Потом Петр Васильевич подошел к окну. На город уже опустилась ночь, вдали горели фонари, мерцали неровные пунктиры чужих освещенных окон… И в то же время в стекле отражалась кухня в золотом свечении, Лука со спины; лица мальчика опять же не видно, только закинутый локоть, да еще широкая ступня вон торчит… И весь этот бардак как на ладони. Двойное изображение! Гениально!.. Пожалуй, без этого кадра никуда…
Кажется, Луку совершенно не волновало, что там делает Петр Васильевич, юный гость с выражением вялой скуки таращился на экран телевизора.
– У тебя комп есть? – не поворачивая головы, спросил мальчик.
– Есть. Но я тебя за него не пущу, он мне нужен. Я же с фотографиями на нем работаю, – со вздохом сообщил Петр Васильевич.
Он, конечно, немного ругал себя за то, что, не подумав, открыл сегодня входную дверь. Но это потому, что услышал имя Лоры. Это имя подействовало на него, точно красная тряпка на быка. Захотелось броситься, растоптать обманщицу.
Она ведь, Лора, хитрая штучка, в свое время всех вокруг пальца обвела: и наивного дурачка Филиппа, и его самого, Петра Васильевича. Ибо влюблен был до невозможности. Не побоялся тогда потерять все то, чем владел. А мог бы сейчас безбедно жить, став единственным наследником покойной Мариночки, если бы сумел удержать свои чувства к юной возлюбленной в узде… Хотя, с другой стороны, и Лора тоже осталась проигравшей.
Что она сейчас задумала? Зачем тут этот мальчик?.. Сын или не сын? А какая разница?..
Петр Васильевич перебросил только что сделанные снимки в свой компьютер, немного поработал с ними: где подчистил, где чуть размыл изображение…
Потом принялся писать пост в свой блог. О том, что произошло с ним сегодня. Как неожиданно к нему привели мальчика, который назвался его сыном, потом Петр Васильевич кратко рассказал историю своей любви с Лорой: как много лет назад эта девушка рассорила его с женой и довела ту до могилы. И еще умудрилась параллельно крутить роман с его сыном, Филиппом! А вот теперь такой сюрприз от нее. Не пустить в дом мальчика Петр Васильевич не смог – это же ребенок… «Вот так, дорогие мои, я теперь на склоне лет – опять отец!»
К посту Петр Васильевич прикрепил фото, сделанные только что, и коротко в конце сообщил, что современные дети не приучены убирать за собой. А ему, человеку в возрасте и с проблемами со здоровьем, не так легко ухаживать за ребенком.
Никаких жалоб, нытья и упреков, просто пересказ сегодняшних событий, подкрепленный документальными снимками, одно смирение и стойкость перед поворотами судьбы. Вот что представлял собой рассказ Петра Васильевича.
Он нажал кнопку «Опубликовать» и принялся ждать, что скажут ему люди.
Прошло едва ли минуты две-три, как посыпались первые комментарии. Через полчаса сообщения уже множились и разбивались на отдельные ветки.
У виртуальных друзей Петра Васильевича, вернее, как сейчас принято говорить, френдов, случился самый настоящий шок. Мнение публики разделилось. Были те, кто просто поздравил Петра Васильевича, и эти люди ограничились вопросами: сколько лет сыну? Почему он, отец, был не в курсе? Но в любом случае – молодец, мужик, герой. Впрочем, основную массу комментариев составляли негодующие и сочувствующие. И недоверчивые (не по отношению к автору, но по отношению к Лоре). Часть френдов высказала мнение, что Петра Васильевича сейчас просто подставили. Лука ему не сын, опекать его он не обязан, а мать-кукушку надо и вовсе лишить родительских прав. Еще часть публики ужасалась, насколько некультурна современная молодежь: даже посуду помыть за собой не приучена. Тут же вопли, реакция на фото Луки: «Да на этом ребенке пахать можно! Это почти мужик, а не ребенок!»
Петр Васильевич терпеливо ответил на все вопросы. При этом он опять не позволил себе никаких жалоб, лишь краткие и печальные размышления уже немолодого мужчины о том, хватит ли ему сил и финансов тянуть на себе мальчика?.. Аудитория после этого практически в один голос завопила: заявить срочно в органы опеки! Да что ж это такое? Совсем эти современные тетки голову потеряли, на пожилого мужчину навалили проблем, с которыми и молодой мужик не разберется!
Со всех сторон сыпались советы: сделать анализ ДНК, сделать анализ ДНК! Какая-то дама из френдов, зная о бедственном, почти нищенском существовании вольного фотографа, предложила всем его друзьям сброситься на эту весьма дорогую процедуру. Петра Васильевича попросили опубликовать его реквизиты (банковских карт), что он и сделал (ну раз так просят, нельзя гасить души прекрасные порывы у людей). Затренькали приходящие на телефон сообщения: это пополнялся счет Петра Васильевича.
Ему надоело отвечать на вопросы. Все, что надо, он уже сказал и даже показал, опубликовав пронзительные фото с кухни. Мужчина душевно поблагодарил всех друзей отдельным постом и сообщил, что идет спать, ибо сил больше нет.
