На крыльце стояла женщина в очках. Ее лицо показалось знакомым. Алина напрягла память. Ах да! Та самая серая мышка, которая иногда сидела в машине рядом с интересным Юрием Грековым! Его жена! А имя? Как ее имя?
Ха-ха! Следует ожидать сцены ревности? Жена следит за мужем? Что ж, такое сокровище, как он, да с такой неприметной внешностью, как у нее, надо сторожить.
Женщина в очках с толстыми стеклами еще раз неуверенно надавила на кнопку электрического звонка. Алина немного подумала и открыла дверь.
– Что вам угодно? – холодно спросила она.
– Я… Извините… – промямлила гостья.
Нет, сцены ожидать не приходилось. Маленькая серая мышка, похоже, не умеет выяснять отношения.
Алина окинула гостью оценивающим взглядом. А фигурка неплохая. Одета безобразно – это да. И очки. Эти отвратительные очки с толстыми стеклами! Алина вспомнила себя лет десять назад и сжалилась:
– Заходите.
– Меня зовут Ниной. Нина Грекова.
Вот так оно все и началось.
Третий час в пробке
«Жигули»
…Петров набрал номер Нининой сестры. Когда в трубке раздался женский голос, Греков передернулся с отвращением: Валентина. Валька. Она всегда говорит громко, почти визжит. Отвратительная особа!
Все только удивлялись, как же не похожи сестры. Младшая, Нина, сдержанная, воспитанная, застенчивая. Чуть что – заливалась краской. Слова грубого не скажет, в просьбе никому не откажет. Сама деликатность. И институт закончила. Любимое занятие – книжки читать, а как оказалось, и писать.
Старшая, Валентина, женщина яркая, наглая, крикливая. Слушает только себя, собеседника все время перебивает. Какие там книжки! Греков сомневался, одолела ли она хоть что-нибудь, кроме букваря. Валентина неправильно ставит ударение в словах, но попробуй ты ее поправь! Отбреет так, что забудешь все уроки словесности! Насколько скромно одевалась Нина, настолько же вульгарно и вызывающе одевается Валентина. Короткие юбки, обтягивающие брюки, свитера «кислотных» цветов, которые Греков окрестил в честь известного напитка «Юппи». Волосы выбелены, губы всегда ярко накрашены. Услышав Валькин голос, Юрий Греков тут же представил, как она испачканной в муке рукой хватает телефонную трубку и визжит в нее:
– Але! А ну! Говорите!
И сыплет муку на дорогое ковровое покрытие, на полированный стол. Юрий поморщился: какая неряха! И дура набитая!
Валентина же считает себя умницей необыкновенной и все время хвастается своими подвигами и предприимчивостью. Она со скрипом окончила торговый техникум лет двадцать назад и с тех пор кочует с одной точки на другую. Без конца попадает в истории, то и дело промахивается, из каждой зарплаты у нее высчитывают недостачу. Но попробуй ты ей об этом скажи! Она упорно говорит, что кормит семью и без нее мать, отец, муж и двое детей пошли бы по миру. И он, Юрий Греков, если послушать Валентину, тоже. Хотя именно Греков не раз вытаскивал ее из переделок, попадать в которые Валька мастерица. По просьбе Нины вытаскивал, которая прощала всех и вся. А сколько сестра ей сделала гадостей! Сколько вещей перетаскала из дома «безвозмездно»! Греков невольно скрипнул зубами: ненавижу!
У Валентины есть еще одна отвратительная привычка, которая его раздражает. Эта особа не может усидеть на месте. Когда везешь Валентину в машине, она все время вертится и задает огромное количество глупых вопросов: «А когда мы приедем?», «Ой, а где поворот? А должен уже быть!», «А есть указатель? А что на нем написано?», «А когда мы приедем?»… Это невыносимо!
Вот и сейчас, Петров успел только «а» сказать, как Валька, словно из пулемета, застрочила:
– Ну наконец-то! Где вы пропадаете? У нас давно уже все готово! Салаты все сделали, колбасу нарезали, студень готов, сыр крошится, – потому надо нож все время мочить, как-мне-все-надоело, солянка уже остывает, горячее томится, картошку еще ставить рано… Где вы пропадаете?
– Валя, а Анастасия Петровна…
– Маме плохо. Лежит с утра. «Скорую» вызывали, врачиха сказала – давление, сделали укол, соседка сказала, что столько ждать не может, горячее томится, студень готов, колбаса в тарелках засыхает, как-мне-все-надоело, а где вы пропадаете?
Греков от смеха закусил губу. А ну, Петров, занимай круговую оборону!
– Я хотел бы с ней поговорить.
– Мама лежит, «Скорую» час назад вызывали, врачиха сделала…
– Пробка на кольцевой. Мы приедем через… два часа.
– Два часа?! – взвизгнула Валентина. – Студень давно готов! Солянка остывает! Салаты! Горячее на подходе! Где вы пропадаете?! – Тра-та-та-та… – И все-таки…
Валька перевела дух. Патроны кончились, надо заправить в пулемет новую ленту. Строчи, «максим»! Твои противники падают замертво!
– Может быть, ты знаешь? Что Ни… – заикнулся Петров, воспользовавшись паузой, – …что у Нины были приступы?
– Приступы? Ах, приступы! А Юрка где? Рядом? Это он ее довел! А с чего бы она такая стала! Ночевать меня к себе потащил! Глянь, мол, что с твоей сестрой делается! Она ночью как заорет: «Лови его! Лови!» Что мне, вязать ее? Я в сиделки не нанималась. У меня муж, двое детей. Работа. Я семью кормлю. Мать с отцом тоже. Как-мне-все-надоело. Я…
– Нина ведь давала вам деньги, – перебил Петров.
