— Зачем же ты тогда всё съела, если знала, что тебе это нельзя? — вздохнула, чуть отстранившись.
С печалью, а не осуждением. Чтобы дочка почувствовала и свою долю ответственности за произошедшее... Впрочем, совсем без поддержки я её не оставила, продолжая наглаживать роскошные каштановые кудри.
— Я не знала, — тем временем упрямо возразила Мила.
И меня словно пыльным мешком по голове огрели.
— Погоди, — замерев, я быстро прокрутила в мозгу всю имеющуюся информацию и пришла к единственно верному выводу: — Ты что, раньше этого продукта у нас не видела?
— Нет.
Но меня такой ответ не устроил.
— А как оно выглядело?
Мало ли. Вдруг Мила ошиблась. Ребёнок всё-таки.
— Палочки такие, — прикрыв глаза, мечтательно произнесла дочка. — Жёлтые. Мягкие. Солёные.
Нда. Ничего подобного мы с мамой для себя не держали. По описанию я и предположить не могла, что это... А значит, моей вины здесь не было! Вот только легче почему-то не стало. Скорее, наоборот...
— Не переживай, мам, — по-своему интерпретировав моё молчание, Мила положила ладошку мне на предплечье. — Обещаю, что никогда больше не буду их есть. Честное слово! Я ведь сразу поняла, что с ними что-то не то. Когда попробовала. Они были слишком вкусными! А ты говорила, что моя еда невкусная.
— Я говорила, что твоя еда вряд ли понравится другим детям... — поправила дочь. Однако наткнулась на её тяжёлый, осуждающий взгляд, осеклась и печально закончила: — Но в целом ты права. Смысл тот же... Собственно, потому мы с бабушкой и стараемся не давать тебе ничего лишнего. Куснув один раз, остановиться потом очень трудно. Практически невозможно. Нужно иметь огромную силу воли... Поэтому давай договоримся. На будущее. Не надо пробовать незнакомые продукты, не убедившись, что они безопасны...
— А я спрашивала! — прервав меня на полуслове, неожиданно заявила Мила. — У Ольги Николаевны. Показала одну штучку и спросила, точно ли мне это можно. Она ответила, что точно.
И я на мгновение стиснула зубы, борясь с желанием убить некомпетентную воспитательницу.
Кто позволил ей дарить уверенность больному ребёнку, не являясь специалистом в данной области?! Зачем она это сделала? Боялась потерять авторитет в глазах других детей? А самое главное — почему не насторожилась? Не сообщила мне о случившемся? Я же просила держать меня в курсе всего происходящего! Всего! А не отдельных инцидентов!
— На самом деле Ольга Николаевна не имела права брать на себя решение столь важных вопросов, — откликнулась, с трудом взяв гнев под контроль. — Она в этом не разбирается.
— А если ты её научишь? — с надеждой уточнила Мила.
— Это ничего не изменит. Тебе всё равно следует полагаться исключительно на себя, а не прислушиваться к чужому мнению. Всю жизнь. И начинать надо сразу. Потому что лучше тебя никто не будет знать, что и в каких количествах тебе можно, а чего категорически нельзя.
— Хорошо, — покладисто кивнула Мила, невольно напомнив мне Сергея Михайловича. — В следующий раз я не буду ни к кому обращаться. И если меня что-то смутит, сама решу это отложить и не есть... Но ты всё равно объясни Ольге Николаевне про правильное питание. Вдруг ей ещё встретятся такие, как я, — помедлив, добавила она.
Удивительно рассудительно для своего возраста. Хотя и не без наивной детской непосредственности, в которой лишь слепой не сумел бы углядеть отчаянное желание любой ценой вернуться к своим едва обретённым друзьям...
— Обязательно, — заверила дочку.
А сама подумала, что её страх лишиться нового развлечения был вполне оправдан — и на душе стало совсем тошно.
Даже своим неокрепшим умом Мила прекрасно понимала, что я уже никогда не отдам её в этот садик... Ни за что на свете! Да и в другой, наверное, тоже... Но продолжала надеяться на чудо. Что удручало меня ещё сильнее — ведь отступать от своих планов я не собиралась... И, поразмыслив, решила не опускаться до совсем уж откровенного обмана и, прежде чем идти к директору расторгать договор, всё же заглянула в группу. Пообщаться с воспитательницей, разобраться в ситуации и, кто знает, быть может, дать детскому садику второй шанс... Уж больно мне не хотелось бросать Наину на произвол судьбы. Однако будущее Милы всё равно оставалось для меня в приоритете!
Всё-таки за пять лет я к ней прочно прикипела. Любила её больше жизни. Всем сердцем! А о существовании Наины узнала всего пару месяцев назад. И по сути, воспринимала её совершенно посторонней девочкой. Потому что никаких гарантий, что она является моей дочерью, у меня по-прежнему не было. Сплошные домыслы и предположения. Зато была уверенность, что Сергей Михайлович не бросит дочь и непременно найдёт способ вылечить Наину без моего участия.
В конце концов, какая разница, кто чьего ребёнка воспитывает? Гораздо важнее, чтобы эти дети были здоровы. Тогда и остальное приложится.
— Да, вчера в обед Мила ко мне подходила, — отстранённо подтвердила Ольга Николаевна, вызванная мной для серьёзного разговора в раздевалку. Как раз во время тихого часа. — А что?
