– Поезжай, – говорит мне жена. – Нам ничего сейчас не остается, как только ждать.
– Если это не утка и не чей-то трюк…
– Мы обсудим это еще раз.
Я подхожу к Миллисент и целую ее в лоб.
Она касается рукой моей щеки:
– У нас все будет хорошо.
– Как и всегда.
– Да.
Дети уже слышали новости. Мы планировали рассказать им все вечером, за ужином, но ребятам уже все известно. Интернет и друзья-приятели опережают нас с Миллисент.
Если Рори и взволнован, то вида не показывает. Его рука сжимает мобильник, связующую нить с его подружкой.
Лицо Дженны как каменное. Ее глаза, обычно такие выразительные, смотрят сквозь нас. Дочь не слушает нас и не слышит. Ее нет в комнате вместе с нами. Я не знаю, где она. Дженна ничего не говорит, пока мы с Миллисент пытаемся внушить ей то, что уже повторяли неделями: ты в безопасности.
Мне кажется, она нам не верит. Я даже не убежден, что сам верю нашим словам. Все, что Дженна считала правдой, оказалось неправдой. Оуэн никогда сюда не возвращался. Это был кто-то другой. А кто – никто понятия не имеет.
Я не могу винить дочь за молчание. Мне тоже хочется помолчать.
Пока мы ее уговариваем, Рори вскакивает и устремляется к лестнице. Уже набивая в телефоне какую-то эсэмэску. Дженна продолжает глядеть сквозь нас.
– Малышка? – дотрагиваюсь я до руки дочери. – Ты в порядке?
Дженна поворачивается ко мне, ее взгляд фокусируется:
– Это все была ложь. Убийца, возможно, никуда не уехал.
– Мы еще этого не знаем, – говорит Миллисент.
– Но такое ведь может быть.
Я киваю:
– Может быть.
Проходит минута, другая.
– Ладно, – произносит, наконец, Дженна, выдергивая руку из-под моей ладони. И поднимается: – Я пойду наверх.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
Мы с Миллисент провожаем дочь глазами.
Остаток вечера я провожу в Интернете, подыскивая для нашей семьи новое место жительства. Я просматриваю сайты о погоде, школах, стоимости жизни и, конечно же, новости. Так необычно – не знать, что будет дальше. С тех пор, как я написал Джошу первое письмо, большинство новостей меня не удивляли. Я уже знал содержание писем и мог догадаться, как их истолкуют. Даже сообщение о теле Наоми не стало для меня неожиданностью. Я не был в курсе деталей, но знал, что его найдут.
Единственное, что меня тогда удивило – это порезы бумагой.
Теперь иначе. Ничего знакомого. Ничего ожидаемого. И мне это не нравится.
52
Я смотрю новости по телевизору, как будто я в эту историю не вовлечен. Как будто я – просто зритель. И, поскольку я не в силах изменить ее ход, я только надеюсь. Каждый раз, когда я включаю новости, я надеюсь, что сестра Оуэна окажется лгуньей. Но в один из вечеров я стою на заднем крыльце, смотрю по мобильнику одиннадцатичасовой выпуск новостей и… Увы, Джош говорит иное.
Он вещает из студии – в пиджаке и галстуке. И его лицо выглядит так, словно он побрился за несколько минут до эфира. С самым что ни на есть серьезным видом Джош сообщает зрителям, что Дженнифер Рили возвращается в страну. Она хочет обелить имя брата.
У меня снова возникает желание отшвырнуть телефон. Но его перебивает скрип сбоку дома. Встав с крыльца, я всматриваюсь в темноту.
Рори.
Он все же продолжил убегать из дома после того, как я его застукал.
Или точнее: он смог и дальше ускользать из дома после того, как я его за этим застал. Интересно, сколько раз я его пропустил?
Сын замечает меня, едва его ноги касаются земли. Рори только выбирался из дома, а не возвращался обратно.
– О, – восклицает он. – Привет.
– Решил подышать свежим воздухом?
Ничего не признавая, сын пожимает плечами.
– Садись потолкуем, – говорю я.
Но вместо того, чтобы сесть на крыльцо, мы проходим вглубь двора. Там – между большим дубом и демонтированной игровой площадкой – стоит стол под зонтиком, для пикников.
– У тебя не так много мест, где ты можешь поговорить об отлучках из дома, – замечает Рори.
Еще несколько дней назад, когда Оуэн вроде бы исчез навсегда, такой комментарий меня бы не задел. Я и сам собирался поговорить с сыном о его первой девушке. Теперь я воспринимаю этот разговор как рутинную обязанность.
Я указываю на одну из скамеек:
– Сядь. А ну, сядь, я сказал.
Рори садится.
– Во-первых, говорю я, – ты, наверное, заметил, что у твоей сестры проблемы. Ты – ее единственный брат. И, я думаю, ты не хочешь, чтобы ей стало хуже?
Рори мотает головой.
– Конечно, не хочешь. Я в этом уверен. И поэтому ты не расскажешь ей свою версию о том, будто бы я обманываю твою мать.
– Версию?
Я смотрю сыну прямо в глаза.
Он снова мотает головой:
– Нет, я не собираюсь ей этого рассказывать.
– Я также понимаю, что ты не сравниваешь себя со мной, хотя тоже норовишь улизнуть ночью из дома. Потому что ты более чем вдвое моложе меня. И повзрослеешь еще не скоро. Ты не должен сбегать из дома.
