– Спасибо, – низким, бархатным, своим знаменитым чарующим баритоном произнес отец. – Филя, посмотри, пожалуйста, что там в ванной приключилось. Я свет включил – и вдруг бах!..
Филипп молча направился в ванную. Быстро убрал осколки с пола, затем заменил перегоревшую лампочку на новую. Так проще – без скандалов и выяснения отношений. Отец мог вызвать электрика из ЖЭКа, но нет, есть же родной сын…
Причем, когда Филиппа не было в городе (несколько раз приходилось уезжать), отец со всем прекрасно справлялся сам или с помощью коммунальных служб.
– Ну все, пока.
– Ты даже со мной не посидишь, чаю не попьешь?
– Нет, пап, некогда.
– Холодное сердце, – с задумчивой печалью, с тоской и удивлением произнес отец. – Ты прости, Филя, но у тебя холодное сердце.
– Да, папа, я знаю. Даже больше того, у меня совсем нет сердца – ни холодного, ни горячего. Пока…
Филипп по пробкам потащился на машине домой. Час был неудачный: все как раз возвращались домой с дач, улицы были переполнены транспортом.
Дома он посмотрел какой-то боевик, а затем снова завалился спать.
Открыл глаза следующим утром, когда уже за окном вовсю светило июньское солнце, в открытую форточку доносились гудение машин и перезвоны колоколов на церквях, временами прерываемые пронзительным тарахтеньем мотоциклов.
Мотоциклистов Филипп не одобрял. Слишком часто приходилось с ними сталкиваться. Не в буквальном смысле, а как человеку, чьей помощи ждут на дороге…
Впрочем, люди имеют право жить как хотят и делать что хотят.
Филипп босиком, в одних трусах зашлепал на кухню. И, заваривая себе кофе – по старинке, в почерневшей от времени турке, – вдруг вспомнил, что сегодня должно произойти нечто интересное. Даже приятное. Только вот что?
«А, Надя. Та девушка… Я к ней собирался зайти!»
Филипп не обладал даром отца – сводить с ума женщин, эта способность не передалась ему по наследству. Но он никогда не жил схимником, время от времени в его жизни случались романы. Он даже влюблялся пару раз, впрочем, наваждение быстро проходило.
Все это скучно. Все эти отношения – только про тело, но не про душу.
– Ха-ха-ха, я думаю о душе! – вслух произнес Филипп, наливая себе горячий кофе в чашку. – Как в плохой мелодраме, блин…
Но Надя показалась ему тогда особенной девушкой. Не человек, а какая-то переменчивая, живая стихия – вот какой эта Надя была. Огонь или вода… Или ветер, играющий с облаками. Или земля – в виде бесконечных барханов, волн пересыпающегося песка…
Живая. Да, эта девушка показалась ему при знакомстве очень живой – вот правильное слово. Ее глаза блестели, рот улыбался, брови хмурились… Она выглядела смешной и милой одновременно, и каждое ее чувство отражалось в мимике, жестах.
В первый момент, увидев ее, Филипп был буквально сражен. Вернее, даже раньше, едва только услышал ее голос из переговорного устройства. Филипп по своей дурацкой привычке вздумал хохмить, а эта девушка отреагировала сразу же, шуткой поддержала его шутку.
Филипп терпеть не мог царевен-несмеян – печальных, пафосных, трагических девиц, у которых все всерьез, всюду надрыв и слезы. С заломленными руками, многозначительными статусами в соцсетях. Злопамятных и сентиментальных, с цитатами сомнительных гуру на устах, любительниц эффектных жестов… Подобных особ Филипп избегал, он всегда тянулся к девушкам легким, веселым, не строящим из себя драматических актрис. Но их, к сожалению, было очень мало, они почти не попадались Филиппу на его пути, по крайней мере свободными, готовыми на отношения с ним.
Словом, едва только услышав Надин голос, ее ответ ему, Филипп понял, что, возможно, сейчас он встретит особу, приятную ему. И не ошибся, когда поднялся на нужный этаж и дверь перед ним распахнулась. В квартире его встретила именно она – веселая, легкая девушка.
И возраст, и внешность – все в точку. Не слишком юная, но и не уставшая еще от жизни, без этих горьких носогубных складок на лице – печати разочарований. Светло-серые глаза, очень яркие и прозрачные (как хрусталь), в которых дрожала и переливалась сама радость. Волосы – точно облака в апреле, такие и светлые, и темные одновременно, с золотыми искрами; фигура – ни отнять, ни прибавить… Она, эта девушка, являлась реальным воплощением всех мужских фантазий Филиппа. Он всегда мечтал о подобной подруге. Правда, не в силах был представить этот образ во всех подробностях и деталях, так, обрывками, в снах мелькало нечто прекрасное… А тут сама жизнь – раз – и преподнесла ему сюрприз. Вот она – та самая, из твоих фантазий и снов, гляди. Мисс Совершенство.
Они болтали, Надя сняла с Филиппа мерки, и это оказалось настолько эротичным, интимным действом… Почти объятия. Почти любовная прелюдия.
Под конец их встречи Надя уже не смеялась, старалась сдерживать себя, но, даже закрывшись, она не потеряла своей живой прелести, потому что в глазах, в голосе продолжала переливаться радость жизни.
