович. Не знаю. Может, правильно. Почему нет? Идите вы все…
Катя. Вы с кем разговариваете?
Петрович. С жизнью, дочка. Ты вздремни. До города еще час трястись. В обход чуть пойдем. Мимо постов.
Катя. Вы еще песни знаете?
Петрович. Десять штук. Слово в слово. Три года учил. Например, такая…
И Петрович поет опять, а Катя делает вид, что старается уснуть, но на самом деле из-под чуть приоткрытых век продолжает любоваться проносящимися мимо грузовика звездами, горящими в ночном небе.
Вера припарковывает машину на привычном месте. Они с Зоей выходят наружу и тут же оказываются окруженными со всех сторон девицами.
Климова. Девочку дальнобойщик залетный забрал. Бильбо отмутузил и забрал.
Вера(сплевывая в сердцах). С Бильбо один геморрой. Куда повез?
Климова. На столицу пошел.
Вера. Что за машина?
Климова. КамАЗ. Номера не разглядели. Синий тент.
Бильбо(робко подавая голос из-за спин девушек). Пятьдесят семь – последние.
Климова (Зое). Твой звездный час, подруга, о тормозах забудем. Ночь удалась. Давайте скорее, телухи, пока девчонка цела.
Вера. Климова, помпу и патроны тащи.
Климова быстро притаскивает из джипа ружье и набитый патронташ. Зоя садится за руль, Вера с ружьем рядом, и машина, взвизгнув тормозами, срывается с места.
Зоя(ожесточенно крутя баранку). Банзай! Вера. Экономь силы, чую, он в обход попрется, там ни постов, ни милиции.
3оя. В милицию будем звонить?
Вера(мрачно). Не буди лихо, пока оно тихо. Попробуем сами отбить. Может, у водилы со страха совесть проснется.
Зоя. Стрелять будешь, если не проснется?
Вера. Буду.
Петрович(глядя в боковое стекло). Боюсь – не хотят тебя дяди и тети бабушке отдавать.
Катя. Не хотят?
Петрович(успокаивая ребенка). Скучать будут.
Катя. Придумала – давайте тогда к ним еще раз заедем, я с ними попрощаюсь.
Петрович. Отличная идея. Как же я сам не допетрил!
Катя. А как вас зовут?
Петрович. По-граждански – Михаил Петрович, но я люблю, когда меня называют Мигель. Есть еще один нормальный певец с таким именем. Нас обоих зовут Мигелями. А тебя?
Катя. Катерина Андреевна.
Зоя. Я его вижу. Синий тент, номер девятьсот пятьдесят семь. Зуб даю, он.
Вера. Подрули поближе, мигай дальним, потом я в воздух бахну, оценим реакцию.
Зоя. Если он остановится, что тогда?
Вера. Тогда?! Катю заберем – и в город.
Зоя. А с извращенцем что?
Вера(опуская стекло). С извращенцем? Пожурим немного.
Зоя. Ногами?
Вера. Используем все варианты. Начинай мигать.
Петрович(глядя в боковое стекло). Всё! Угадал. Твои тети и дяди нам мигают.
Катя. Будете знакомиться?
Петрович(еще крепче сжимая руль). Это само собой, только мы с ними в одну игру поиграем – у кого клиренс выше.
Катя(восхищенно). Здорово!
Петрович. И я говорю – здорово. Держись, дочка, на взлет идем.
Грузовик съезжает с основной дороги на проселочную и громыхает по ней.
Зоя. С трассы сошел. Он паскуда.
Вера. Сомнений нуль, только через два километра такие ухабы пойдут, что мы на дно сразу сядем, а он не заметит.
Зоя. Стреляй сейчас, пока не ушел.
Вера(целится, потом опускает ружье). Не попаду. Трясет. Разворачивай.
Зоя. То есть?
Вера. Я все дороги в районе наизусть знаю. Он все равно пойдет к трассе, только дальше, за пансионатом. Иначе никак. Другая дорога в реку упирается. Коровий брод там.
Зоя. Ну?!
Вера. Чего – ну? За пансионатом выезд, развилка через пятнадцать километров. Если на педали жать сильно будешь, то у моста догоним, перед развилкой.