Рори кивает.
– Что? – уточняю я.
– Я и не думал сравнивать себя с тобой.
– И я также знаю, что на мой вопрос, куда ты бегаешь по ночам, ты не ответишь мне – «потусить с Дэниэлом». Потому что ты идешь сейчас не к Дэниэлу, так?
– Да.
– Ты сбегаешь из дома, чтобы увидеться с Фейт Хаммонд.
– Да.
– Отлично. Я рад, что мы все прояснили.
Мобильник Рори вибрирует. Сын переводит глаза с телефона на меня.
– Давай ответь.
– Да все нормально.
– Не заставляй Фейт ждать.
Рори проверяет мобильник и посылает эсэмэску, смахивая с глаз рыжие пряди. Фейт сразу же отвечает, и он отправляет ей еще одно послание. Общение продолжается, и я жду, пока сын снова не кладет мобильник на стол. Экраном вверх.
– Извини, – говорит он.
А я вздыхаю.
Я на Рори совсем не сержусь. Он – просто ребенок, мальчишка, который внезапно открыл для себя, что девчонки не такие уж и плохие. Он привык повторять, что они «противные, гадкие и, в большинстве своем, уродины». Эта цитата из книжки, которую Рори прочел, всегда вызывала у меня улыбку. Я поворачивался к Миллисент и говорил: «Это ты водишь их в библиотеку каждую неделю». Если мы в это время были на кухне, она замахивалась на меня полотенцем. Однажды она хлестнула им меня так сильно, что поранила руку. Ранка была крошечная – так, слабый надрыв кожи. Но Рори был впечатлен своей матерью. И гораздо меньше мной.
И вот теперь он выбирается тайком по ночам из дома, чтобы встретиться с маленькой блондиночкой по имени Фейт.
– Она тоже сбегает из дома? – спрашиваю я. – Вы встречаетесь где-то на стороне?
– Иногда. Но я могу и залезть к ней в окно.
Мне хочется запретить ему это делать, повесить на его окно замок, позвонить родителям Фейт и сказать им, что наши дети еще слишком юные и все это слишком опасно. Оуэн мертв, но убийца на свободе.
Это неправда. Но я должен притворяться. Так же, как я притворяюсь, что не помню своей первой девушки.
– Вы должны перестать видеться по ночам, – говорю я сыну. – Ты же смотришь новости. Это слишком опасно для вас обоих – гулять где-то ночью одним.
– Да, я понимаю, но…
– Тебе вообще не следует смываться из дома. Если бы я рассказал об этом твоей матери, она бы заперла твое окно на замок и установила бы по всему дому камеры.
Брови Рори выстреливают вверх:
– Она что – не знает?
– Если бы она знала, ты был бы наказан до окончания колледжа. Как и твоя подружка.
– Ладно, мы не будем.
Я делаю глубокий вдох. То, что я сердит, не значит, что я безответственный.
– И, раз уж у тебя появилась подружка, ты должен…
– Па, я знаю, как покупать презервативы.
– Хорошо-хорошо. Значит, договорились? По ночам только общение эсэмэсками. А свидания днем.
Рори кивает и быстро встает, как будто боится, что я передумаю.
– Еще один вопрос, – говорю я. – Только ответь мне прямо.
– Ладно.
– Ты употребляешь наркотики?
– Нет.
– А травку куришь?
Рори мотает головой:
– Клянусь, нет.
Я отпускаю его. Именно сейчас у меня нет времени выяснять, врет ли он или нет.
Когда я не смотрю новости, я могу думать только об одном – не упустили ли мы чего. Я думаю, как нас с Миллисент могли бы вычислить. Все эти криминалистические уловки, ДНК, отпечатки, волокна – все, что я видел в кино, – все это крутится у меня в голове. Хотя я прекрасно понимаю, что зацикливаться на этом бессмысленно. Против меня улик нет. Я ни разу не обмолвился хотя бы словом с Наоми. И уж тем более – не притрагивался к ней. Все улики, какие только могут оказаться в распоряжении полиции, укажут на Миллисент.
И вот я впервые вижу сестру Оуэна по телевизору. Оуэну было за тридцать, когда он убивал. Сейчас ему было бы около пятидесяти. Дженнифер выглядит моложе; ей сорок с чем-то. У нее такие же голубые глаза, а волосы, хоть и светлые, но более грязного оттенка. И она настолько худощава, что ключица прямо выпирает наружу. Как, впрочем, и вены на шее. Говорят, что телекамера прибавляет людям фунтов десять веса. Если это так, то в жизни Дженнифер должна быть худой, как палка.
Она на всех экранах в клубном доме, куда набилась тьма народу, чтобы за еще одним коктейлем посмотреть пресс-конференцию с ее участием.
По одну руку от Дженнифер – начальник полиции, по другую – медэксперт. У одного на голове есть волосы, у другого нет. Но брюхи у них одинаково большие.
Дженнифер говорит, что она – сестра Оуэна Оливера Рили и что все мы заблуждаемся относительно недавних убийств.
– Я могу доказать, что Оуэн никого не убил за последние пять лет. Я проделала весь этот путь назад для того, чтобы убедить вас: мой брат мертв, – Дженнифер поднимает лист бумаги и говорит, что это свидетельство о его смерти, подписанное коронером в Великобритании и удостоверенное государственной печатью.