Ах. Сплошное «ах» – вот какой она была, эта девушка. Филипп пытался потом выспросить у Ольги, соседки Нади, что та любит, какие цветы, то да се… Но вот Ольга, в отличие от Нади, оказалась именно из тех девушек, которых Филипп не понимал и за глаза называл «драмтеатр».
Но ничего, все только начинается… Филипп покинул жилище двух подруг, двух компаньонок (так назвала их сестрица Катрина), находясь в какой-то безудержной эйфории.
Впрочем, минут через двадцать-тридцать эйфория прошла. Он вспомнил, что у него нет сердца. Филипп понял, что его восхищение – это просто результат действия гормонов. Они просто разбушевались, едва только встретился подходящий объект. Причина эйфории – всего лишь три месяца воздержания (именно столько времени прошло после того, как Филипп расстался с Ирой – замужней, несчастной, голодной и неприхотливой женщиной, вдруг решившей сбежать от мужа, от любовника, от работы в другой город).
Так что Надя – вовсе не та самая, единственная и неповторимая. Она, конечно, замечательная девушка, но чуда никакого нет. Просто солнце, просто июнь, просто затянувшееся мужское одиночество. Оттого ее смех так вскружил голову Филиппу, точно он бокал шампанского залпом выпил…
На самом деле счастья нет. Ну вот что их ждет дальше, если Филипп вздумает ухаживать за Надей? Допустим, их характеры и привычки совпадут, пару лет гармонии, потом Надя, как и все, начнет наезжать, что ее достала его работа, что он не олигарх, и, вообще, метр с кепкой, и только Том Круз может быть такого роста, а все прочие невысокие мужчины должны поставить на себе крест.
«А, ладно. Съезжу к этой Наде, заберу что она там мне нашила, расплачусь и больше к ней ни ногой!» – решил Филипп. И уже в мрачном, даже каком-то агрессивно-безразличном состоянии поехал к портнихе.
Набрал на панели домофона номер квартиры.
– Кто там? – отозвался знакомый нежный голос.
– Филипп, – коротко ответил он.
Надя встретила его в темно-зеленом сарафане в мелкий горох, волосы были собраны сбоку в небрежный хвост, через шею переброшен портновский метр. На ногах – белые тряпичные туфли.
– Все готово, Филипп, идемте мерить. Если не подойдет что-то, я переделаю…
Надя опять выглядела безмятежной и веселой, точно птичка. И ей явно было все равно, в каком состоянии сегодня Филипп. Она болтала что-то про погоду, потом со смехом пожаловалась на какую-то странную соседку…
– Вот сюда, пожалуйста, за ширму. Переодевайтесь, потом посмотрим.
Филипп взял стопку одежды, зашел за легкую складную ширму. Морщась, стянул с себя джинсы, футболку. Кое-как натянул брюки, влез в рубашку. Брюки – из темно-темно-серого тонкого материала («А говорила же, что черный?» – с недоумением вспомнил он), рубашка оказалась не белой, а тоже с легким голубовато-серым оттенком. «А, ладно, налезло, вроде впору и фиг с ним!» – с досадой подумал он.
Филипп вышел из-за ширмы, Надя подвела его к высокому, в полный рост, зеркалу. «Вроде ничего?» Он повернулся в одну сторону, потом в другую. Пожалуй, то, что брюки и рубашка были не столь контрастных цветов, как предполагал Филипп, оказалось плюсом. «Я бы в черно-белом, наверное, на какого-то из обслуживающего персонала был похож… А вот так даже лучше! – вздохнул он с облегчением. – Кажется, в индивидуальном пошиве что-то есть, Катрина права: рукава правильной длины и рубашка тоже…»
– Минутку, еще кое-что, – Надя подошла к нему, расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке. Затем расстегнула пуговицы на манжетах, подвернула их вверх, чуть поддернула.
Филипп не совсем понял ее манипуляций, но, кажется, с этими изменениями стало еще лучше.
Он смотрел в зеркало и все больше сам себе нравился.
– Ничего не надо переделывать, – заявил он. – Меня все устраивает.
– Ну и славно, – с нежностью произнесла Надя, смахнула с его плеча какую-то нитку. – К Ольге еще зайдите!
Филипп отправился в соседнюю комнату.
Ольга – девица все с тем же строгим, даже надменным выражением лица – без лишних разговоров повесила на плечо Филиппа сумку из мягкой коричневой кожи. На ее лице читалось: «Ну чем я не самый лучший в мире мастер, хвали меня, мужчина!»
– Что ж такое, я себя прямо не узнаю! – с восхищением, послушно произнес Филипп, опять разглядывая себя в зеркале. – Это не я, а какой-то киноактер, честное слово…
Лицо Ольги дрогнуло, только тогда она соизволила улыбнуться, едва заметно, уголками губ.
Филипп расплатился, рассыпался в похвалах, затем заставил себя покинуть жилище двух компаньонок. «Она хорошая девушка, зачем я голову ей буду морочить!» – с сожалением подумал он о Наде. Вышел из подъезда, держа под мышкой пакет со старой одеждой, сел на широкие качели во дворе. Пахло зацветающими липами, солнце светило сквозь листву. Было тихо и как-то особо благостно.
Филипп вдруг понял, что не может сейчас уйти просто так. Это какое-то извращенное издевательство над самим собой. Он достал свой мобильный, нашел в списке абонента под именем «Портниха». Исправил «Портниху» на «Надю». Нажал на кнопку вызова.