Но здесь вопросы задавала я.
— Вы помните, что именно она от вас хотела?
— Да. Мила спрашивала, можно ли ей картошку фри.
Так вот, значит, что это было...
— И вы разрешили?
— Конечно. Это же овощ, а не мясо.
— Корнеплод, — поправила её я.
— Растение, — не уступила Ольга Николаевна. — И взяла его Мила со своей тарелки. Где было ещё полно картошки. Я проверила, — с нажимом добавила она.
Словно я её уже в чём-то обвинила. Впрочем, до этого было недалеко.
— Белок есть не только в продуктах животного происхождения...
— Знаю. Ещё в сое, горохе и прочих бобовых. Корнеплоды в этот список не входят.
— Потому что там их очень мало. Но в случае Милы это тоже надо учитывать.
— Хорошо. Я изучу данную тему более внимательно. Прошу прощения за ошибку, впредь этого не повторится, — свернув спор, заученно выдала Ольга Николаевна.
Наверняка рассчитывая, что меня устроит такой ответ — и я уйду. Совсем или нет, ей было, в принципе, безразлично. Лишь бы без скандала и штрафных санкций со стороны руководства... Однако мне для принятия окончательного решения было важно прояснить ещё один момент.
— А откуда в порции Милы вообще взялась картошка фри? — я в упор посмотрела на воспитательницу.
Но та и глазом не моргнула.
— А разве не вы её туда положили? — невинно осведомилась она.
Чем оскорбила меня до глубины души.
— Я что, похожа на идиотку, которая сначала травит своего ребёнка — а потом приходит разбираться, как так получилось? — не выдержав, сорвалась на крик.
И тотчас пожалела о своей вспыльчивости. Знала, как некрасиво выглядят скандалы на ровном месте... Однако Ольга Николаевна, судя по всему, видела вещи и похуже. И мой порыв злости тупо проигнорировала.
— Значит, нянечка на раздаче перепутала, — женщина невозмутимо пожала плечами. — Мы ведь не в контейнерах даём, а на тарелках, как полагается. Чтобы дети с особым рационом меньше выделялись на фоне тех, для которых готовят на кухне. Только греем предварительно. Или Даша могла подложить. Ей часто кладут вредные перекусы...
— А разве у детей есть доступ к холодильнику?! — от удивления у меня брови сами скакнули на лоб. — Он что, стоит где-то в группе?
Я даже оглянулась, чтобы убедиться — не прячется ли за спиной какой-нибудь мини-бар...
— Нет, — Ольга Николаевна скупо улыбнулась, приняв моё поведение за своеобразную попытку пошутить. — Все продукты хранятся на кухне, в подвале. И детей туда не пускают... Но Даша такая непоседа — порой за ней очень трудно уследить.
И все надежды на счастливый финал для этой истории рассыпались в прах.
— Что ж, — я вздохнула, не скрывая разочарования. — Спасибо за честность.
— Не за что, — дежурно откликнулась воспитательница, без труда догадавшись о моих намерениях. — Мне правда жаль, что так получилось.
Я ничего не ответила. Просто ушла. Потому что не знала, что можно сказать. Завернула в административное крыло, расторгла договор и направилась к машине.
— Мила, нам пора, — заглянула в салон.
Вот только сделать безмятежное лицо не сумела. И дочка сразу погрустнела.
— Я не иду в садик?.. — печально уточнила она.
— Нет. Не сегодня. И не в этот, — конкретизировала, не устояв перед соблазном хоть немного её утешить.
— И куда вы сейчас? — воспользовавшись паузой, поинтересовался Александр.
— Домой.
— Подвести?
— Нет, спасибо. Тут недалеко...
— Знаю. Но мне несложно подкинуть вас до подъезда. Тем более что на улице, кажется, собирается дождь, — водитель демонстративно покосился на стремительно темнеющее небо.
— Мы успеем. Спасибо, — ссадив Милу с кресла, я помогла ей выбраться и закрыла дверь, договорив уже в приспущенное окно: — А промокнем — не страшно. Высушу.
— Ваше право, — не стал настаивать Александр. — А что насчёт завтра?
— Завтра я точно не смогу.
— А когда сможете? — не отступал мужчина.
Словно чуял неладное... И не ошибся. Ведь если бы мне было нечего скрывать, ему бы не пришлось вытягивать из меня каждое слово клещами.
— Не знаю. Возможно, никогда, — выдала, взяв себя в руки.
Будто в прорубь окунулась! Открылась через силу... Но Александру оказалось этого мало.
— Мне нужна конкретика, — терпеливо напомнил он.
И меня прорвало.
— Пока не могу сказать, — выплюнула, разозлившись на его дотошность.
Неужели так трудно догадаться, что я не просто так играю в молчанку, оттягивая момент истины? Что у меня есть причины уклоняться от прямого ответа?
— Я определюсь и позвоню вам, — кое-как обуздала эмоции. — Завтра.
— Хорошо, — наконец-то отстал Александр.
Видимо, осознал, что перегнул палку... Или понял, что я на грани. Как бы то ни было, он просто махнул рукой нам на прощание — и уехал. А мы с Милой, погрузившись в свои невесёлые думы, понуро поплелись домой, провожаемые дробным стуком крупных капель по мокрому асфальту.