Зоя. И?!
Вера. Зойка, у тебя какой пояс был по карате?
Зоя. Черный, второй дан.
Вера. По голове часто били?
Зоя. Бывало, но редко. У меня предчувствие. Уходила. Сэнсэй говорил, что такое предчувствие у одного бойца на сотню. Ты к чему это?
Вера. Забудь, подколоть хотела. Короче говоря, так: гонишь прямо, проедешь под высоковольтной линией, и будет поворот направо. Не проскочи.
Зоя. Не бойся, не проскочу.
Вера. Зой, никогда не спрашивала – ты чего в проститутки подалась? Спорт оставила?
Зоя. Со спортом – всё. Мы с девчонками из зала в общагу шли, и к нам хулиганы пристали. Ночной магазин рядом был. Пьяные, злые.
Вера. Бедные хулиганы.
Зоя. Бедные не бедные, а один успел меня «бабочкой» по ноге цепануть. Сухожилие задел. И спорт – до свидания.
Вера. Домой надо было ехать, на работу устраиваться.
Зоя. Нельзя было. Меня отец растил. Он бывший морпех. Капитан. Ему почку на войне прострелили. На искусственной живет. Деньги нужны.
Вера. Работа?!
Зоя. Нет у нас в городе работы. Завод был, соки делал. Закрыли четыре года назад, а деньги доктору вынь и положь.
Вера. Много у тебя клиентов было?
Зоя. Два за год. Мужики меня не берут, потому что я в очках. Да и те два – так. Не умею я. Всё у девчонок спрашивала: как правильно, чтобы нравилось? Они мне всё по пунктам. И рычала, и по-матерному – один фиг… Тухло у меня с сексом. На ринге проще было. Спасибо, девчонки за охрану платят.
Вера. Видишь – нет худа без добра. Вон поворот!
Зоя. Не слепая.
Петрович(продолжая поглядывать в стекло бокового вида). Ишь как! Отстали. Великая штука – высокий клиренс!
Катя. Что такое клиренс?
Петрович. Клиренс – это сколько сантиметров от дна машины до дороги. Чем выше клиренс, тем легче через ямы проезжать. Тут никакие дяди с тетями не помогут.
Катя. Значит, мы выиграли?
Петрович. Выходит, так. Если они, конечно, нас в объезд не возьмут.
Катя. И что тогда?
Петрович. Плохо тогда. На шоссе догонят они нас, рано или поздно. Догонят. Вот что: я сейчас тебя у остановки, вон видишь – впереди остановка, высажу, а сам чуть проедусь. Если никого нет, то вернусь через полчаса. А коли дяди с тетями обмануть захотят – я их долго еще покатаю. Подальше чтобы отсюда.
Катя. А я?
Петрович(доставая из-за сиденья телогрейку и протягивая ее девочке). А ты жди. Если я не вернусь, то автобуса жди. Здесь ходит автобус. Деревня вон рядом. Огоньки горят. Что не так – на свет беги со всех ног. Не побоишься? Иначе проиграем.
Катя. Я ничего не боюсь.
Петрович. Даже волков не боишься?
Катя. Здесь волки на людей не нападают. Я по телевизору видела.
Петрович. Ох и грамотная ты у нас, прям Ломоносов! Я тоже хотел летчиком быть.
Катя. Ломоносов летчиком не был. Тогда еще самолеты не придумали.
Петрович. Главное, что он водку придумал. Хорошо, что ты волков не боишься. Я боюсь, страсть. Я за Уралом жил, у меня папу туда сослали.
Катя. Как сослали?
Петрович. Не важно как. Сослали, и баста. Он недолго протянул, больной был. Вот мы с матерью одни и куковали на хуторе. Даже в поселке не разрешили жить. Такие времена были суровые. Про что это я? А – про волков. Однажды я пошел в поселок через лес. Зимой иду. Мороз – жуть. Ночью еще пошел – мать слегла, фельдшера нужно позвать. Доктор такой на Урале главный. Смотрю, из кустов здоровый волчище вышел. С бычка ростом. И на меня смотрит. Напугался я, побежал, а потом на дерево залез. До утра зверюга меня стерегла. Утром лесник выручил.