— Хорошо, — снова кивнула и развернулась в сторону выхода, собираясь уйти, но тихий голос работницы Егоровых вынудил задержаться.
— Я знаю, что Стас далёк от идеального, но он не так плох, как вы его воспринимаете, — сделала неожиданное заявление.
Я уставилась на женщину с недоумением. Обычно она говорила кратко и только по делу, а чтобы просто пообщаться с кем-то? Никогда! Поначалу я этому удивлялась, а потом привыкла и перестала даже замечать её.
— Ваша проблема в том, что вы изначально воспринимали все его действия в штыки. Ни единой возможности ему не оставили проявить себя как-то иначе, — продолжила делиться своим мнением Елена Анатольевна.
— То есть это я виновата? — уточнила я со скептическим смешком.
— Отчасти, — согласилась со мной женщина.
Я даже дар речи потеряла от подобного заявления.
— Знаете, Стас ведь с рождения не нужен был своим родителям. Они видели в нём лишь средство преумножения капитала в будущем. Не больше. Мать вовсе гуляла направо и налево, не стесняясь ребёнка и мужа. Поэтому воспитанием мальчика занимался дед. Муштровал его так, чтобы тот вырос достойным молодым человеком. Я помогала. И всё было хорошо, пока Стас не встретил вас.
В очередной раз уловила обвинение в её словах по отношению ко мне.
Едва не нагрубила в ответ.
Конечно, кто ж ещё-то может быть виноват? Только я!
— Стас никому о вас не говорил, но однажды я увидела у него на компьютере ваши фотографии. Пришла сообщить о приезде Бориса Станиславовича и заметила ваш портрет. Он тут же закрыл программу, а я стала присматриваться к мальчику. И чем больше наблюдала, тем больше понимала, что тот по-настоящему влюбился. Впервые в жизни. Но вы оказались влюблены в другого. А где-то через пару месяцев Стас пришёл к отцу и попросил у него помощи в лечении вашего брата. У того много связей и знакомых, в том числе и врачей. Отец ему отказал. А потом Борис Станиславович предложил им выход из ситуации. Пусть мальчишка женится на девочке, раз всё равно любит, тогда будут ему и хирург, и деньги на реабилитацию ребёнка, но он, наконец, вольётся в их семейный бизнес, расставшись со своим собственным. Стас согласился, не раздумывая.
И вот теперь до меня дошло, к чему был весь этот рассказ.
Надо же, какая жертва!
— Это не повод… — начала было я, но оказалась перебита.
— Не повод. И даже не оправдание, — согласилась со мной женщина. — Но если копнуть глубже…
— Только я не хочу копать, — перебила я её, собираясь уйти, наконец, как и должна была поступить с самого начала, а не слушать хвалебные оды своему ненавистному супругу.
— Вот в этом ваша проблема, Галина. Вы так упёрлись в свою ненависть. А ведь, по сути, к тому, что сейчас происходит между вами, именно вы привели ваши отношения, — упрекнула она меня.
— Я? — обернулась обратно.
— Вы! — обвиняюще подтвердила Елена Анатольевна. — Стас едва ли не из кожи лез, чтобы вам угодить. Даже готов был принять чужого ему ребёнка. Он же всю беременность с вас пылинки сдувал. Но вы ничего этого не замечали. Всё вам было не так. Постоянно. Мальчик с ума сходил, а вы всё больше и больше его отталкивали. Постоянно кричали, как ненавидите, или же вовсе замыкались в себе. Он не был нужен своим родителям, но и вида не показывал, что его это как-то задевает. И он оказался не нужен вам. А ведь он просто очень хотел помочь вам, когда узнал о вашей беде с братом. Но знаете, мальчик прав. Он вам всего лишь предложил эту сделку, но согласились на неё вы сами. И не на нём надо было срывать свою злость. Стас не виноват, что ваш Артём позволил этому случиться, что вы выбрали именно этот путь. Так почему вы вините во всём одного Стаса? — посмотрела на меня долгим взглядом.
— Ну да, шантаж и сделки — это от большой любви, — покивала я с умным видом и сразу за этим брезгливо скривилась. — Лишить меня брата и предложить мне аборт — тоже из любви?
— Знаете, когда тебе в лицо кричат слова ненависти и пожелания смерти при попытке помочь, невольно начинаешь защищаться. А по-хорошему вы не желали с ним общаться. Вот он и сорвался. Никто не думал, что вы ту ссору воспримите столь буквально. И ведь сами попросили после родов отказную. Стас лишь выполнил ваше желание.
Она говорила, а я вспоминала те месяцы…
Да, Стас пытался быть милым, но меня это тогда так раздражало. Да и сама его забота казалась фальшивой. Я носилась с братом по врачам, по ночам сама за ним ухаживала, отказавшись от помощи сиделки. По сути, всю себя посвятила родному человеку, абстрагируясь от всего остального. Всё, что для меня делали, я принимала как должное. И меня жутко бесило, когда кто-то лез под руку. Впрочем, в то время меня всё раздражало. А однажды я окончательно сорвалась, наговорила Стасу всего и больше, после чего он выдал мне, что раз так, то и ему не нужен чужой ребёнок, и предложил, либо я делаю аборт, либо рожаю и отказываюсь от него. После этого я ушла в себя. Перестала общаться со Стасом вообще. Только за надобностью. А сразу после родов, на которых он, к слову, присутствовал, вспомнила его условие и потребовала бумаги, где я должна расписаться, чтобы мой малыш был всегда рядом со мной. А ведь Стас о них даже не заговаривал больше с того раза. С тех пор у нас так и повелось. Сплошь шантаж и угрозы с его стороны, и постоянно растущая ненависть — с моей.