Потом он некоторое время просто сидел у экрана, наблюдая, как появляются все новые и новые комментарии. Судя по ним, публика была уже полностью на стороне Петра Васильевича…
В сущности, если ситуация не изменится и Лука так и останется в доме (Лора не придет, Филипп откажется от содействия), то можно разыграть вызов «Скорой» на дом, например. «Скорые» сейчас едут на вызов охотно (от Филиппа сведения). Врачам предъявить жалобы на давление, боль за грудиной. Какую-нибудь болячку точно найдут! Предложат госпитализацию – придется отказаться и, кстати, сообщить, что ребенок тогда останется один.
И, разумеется, надо будет немедленно поведать о новых проблемах своим френдам. Всегда есть пара человек, готовых творить добро, а не только советы раздавать. Именно вот эти неравнодушные и приедут к больному, измученному тяжелой жизнью Петру Васильевичу и сделают за него все, что надо: вызовут полицию, опеку, привезут денег, лекарств, еды, наведут в квартире порядок… Причем сделают это безо всяких просьб, сами. Тут главное – ничего не просить, а лишь подробно расписывать свое бедственное положение.
Людям приятно чувствовать себя нужными, хорошими, полезными обществу. Многие хотят быть праведниками и творить добро.
Отчего же не предоставить им такую возможность?..
Рассвело.
Ольга знала, что если уж проснулась, то не уснет больше. Так зачем себя мучить, ворочаясь с боку на бок, пытаясь догнать ускользнувшее забытье…
Она встала из постели, подошла к окну. На улице было уже светло, редкие прохожие – ранние пташки – спешили куда-то, вероятно, их рабочий день только начинался. Или уже закончился, и теперь они торопились домой?
Кстати… Кстати!
Филипп. У него этим утром тоже должна закончиться смена. Отчего не попробовать поймать его, пока Надя спит?
Ольга нашла в своем телефоне знакомый номер и, ни секунды не раздумывая, коснулась экрана пальцем. Она особо не надеялась, что Филипп сразу ей ответит, поскольку, со слов Нади, он мог быть занят на вызове, но отчего не попытаться?…
– Да, – отозвался знакомый голос. На заднем фоне что-то громыхало, доносились чьи-то стоны, было еще слышно чье-то строгое и одновременно утешающее женское контральто, правда, слов не разобрать.
– Мне надо с тобой встретиться, – коротко обозначила свои намерения Ольга. – И ты не думай, в этот раз повод серьезный…
– Я сейчас не могу, занят.
– Ну совсем-совсем ни одной минутки? – настойчиво спросила она.
Пауза, заполненная посторонними шумами… Потом Филипп сказал:
– Мы сейчас в двадцать девятую едем. Это недалеко от тебя. Минут через десять там будем, сдадим пациента, потом оформлять его, то да се… Короче, если успеешь, то там и поговорим. Нет так нет, ничего не обещаю. У приемного покоя жди.
– Поняла, – прошептала Ольга и нажала на отбой. Секунду стояла ошеломленная, неподвижная, затем встряхнулась и с сумасшедшей скоростью принялась собираться.
Уже через десть минут выскочила из дома, побежала в сторону больницы.
Часы на столбе показывали шесть утра. Как хорошо, что так рано! Филипп наверняка не станет звонить Наде, а значит, у Ольги есть время для маневров, для действий. Каких? Ольга сама еще пока не знала. Но она и не беспокоилась, поскольку с недавних пор привыкла действовать по наитию.
Видимо, она, ворвавшись на территорию больницы, была похожа на чью-то родственницу, взволнованную внезапными и не слишком приятными новостями, касающимися своих близких.
– Где приемное отделение? – бросилась Ольга к охраннику в будке.
– Прямо, затем налево, вдоль красного здания и за угол, – спокойно, даже равнодушно ответил охранник. Наверное, всякого навидался на своем посту.
Ольга побежала в указанном направлении.
Отдельные корпуса с одинаковыми пластиковыми окнами, клумбы с цветами, болтающие у крыльца санитарки, грузный белый автомобиль, разворачивающийся на узком пятачке. Запах кухни, столовой. Знакомый с детского сада запах: не самый противный, надо заметить, но какой-то уж очень тоскливый аромат общепита. Казенной еды, одиночества и безнадежности, ибо в любом коллективе Ольга всегда чувствовала себя неуютно.
Но совсем одной еще тяжелей жить и страшно. Именно поэтому Ольга и цеплялась – за Надю, раньше – за Георгия. Терпела то, что терпеть нельзя. В какой-то момент вдруг поняла, что сама загнала себя в клетку, превратилась в заложницу собственных страхов. Лишь рядом с Филиппом была возможность ощутить счастье и покой. Стать, наконец, свободной.
Ольга, проплутав недолго, нашла приемное отделение – высокое крыльцо, на которое то заезжали «Скорые», то уезжали. Мелькали люди в синей униформе медиков, но Филиппа среди них не было.
Ольга села на лавку напротив.
Солнце уже играло в листве, золотыми юркими пятнами рассыпалось по асфальту. На лепестках цветов бриллиантовыми сполохами сверкала утренняя роса. Временами еще набегала утренняя прохлада, откуда-то из низины, что ли, но день обещал быть солнечным и жарким. Настоящим июльским днем: мучительным для одних, тех, кто, например, терпеть не мог жару, страдал от болезней и возраста, и радостным для молодых и здоровых, которым все легк