– Гоша, я тебе клянусь. Ты же меня знаешь, я тебя никогда не подводила, я всегда соблюдала договоренности. И потом, если это будет сын… Ты ведь мечтал о сыне, как любой мужчина?
– Ну допустим, я не любой мужчина и… Хотя, ты знаешь, я понимаю твои устремления. Ты женщина, и ты… Я не против, детка. Пусть будет ребенок, хорошо. Только не сейчас, а чуть позже, года через два. Когда закончится вся эта свистопляска с экзаменами и поступлением у Аглаи. Вот тогда – да, все возможно, – Георгий улыбнулся, пусть и неуверенно.
– Спасибо, – обрадовалась Ольга. – Спасибо, милый!
– Сколько сейчас? О, уже половина второго! Опаздываю!
В половине второго зазвонил телефон, на экране высветилось имя – Катрина.
– Алло! – бодро отозвалась Надя. – Слушаю вас, Катрина. Надеюсь, все в порядке?
– В каком смысле? А, да, все в порядке, ношу ваши брючки с блузкой, все хвалят… Я, пожалуй, через месячишко к вам еще загляну, мне на осень кое-что надо сшить… – затараторила клиентка. – Но я не про то. Вы, Надюша, обещали, что братцу моему кое-что сошьете!
– Какому братцу? – удивилась Надя, но тут же вспомнила: – А, вашему брату! Филиппу, да?
– Он к вам может подойти сегодня?
– Да, конечно. После трех – в любое время.
– Отлично! – обрадовалась Катрина. – Всего доброго, Надюша.
– К вашим услугам, – попрощалась Надя и нажала на кнопку отбоя.
Она вновь села за швейную машинку и принялась строчить очередную черную юбку-карандаш. Вытачки, боковые швы, шлица сзади, подогнуть, подкладка, пояс… Юбка была готова меньше чем за час. Когда Надя отпаривала швы, хлопнула входная дверь.
Минут через десять в комнату постучала Ольга:
– Компаньонка, к тебе можно?
– Заходи!
Надя выключила утюг, принялась вертеть готовую юбку перед собой – все ли в порядке? Контроль качества, так сказать… Завтра с утра за этой юбкой забежит очередная клиентка, и необходимо, чтобы та ушла довольной.
– Оля, ты как? – спросила Надя.
Ольга сидела в кресле напротив, в длинном белом сарафане, напоминающем платье невесты. Выглядела взволнованной и серьезной.
– Ты знаешь, мы с тобой всегда и все обговаривали… – начала Ольга сдержанно. – И даже совместные правила проживания по пунктам расписали… И подписали с обеих сторон…
– Ты хочешь что-то изменить в нашем соглашении? – спросила Надя. Она в этот момент вспомнила о Филиппе, почему-то рассказ Катрины запал ей в душу. Что это за безнадежная первая любовь, которая настолько ранит человека, что заставляет его всю жизнь бежать от отношений с женщинами?..
– Надя… ты меня слушаешь? Нет, не изменить, но дополнить.
– А?.. Что именно? – встряхнувшись, спросила Надя и закрепила юбку на вешалке.
– Ты думала о детях? Своих детях?
– Думала, – пожала плечами Надя.
– И что ты думала?
– Что я думала?.. – озадачилась она. – Что в принципе я хотела бы детей. Ну или ребенка, одного. Когда-нибудь, когда выйду замуж.
– А если не выйдешь?
– Это будет грустно. То есть не то чтобы я стремилась к замужеству, но хотелось бы растить ребенка в полной семье. – Надя сунула вешалку с юбкой в шкаф.
– А если, допустим, твой мужчина сбежал бы? Или что-то такое… Словом, ребенок есть, а мужа нет?
– Оля, я не понимаю, к чему ты клонишь! – нетерпеливо спросила Надя. – Говори прямо.
– Года через два, наверное, я решусь родить от Георгия, – призналась Ольга.
– И что?
– От жены он не уйдет, да это мне и не надо. Стану растить ребенка, иногда встречаться с мужчиной своей мечты, ну то есть все будет продолжаться, как сейчас. И у тебя ведь тоже есть шанс стать матерью – в отношениях с кем-то или без. Но мы с тобой – ты и я – даже в этом случае можем сохранить партнерство. И все так же работать. Одна шьет заказ – другая сидит с детьми, и наоборот. Это очень удобно: никаких нянек не надо, бабушек-тетушек, тем более у нас с тобой их и нет уже.
– Это точно… – вздохнула Надя. На самом деле детей она не планировала (вот так всерьез, как Ольга), даже в браке с Никитой. Скорее, наоборот: радовалась, что теперь ее с бывшим мужем ничто не связывало.
Если бы у них с Никитой родилось совместное дитя, то развод шел бы дольше и тяжелее. И Никита одними преследованиями не отделался бы, он строчил бы на Надю жалобы в опеку, ходил бы по судам, прилюдно рыдал бы у ворот детского садика: вот, граждане, меня бывшая лишила общения с собственным ребенком!.. Хотя никто бы его общения не лишал, наверное, это просто характер у мужа такой – склонный к спектаклям на публику.
– Значит, мы должны составить дополнительное соглашение, – сказала Ольга.
– Я не против.
– Разумеется, никаких санкций не последует, если одна из нас нарушит какой-то пункт договора, но продумать каждую мелочь необходимо. Чтобы потом не таить обид друг на друга и… – Ольга не договорила, поскольку раздалась трель домофона. – Надя, ты кого-то ждешь?
– Не-ет…
– И я тоже. Это Никита, значит.
– Погоди, я вспомнила, это ко мне! – Надя выскочила в прихожую, сняла трубку переговорного устройства. – Кто там?
