«Я только добралась до дома. Отдыхаешь?
Я устала, поэтому сегодня ложусь пораньше. Спокойной ночи».
Сообщение было хорошее, но мне вдруг стало неприятно. Упорство, с которым она старалась продемонстрировать, что я ей не нравлюсь, – хотя я ей, очевидно, нравился – очень раздражало. Может, хватит уже? Я же не запрещаю ходить ей на ее митинги. Не порвал ее футболку с надписью «Феминизм». И в том, как она увлечена работой, есть свое очарование, и разговаривать с ней интересно, и, когда мы проводим время вместе, мне комфортно и весело, и лицо у нее красивое, и в сексе она активная… Все хорошо. Если б не этот чертов феминизм! Все из-за него. Только это в ней подправить – и все получится… Но сколько еще я должен терпеть?
В этих раздумьях я промучился до самой осени.
Я отправился в незапланированную поездку за город с ночевкой. Хотелось бы сказать, что мы с ней ездили полюбоваться осенними деревьями, но нет – это было семейное празднество по случаю восьмидесятилетия деда.
Любая другая семья просто арендовала бы ресторан, чтобы поужинать, но мои родственники решили снять номер в двести тридцать квадратных метров, собрать всех внуков и правнуков – все четыре поколения – и вместе заночевать.
Разумеется, у нас – внуков и внучек – права выбора не было. И без того совершенно не хотелось туда ехать, так еще и с ней было назначено свидание. Когда я сказал, что буду занят, она, конечно, молчать не стала.
Я начистоту выложил ей все подробности, но она покачала головой и ответила:
– Вот честно. Я жила с мамой и сестрой, и нам было совершенно комфортно. Но вы, конечно…
– Что?
– Ну, я поняла тебя. Удачно съездить, – сказала она и улыбнулась, ставя точку в разговоре.
Неожиданная реакция. Кивнув, я задумался, почему она не расстроилась и не рассердилась.
В долгожданный праздничный день я несколько часов сидел за рулем, добираясь с родителями до Кёнчжу. Повстречаться спустя долгое время со всеми дядями, двоюродными братьями, сестрами и племянниками было очень приятно. Дедушка, которого я навещал всего несколько месяцев назад, сиял здоровьем. Большинство родственников все еще жили в Тэгу, поэтому нас, приехавших из Сеула, встречали особенно тепло.
Дядя, едва увидев меня, тут же спросил:
– Ты когда женишься, Сынчжун?
Я сухо сглотнул и сдержанно ответил:
– У меня есть девушка.
Краем глаза я заметил довольную улыбку на лице отца. На самом деле по дороге в Кёнчжу он несколько раз взял с меня обещание: «Если будут спрашивать, есть ли у тебя кто, отвечай, что есть! Понял?»
– Скоро уж и дату назначим, – громко добавил отец.
– Так чего ж она с тобой не приехала? – радостно спросил дядя.
– Так мы ведь ненадолго.
Я слушал этот разговор, и внутри у меня все съеживалось. Окажись она на встрече с моими родственниками… даже представить не могу, какие ужасные вещи могли бы произойти. Наверное, лучше сразу соврать, что она родилась за границей и плохо говорит по-корейски, чтобы родственники не пытались завести с ней беседу. Настолько огромной – и даже больше – была пропасть между ней и моими простодушными родственниками из Тэгу.
Сзади подошел двоюродный брат с сыном на руках.
– У Сынчжуна девушка есть? Так он, значит, вот-вот женится!
– А то ж! А то ж!
То ли мысли о воображаемой невестке так подняли им настроение, то ли они притворялись – не знаю, – но лицо отца сияло как никогда. Меня тяготил его цветущий вид, поэтому я поспешил отойти в сторону. Мама похлопала меня по спине и подала знак глазами. Это был взгляд сообщницы, которую связывает со мной общая тайна. «Уж ты сделай все возможное, чтобы как можно скорее привести свою девушку в дом», – значил он. Я невольно вздохнул.
В отеле наверняка был ресторан, но уверенность деда в том, что там все равно невкусно и дорого, была непоколебимой, поэтому мы договорились, что каждая семья привезет свое угощение. Мама решила приготовить пулькоги[16], а поскольку едоков было много, то и мяса ей пришлось заготовить немерено. Закупаться мама начала еще несколько дней назад, а вчера мариновала говядину до поздней ночи. Когда почти все гости были в сборе, она, мои тетки и невестки стали доставать свои заготовки: разные виды ребрышек, рыбы и даже лобстеров – самую разнообразную еду и в огромном количестве.
В номере на двести тридцать квадратных метров, разумеется, и кухня была просторная. Рассредоточившись, женщины занялись готовкой, а мужчины сели в гостиной, где всеобщим вниманием завладела моя племянница Хаын, родившаяся в прошлом году. Маленькая Хаын и мне казалась совершенно очаровательной. Я просто не мог не завидовать брату, у которого родилась такая прелестная дочь. Мне тоже хотелось поскорее заиметь дочку. Если она пойдет в мать, то будет настоящей красавицей.
– Хочешь подержать? – спросил брат, похоже заметив зависть в моих глазах.