– А ты откуда знаешь?
Греков представил, как на том конце провода Валька вытаращила глаза и захлопала ресницами, которые даже в такой скорбный день не забыла накрасить. Что ж, сейчас на раскаленный кожух пулемета плеснули воды, и он зашипел. Пошел пар. Разговор о деньгах был для Валентины болезненным. Греков знал про ее долги. Не знал только, что Нина их оплатила. А скорее всего, это так.
– Валя, я знаю все, – мягко сказал Володя Петров. – Но не деньги меня интересуют. Правда ли, что у Нины были галлюцинации?
– Я не знаю, как это называется, но орала она как ненормальная! – отрезала Валька.
– А мама…
– И мама так сказала: с нашей Ниночкой что-то неладно. Никогда она такая не была. Нина, конечно, в детстве много болела. Не то, что я. Вечно у нее какие-то бронхиты, гланды, сопли, ветрянка, коклюш. А мне, между прочим, все это доставалось! Я тоже не железная! Я ей пеленки меняла, я…
– Ты старше ее только на два года, и никак не могла менять Нине пеленки, – заметил Петров.
– Да? Ты намекаешь на то, что мне уже сорок…
Петров еще какое-то время отбивался от Валентины, потом не выдержал.
– Я приеду, и мы договорим, – со вздохом сказал он.
– А когда вы приедете?
– Валя, этого никто не знает, – честно сказал Петров. – На кольцевой огромная пробка. И скажи Анастасии Петровне…
– Ага, щас! После укола! Мне одной все это надо? Сидеть с ней, уколы ставить, на стол накрывать! Мне одной все…
Петров прервал поток жалоб, дав отбой.
– Ты напрасно думаешь, что она оставит тебя в покое, – усмехнулся Юрий Греков. – Теперь все. Завелась машина. Закипела. Она так и будет тебя тюкать: «А когда приедете?»
– Я думаю, что не стоит беспокоить Анастасию Петровну, – вздохнул Володя.
– Это правильно, – согласился Юрий. – И потом, Валентина же тебе сказала, что с Ниной случались приступы, что она кричала по ночам.
– Но с чего?
– Ты же сам знаешь, она была писательницей, – усмехнулся Греков. – Значит, с того. Записалась. Если б я знал…
– То что?
– Да ничего! – Юрий с тоской посмотрел вперед, на стальной поток. – Такое ощущение, что это никогда не кончится. Тоска-a… Через два часа в пробке люди начинают сходить с ума. Мы здесь уже третий час. Как же выпить хочется, а? И жара здесь! Мозги плавятся.
– Согласен.
– А почему ты куртку не снимешь? Неужели тебе не жарко?
– Нормально, – отмахнулся Петров. – И все-таки вернемся к нашим баранам.
– Слушай, Володька, а тебе не надоело?
– Это моя работа.
– Работа! Нет… Ну откуда у Нинки, то есть у Нины такая сестра? – вдруг переключился Греков на другой раздражитель: Валентину.
– Можно и по-другому сказать: откуда у Валентины такая сестра?
– Да как ни скажи, суть вещей от этого не меняется. Небо и земля. Только что готовить обе хорошо умеют. Умели. Тьфу! Опять запутался! И что со мной сегодня происходит? В общем, обе хозяйственные. Этого не огнять. А в остальном…
– Значит, ты привозил к себе на дачу Анастасию Петровну и Валентину, – задумчиво сказал Петров.
– И что?
– Ты же их терпеть не можешь. Сам рассказывал.
– Ну! Опять из пустого в порожнее! Я же тебе уже говорил, что хотел ее родню предупредить, что Нина не в себе.
– Показать ее им в таком состоянии, – заключил Володя.
– А что, должен был прятать? – разозлился вдруг Греков.
– Врачу ты ее должен был показать в первую очередь.
– Врачу-у! А у меня было время? По врачам, между прочим, она ходила, а я работал.
– Знаю я, как ты работал.
– А ну-ка… Постой… Ты на что намекаешь?
– Я вот думаю: почему ты помогал Валентине выходить из разных передряг?
– Потому что она – сестра моей жены. Нина за нее просила.
– Если бы ты любил жену, то – да, логично помогать ее родственникам. Но при том, как ты относился к Нине, при твоей ненависти к Анастасии Петровне и к Валентине – это странно. Я же тебя знаю, Юра. Ты ничего не делаешь просто так. Бескорыстно.
– И какая же, по-твоему, у меня корысть в Валентине?
Петров молчал, смотрел на дорогу. «Неужели ему не жарко? Железный он, что ли?» – подумал Юрий Греков, а вслух спросил:
– Ну? Что молчишь?
– Думаю.
– Ты просто необъективен. Из-за того, что… В общем, ты понял.
– Из-за того, что я любил твою жену? Ты это хотел сказать?
– Хотел. Ты нарочно копаешь. Из мести. Это личное. Я как следователь тебе говорю: от этого дела тебя отстранят.
– Ну хорошо. А почему ты ушел из городской прокуратуры? Почему перешел в область – с понижением, с потерей в зарплате? При твоем-то отношении к деньгам?
– Я же тебе объяснял, – стараясь держать себя в руках, сказал Юрий Греков. – На работу стало ездить неудобно. Хотел больше времени проводить с женой.