– Георг-Фридрих-Фердинанд-Филипп фон Гогенцоллерн, – услышала она меланхоличный мужской голос. – Ой, простите, заработался… Я просто Филипп, нуждаюсь в новом камзоле… То есть новых брюках.
Надя не знала, как ей на такое реагировать, она стояла ошеломленная, прижав трубку к уху. Потом не без труда произнесла:
– Прошу вас, Георг-Фридрих-Фердинанд-Филипп фон Гогенцоллерн, подымайтесь на четвертый этаж. Камзолы шьют именно там.
– Ты чего? – с ужасом прошептала Ольга, стоявшая рядом. – Это кто?!
– Да свои это, свои. Брат Катрины, помнишь…
– Какие свои, это псих!
Надя отмахнулась. Вероятно, двоюродный брат Катрины принадлежал к категории вечно хохмящих мужичков. И это как-то не соединялось с образом романтичного страдальца, который уже мысленно нарисовала для себя Надя.
Она распахнула дверь, и через минуту в прихожую вошел невысокий парень, вернее, довольно-таки молодой мужчина. Парнем он казался потому, что на нем красовались потертые джинсы и обычная белая футболка, но при внимательном рассмотрении становилось ясно, что гость не так уж и юн. Вьющиеся рыжевато-каштановые волосы были зачесаны назад и закрывали сзади шею. Довольно широкое лицо, пронзительные светло-карие глаза, обрамленные длинными и пушистыми светлыми ресницами… Худощавый, но какой-то подтянутый, спортивный, жилистый, что ли – поскольку сила чувствовалась в каждом его движении. Гость ничем не напоминал Катрину – вальяжную и трепетную даму. Хотя, впрочем, кое-чем напоминал – этим своим невысоким ростом. Вровень с Надей.
– Привет, это я, Филипп, – без тени смущения, каким-то будничным голосом произнес гость. – Сюда можно сесть? – Он указал на пуфик.
– Да, пожалуйста, – растерянно пробормотала Надя.
Филипп немедленно присел на пуфик и принялся натягивать на свои кроссовки полиэтиленовые бахилы, какие обычно выдают при входе в поликлинику.
– Руки где можно помыть? – опять спросил он.
– Туда…
Надя и Ольга последовали на кухню за Филиппом. Тот все с тем же невозмутимым выражением вымыл руки, оторвал квадратик бумажного полотенца, вытерся и привычным жестом, открыв дверцу у раковины, бросил смятый бумажный комок в мусорное ведро.
– Вы Надя?
– Нет, это Оля, моя компаньонка, а Надя – это я…
Ольга вдруг фыркнула и, ничего не сказав, ушла прочь, закрылась в своей комнате.
– Строгая какая, – заметил Филипп. – Ну, куда дальше идти?
– Вот в эту дверь. А, я вспомнила, Катрина говорила, что вы в «Скорой помощи» работаете! – засмеялась Надя. Ей вдруг и правда стало отчего-то смешно. – Бахилы, мытье рук…
– Привычка! – растопырил ладони Филипп. – А раздеваться надо?
– Зачем?..
– Ну как, мерить вам меня придется, для точности…
– Ничего, не ошибусь, приноровилась, – усмехнулась Надя. – Сюда, пожалуйста, встаньте. Ровно только. Я на вас посмотрю.
– Смотрите сколько угодно, смена у меня кончилась, и я никуда не тороплюсь.
– Не смешите меня, ладно? – попросила она. – Я хочу понять, какой фасон вам больше подойдет.
Филипп замер, глядя на Надю своими пронзительными, орехового цвета глазами. Кажется, мужчина даже перестал моргать.
– Я определилась, – где-то через минуту заявила Надя, у нее уже возникла идея, какой именно фасон больше подойдет Филиппу. – Сейчас нарисую эскиз, покажу. Или у вас свои пожелания?
– Нет у меня никаких пожеланий, – Филипп, наконец, расслабился, заморгал. – И, в общем, объяснять мне ничего не надо. Я в тех ситуациях, где я профан, сразу полагаюсь на мнение специалиста. И рисовать ничего не надо. Доверяю, полностью доверяю вам себя.
– И даже обсуждать ничего не хотите? – поразилась Надя.
– Нет.
– Прекрасно. Прямо праздник для портнихи… – улыбнулась Надя. – Ткань сами купите? У меня, если что, своя есть, я оптом покупаю. Могу все бумаги показать, сертификат, ценник…
– Зачем? Верю. Шейте из своего. И мне же легче – что, я по магазинам эти ткани искать буду… Я на такую мороку не подписывался.
– И цвет ткани вас не волнует?
– Нет.
– Ладненько. Сошью вам оранжевые брючки и зеленую рубашечку, – злорадно произнесла Надя.
– Всегда о таких мечтал, – серьезно произнес Филипп. – А то стоят у меня дома желтые ботинки без дела, поскольку не с чем их носить… А так хоть повод будет их выгулять!
– Вы не заказчик, а золото, – Надя потянулась за портновским метром, свитым в клубок. Развернула его во всю длину залихватским жестом.
– Немного робею, – глядя на метр в Надиных руках, все тем же серьезным, даже будничным тоном произнес Филипп. – Но надеюсь, мои параметры не представят сложности для такой опытной портнихи, как вы.
Надя не выдержала, засмеялась, почувствовала, как запылали щеки: ей показалось, что в очередной шутке Филиппа спрятан какой-то не совсем приличный намек. Потом она разозлилась на себя, на свой хохот – что так отреагировала бурно, показала тем самым гостю, что ей во всем мерещатся непристойности, и самой за себя стало стыдно. Но и он хорош: зачем непрерывно хохмить и стебаться?..