Получив все рекомендации от врача, я покидаю клинику с легким сердце. Единственное, что беспокоит меня на данный момент – я скучаю по Вите. Анатолий часто звонил мне и говорил, как идут дела. Плохо или хорошо, но в основном плохо. И каждый раз я рыдала, когда слышала его сына. Иногда это были последние проклятья, иногда мольба о помощи, иногда крики раскаяния. Я боялась то существо, которое смотрело на меня в последний раз, но очень хотела обнять того, кто называет меня поэтессой. Посмеяться над его шутками и побороться подушками под песню Queen.
Когда в кармане вибрирует телефон, я не сразу решаюсь ответить, но быстро беру себя в руки.
– Да, папа, здравствуйте. Что-то произошло?
– Произошло, – загадочно отвечает Анатолий. – Тут один молодой человек все утро поет ужасную песню, не менее отвратительным голосом, и требует позвать тебя к телефону. Он грозиться делать это до самой ночи, если не услышит тебя.
В груди все сдавливает. Ноги подкашиваются.
– Я не думаю, что это хорошая идея…
Мне до сих пор тяжело. Слишком тяжело, чтобы пойти с ним на контакт.
– Все в порядке, Варя, – успокаивает отец. – Ты должна его услышать.
Несколько секунд я прибываю в полной прострации, а потом слышу его голос:
– Ты нормальная, Тарасова? – смеется Витя. – Ты оставила меня на целую неделю в наручнике и даже тазик с водой не подставила. Я что, вылизывать себя должен? Вот мне не очень хочется представлять, какие на вкус собственные яйца.
По моей щеке скатывается горячая слеза. Губы дрожат.
– С возвращением, – бормочу хриплым голосом.
– Спасибо…Спасибо, за все.
Мы молчим. Я улыбаюсь, уверена – он тоже. Следующий глоток теплого воздуха кажется мне особенно вкусным. В животе порхают мотыльки.
– Ты придешь? – аккуратно интересуется Витя. – Отец настолько рад, что готов бежать за бутылкой. Только тебе удастся его остановить.
Боже, как же тепло. Как тепло.
– Только при одном условии, Звягин, – ты примешь душ.
– Конечно. Все что скажешь.
Я отключаюсь, чуть ли не вприпрыжку шагаю по кирпичной тропинки больницы, по-идиотски улыбаюсь, предвкушаю радость встречи и в какой-то момент врезаюсь в пешехода. Подняв голову, я зарываю в себе все счастливые эмоции.
– А что ты тут делаешь? – ехидно спрашивает Верещагина, с любопытством читая название на фасаде больницы. – Пришла за анализами?
Глава#20. Витя
Счастье подобно маленькому мотыльку…
Чем настойчивее ты за ним гоняешься, тем дальше оно ускользает.
После бодрящего душа и сытного обеда чувствую себя хорошо. Не фантастически, но дышать стало легче. Напряжение ушло, шум в голове исчез. И пусть мое тело почувствовало определенную свободу, то в груди застрял острый камушек, – он не давал полностью выдохнуть и постоянно напоминал о себе. Что-то было не так. Мой надоедливый камень – чувство вины, которому я не могу найти объяснения. Память будто стерлась частично, оберегая меня от ненужных воспоминаний. Тех, за которые стоило себя винить. Весьма странное ощущение, но мне не хотелось в этом капаться.
Пока отец возиться с духовкой, старательно делая вид, что хоть что-то соображает в технике, я хожу по квартире из угла в угол в ожидании Тарасовой. Мы не виделись, казалось, целую вечность, и кто бы мог подумать что, я заскучаю по этому человеку? Я скучал по ее глупому выражению лица, по стыдливому румянцу, мне не хватало ее ворчания и неуверенной, испуганной улыбки. Беспокойно ждал, нервничал, переживал и мне это не нравилось. Я не был готов к еще одной уязвимости, у меня и так слишком много пороков.
Варя постучала в дверь после обеда, и я, как пришибленный первоклассник, приказал отцу молчать, а сам затаился за дверью. Это был самый идиотский мой поступок за последние восемнадцать лет. Даже когда я по несколько раз звонил в собственную квартиру, дабы заставить отца понервничать, и убегал, то не был настолько примитивен, а это продолжалось с утра до ночи.
Черт, а ведь тогда я был счастлив.
– О, Варюшка пришла, – открыв дверь, вскидывает руками отец. Его безобразная улыбка, а точнее три зуба с половинкой, омрачают все гостеприимство. Даже через маленькую щелку мне заметен весь ужас. Я морщусь и невольно содрогаюсь.
Мерзость.
– Здравствуйте, – устало отвечает она, что еще раз бьет по моему оптимизму. – Меня задержали родители. Все не могут свыкнуться с моим отсутствием.
– Все нормально. Проходи, а я пока бутерброды подогрею. Я оставил тебе колбасу, она уцененная, но срок годности еще не вышел.
– Хорошо. Вы очень любезны.
Варя снимает кеды. Обнимает плечи. Оглядывается.
– А где Витя? Он спит?
Анатолий заметно теряется. Его заплывшие глаза бегают.
– Я…я не знаю где он…
– Не знаете? – напрягается гостья. – Как это?
– А, вспомнил! – Анатолия вдруг осенило, а я приложил ладонь ко лбу. – Он ушел к соседке за паяльником. Правда, с тех пор я его не видел.
– Давно он ушел?
– Часов пять назад.