Что ж, стоило признать, тут Елена Анатольевна права. И всё равно это не оправдание его поступкам.
— Вы тогда подписали совсем иные бумаги, — вернула к настоящему меня женщина.
Невольно замерла в изумлении и страхе. Выпрямилась, уставившись в окно невидящим взглядом.
— Какие? — уточнила глухим голосом.
Господи, что ещё плохого я умудрилась натворить на волне своих эмоций?!
— На оформление свидетельства о рождении. Потом вы отчего-то решили, что вашего сына желают убить, попали в клинику с нервным срывом, а Стас опустился до очередного шантажа. И это оказалось действенным. Наверное, он просто понял, что вы никогда не оцените его старания, всегда будете видеть в нём лишь монстра. Вот он и стал для вас монстром. Знаете, после этого вы ведь успокоились, Галина. Вам так оказалось проще. Вместо того, чтобы жить дальше и видеть во всём лишь положительные стороны, вы смаковали свои страдания, не желая ничего изменять в лучшую сторону. И продолжаете это делать сейчас. Хуже всего, вы сына утащили за собой на это дно. Недавно вы Стасу сказали, что вам его жаль. А мне жаль вас, Галина. Вы даже не замечали, что на самом деле Стас постоянно был рядом с вами всё это время. Несмотря ни на что.
— Так почему он не разведётся со мной? Всем бы в таком случае стало только легче, — обхватила я плечи руками в защитном жесте. — В любом случае, всегда можно было нормально поговорить, объяснить. Да просто в день свадьбы рассказать правду. Мол, так и так, а не ждать, когда я загоню себя до беспамятства и нервного срыва. Господи, да я те дни даже не помню толком, не говоря обо всём остальном. Он не должен был… вот так…
— Не спорю, — кивнула Елена Анатольевна. — По мне, так вы оба виновны во всём происходящем. Вы с ним просто очень похожи. И Стас бы может и рад с вами развестись, дать вам эту свободу, да только контракт не позволяет. Его отец отчаялся вернуть сына в семейный бизнес, а вы стали тем самым рычагом давления, благодаря которому Стас оставил свою мечту и согласился на все условия отца. И если вы с ним разведётесь, то Стас обязан будет не только жениться на выбранной для него девушке, но и лечение вашего брата приостанавливается, а вы будете обязаны вернуть полную стоимость этого самого лечения и пятьдесят процентов сверху. А измеряется это всё несколькими миллионами, если вы ещё не поняли. Потому Стас и терпит все ваши выходки. Ради вашего брата. Чтобы вы ни думали, а Антошку он любит и желает ему только добра. Но вам ведь это всё неважно. Он же силой заставил вас быть с ним, правда же?
На этом она повернулась и ушла. А я осталась стоять, оглушённая признанием.
Это что же получается, не Стас, а я монстр?
С того разговора я окончательно ушла в себя. Хуже того, признание женщины пробудило во мне муки совести. Нет, я не простила Стаса и не прониклась его поведением. Может, я и привела нас обоих к тому, что мы имеем сейчас, но это не отменяло всего, что он сделал: ни его ложь, ни его шантаж, ни его унижения. Но я стала гораздо спокойнее реагировать на присутствие Егорова. Как и стала замечать то, что отказывалась видеть раньше. То, о чём говорила Елена Анатольевна. Заботу Стаса. Нет, я и раньше её замечала, но считала, что это просто издёвка со стороны мужа, чтобы лишний раз меня унизить и оскорбить. А выходило…
А что, собственно, выходило? Да ничего! Всё также и по-прежнему. За одним исключением. Я перестала бросаться на парня по любому поводу, хамить и проклинать.
Если Стас и удивился такой перемене в нашем общении, то виду не показывал. Оставался всё таким же сдержанным и холодным. Слава богу, больше не пил. Тот разговор в его кабинете ни разу не поднимался. И он, и я — оба делали вид, что ничего не произошло.
Ещё я безумно скучала по Артёмке, и, в итоге, сконцентрировалась на брате. Нет, я и раньше постоянно проводила вечера в его обществе, когда Стас не утаскивал меня на всякие приёмы или в спальню, исполнять супружеский долг, но теперь это стало носить постоянный характер. Егоров не возражал. И не спешил переходить к исполнению нашей с ним последней сделки. Зачатию общего ребёнка. Казалось, после последнего скандала он вообще ко мне остыл.
Иногда Стас приходил после работы и почти что падал на диван в детской, даже не поздоровавшись. Когда он вытворил такое в первый раз, я замерла с недонесённой балкой к игрушечному деревянному домику, который мы строили вместе с братом. Было видно, что парень устал. Накрыл лицо внешней стороной ладони и замер.
Переглянувшись с ребёнком, я осторожно поднялась на ноги, оставив того продолжать строить, и приблизилась к супругу.
— Стас? — позвала его, тронув за плечо.