Я помедлил с ответом, потому что, честно говоря, побаивался, но брат уверенно водрузил Хаын на меня. Она была такой крохотной и хрупкой, что казалось, будто может легко сломаться. Я неловко похлопал ее по спине, но она вдруг отвернулась от меня и начала плакать.
Я перепугался, но брат привычным движением снова взял ее на руки. Я облегченно выдохнул.
– Наверное, памперс надо поменять.
– Неужели ты и это умеешь?
– Конечно! В наше время отцы тоже должны присматривать за детьми.
Брат гордо улыбнулся и унес Хаын в другую комнату.
– Дорогая, а где подгузники?
– В фиолетовом пакете, в рюкзаке.
– Окей. А влажные салфетки?
– Я их туда же положила. Дай лучше я сама. Подожди, я только здесь закончу.
– Да ладно, ты и так занята.
– Сказала же, сама сделаю, просто подожди! – В голосе невестки прозвучала нотка раздражения.
– Да я и сам умею!
– Ох, ты в прошлый раз так здорово поменял, что все протекло и пришлось одежду выбрасывать. – В миг, когда раздался недовольный крик жены, в гостиной воцарилась тишина.
Лицо ее отца, то есть моего двоюродного тестя, сидевшего напротив меня, помрачнело.
Дядя склонился к уху моего папы и прошипел:
– В наши времена такого и представить нельзя было! Если муж взялся, благодарить надо!
– И не говори! Теперь у мужчин никакого авторитета! А эта и сама по себе нахалка! – сердито, будто произошло что-то ужасное, ответил отец.
Нет, но она ведь и за мужем ухаживает, и дочь ему родила, теперь вот воспитывает ее… Если уж такую они нахалкой называют… У меня засосало под ложечкой.
Раздался звонок в дверь.
Мне уже было невмоготу сидеть рядом с ними, поэтому я бросился к двери. На пороге стоял младший из братьев моего отца. Он – единственный из всех родственников – почти никогда не участвовал в семейных встречах. Я не видел его уже года три.
Выражение лица у него было напряженным.
– О, это вы!
– Привет, Сынчжун, давно не виделись.
Стоило ему войти в гостиную, как воздух словно обледенел. Больше всех помрачнел дед.
– Отец, с восьмидесятилетием!
– Спасибо.
На этом их странный диалог закончился. Тут из кухни поспешили с теплыми приветствиями тетушки:
– Ох, сколько ж мы не виделись!
– А ты совсем не постарел!
Дядя вместо ответа неловко улыбнулся, сел в гостиной, обмякнув, словно пустой мешок, но почти сразу притворился, что ему звонят, и вышел. Не успел он покинуть комнату, как дед и мой старший дядя стали громко цокать.
– И ради чего столько учиться? Жениться надо было!
– Да забудь про него, отец.
Тут в разговор вмешался мой папа.
– Забудешь тут! – взорвался он. – Отец ведь волнуется! Этому уж пятьдесят скоро! Ох, узнает он, какая тоска – стареть без жены!
Они по очереди вздохнули. Младший дядя преподавал в одном из столичных университетов и, судя по его соцсетям, пил изысканное вино, путешествовал и по-своему наслаждался жизнью. Однако в глазах своего отца и братьев он был настоящим преступником.
Пока я переваривал услышанное, отец утешал деда и шумно дышал, а потом незаметно бросил взгляд на меня. «Видел? Быстро возьмись за ум!» – значил он.
Когда я в последний раз встречал дядю три года назад, особенно не интересовался его делами, ведь меня они не касались, но сегодня я ему сопереживал. Честно говоря, я считал, что они все неправы. В чем они его винят? Внуки у деда и так есть.
Но не успели эти мысли пронестись в моей голове, как на душе вдруг стало мерзко. А я-то что? Я же не какой-нибудь стареющий холостяк, я совершенно не похож на дядю. В общем, хоть мне и было немного стыдно, я постарался держаться от дяди подальше.
Тем временем из соседней комнаты лилась громкая ругань: брат с невесткой продолжали скандалить из-за подгузников. Взгляды ее матери и других занятых готовкой тетушек стали напряженными.
Казалось, ни на кухне, ни в комнате, ни в гостиной не осталось местечка, где я мог бы расслабиться. Пока отец с дядями выясняли, нет ли у кого подходящей кандидатуры в невесты младшему брату, я воспользовался моментом и улизнул на улицу.
Любуясь видами, я побродил по саду, а потом набрал ее номер.
– Алло? – От звука ее голоса в голове прояснилось.
Я спросил ее, чем она занимается. Она сонно ответила, что читает книгу в том кафе, куда мы ходили вместе. Мне вспомнилась его обстановка: кофейные чашки, диваны, желтоватый свет ламп, нарядные парочки. Я вдруг затосковал по цивилизованной сеульской жизни.
Хотелось рассказать ей обо всем, что сегодня произошло, но некоторые вещи она наверняка осудила бы, поэтому я заговорил о своем младшем дяде.
Она лишь вставляла короткие «Ага, ага», а потом ни с того ни с сего спросила:
– А твой дядя, случайно, не гей?
– А?
– Ну, может, конечно, и нет. Просто странно, что человек того поколения не завел семью, вот и подумала.
– Гомосексуал?
– Ага, это вполне возможно. Ну или асексуал.