– Пять часов?
Болван переросток. Если я когда-нибудь пойду на преступление, а в напарники мне предложат кухонный комбайн или отца – я выберу первое. Порой мне казалось, что он вовсе не приспособлен к нормальной жизни. Однажды я наплел ему, что двери в супермаркетах открывает специально обученный человек с пультом управления, так старик думает так до сих пор. Даже представить страшно что будет с ним, если мне придется его оставить. Сгинет, здесь без сомнений.
– Тогда я поищу его, – заявила Варя и метнулась к двери. – К какой соседке, вы говорите, он ушел?
– Фантастика, – не сдержавшись, фыркнул я.
Мой придурковатый план пришел к аналогичному завершению. Разозлившись, в первую очередь на себя, я ударил кулаком по стене, а потом понуро выплыл из-за двери. Отец тут же осознал свою ошибку и, вжав голову в плечи, пошуршал на кухню.
Партизан хренов.
Скрестив руки, я принял самую выигрышную позу, так как продолжал чувствовать себя крайне нелепо.
– Привет, поэтесса, – беззаботно, будто не вовсе плошал.
Увидев меня, Варя пришла в полное замешательство.
– Ты что прятался от меня? За дверью?
– Хотел напугать, но не вышло.
Если бы я знал заранее, что наша встреча пройдет подобным образом, покемарил бы часок другой. Невероятно скучно.
– Напротив, – ответила она, хмурясь, – сейчас ты меня пугаешь. Ты точно пришел в себя? Как себя чувствуешь?
Начинается.
– А ты решила что у меня чердак поехал?
– Просто я читала…
– Плевать что ты там читала, – отмахиваюсь и уверенно шагаю в свою комнату. – Ты и твой морщинистый друг испортили мне все настроение.
– Витя…
Останавливаюсь. Улыбаюсь. Зазнайка слишком высокомерно отреагировала на мою выходку и мне захотелось ее проучить. Как жаль что она сняла свою дурацкую шапку, у меня было уйма времени, чтобы придумать несколько острых шуток.
– …прости, я не хотела тебя обидеть.
– Но обидела, – нагнетаю нарочно, а сам едва сдерживаю смех.
– Просто ты и баловство – вещи несовместимые. Я насторожилась.
Да ты совсем меня не знаешь, девочка.
– Так вот ты обо мне какого мнения? – иронизирую. Мне следовало поступать в театральный, а я играю на чувствах наивной одноклассницы.
– Прости… Не хотела тебя задеть.
Молчу и тем самым накаляю обстановку.
– Я наверно пойду, – щебечет Варя, и тогда я выхожу из образа.
– Вот ты дуреха, Тарасова! Когда же ты перестанешь быть такой наивной? Иди сюда, бестолочь!
Срываюсь с места, обнимаю и отрываю ее от пола. Девчонка визжит, а утыкаюсь носом в просторную футболку, все глубже вдыхая знакомый аромат. Сегодня это ванильный гель для душа и столовская котлета. Варя лупит меня по голове, но не сильно, чтобы не причинить боли и продолжает что-то бормотать. Мне хватает мгновения, чтобы осознать, как сильно я скучал. Так же сильно я когда-то скучал по матери, когда та уходила в запой со своими дружками, а потом возвращалась после недельной гулянки. Какое же это счастье, что у Вари нет друзей.
Сидя на полу, Варя уплетает бутерброд от шефа-Анатолия. Молчит. Ее явно что-то беспокоит. Мне непривычно видеть ее такой – напряженной, задумчивой. Она не решается посмотреть на меня полноценно, лишь изредка коситься в мою сторону. В связи с этим я тоже чувствую себя некомфортно, подбираю в голове нужные слова, чтобы спросить, но меня отвлекает холод радиатора, к которому я прислонился спиной. По большому счету меня должно отталкивать это место, но я напротив, чувствую себя довольно комфортно.
– Что с тобой? Ты какая-то странная сегодня, – все же интересуюсь и замечаю, как та замирает. – Не рада меня видеть?
– Нет-нет, все нормально, – трясет она головешкой, а сама старательно уводит взгляд в сторону. – С мамой неразбериха, так что не обращай внимания.
Врет. Это видно, потому что врать совершенно не умеет.
– Татьяне не по вкусу наше общение? – предполагаю я.
– Оценки в школе. Ты тут не при чем.
И опять прячется в раковину, чем разжигает во мне больший интерес.
– Что произошло за последние недели? Я практически ничего не помню. Очень смутно, будто был под чем-то. Расскажешь?
Варя поджала губы и, наконец, подняла голову. Даже слегка улыбнулась, и на сердце тотчас потеплело.
– Лучше это опустим, Звягин. Ты вел себя, как грязное животное.
– Правда? – хмыкнул я. – И что я делал?
– Давай не будем. Поверь, ты не хочешь этого слышать.
Но я не думал сдаваться.
– Нет уж, говори. Что я делал? Выл? Лаял? Кусался? Пытался заглянуть тебе под хвост?
Тут Варя подавилась хлебом. Расхохоталась.
– Очень близко.
Меня настораживали пробелы в памяти, но больше покоробил ее ответ.
– Тогда опустим, – согласился я, боясь услышать правду.
Позже я расспросил о ее делах, о школе. Варя настолько завел разговор об экзаменах, что та не переставала трепаться. Я смутно понимал, что она говорит, потому что пристально ее разглядывал, а учеба меня не интересов