60
Узнав о том, что у Рори есть подружка и он не раз сбегал к ней из дома на свидания, Миллисент собирается встретиться с родителям Фейт и обсудить с ними сложившуюся ситуацию. Хаммонды – ее клиенты. И, конечно же, они соглашаются, что нам необходимо пообщаться за ужином. Ни Рори, ни Фейт на ужин не приглашаются.
Мы с женой едем в ресторан – традиционное заведение с белыми скатертями на столах и качественной, вкусной едой. Его выбрали Хаммонды, не Миллисент.
– Они разумные люди, – говорит жена.
– Не сомневаюсь в этом, – поддакиваю я.
Когда мы приезжаем в ресторан, Хаммонды уже ждут нас за столиком. Хэнк Хаммонд – невысокий блондин, как и его дочь. Корин Хаммонд – ненатуральная блондинка и выше его ростом. Супруги в классических костюмах встречают нас вежливыми улыбками. Мы сразу принимаемся за еду. Вина никто не заказывает.
Голос Хэнка вдвое мощнее его тела.
– Фейт – хорошая девочка. Она никогда не отлучалась без спроса из дома до встречи с вашим сыном, – заявляет он.
Мяч на нашей стороне. Я почти его вижу. Миллисент улыбается – вежливо-елейно:
– Я могу сказать то же самое о вашей дочери, но мы здесь не для того, чтобы кого-то обвинять.
– А я и не обвиняю. Я говорю о том, что им надо держаться друг от друга подальше.
– Вы хотите запретить Рори и Фейт видеться?
– Фейт уже запрещено встречаться с вашим сыном вне стен школы, – говорит Хэнк. – А вот их встреч в школе, конечно, не избежать.
– Вы можете организовать для своей дочери обучение на дому, – предлагает Миллисент. – Тогда наши дети точно никогда не встретятся.
Я кладу руку на руку жены. Она ее стряхивает.
– Пожалуй, это вашему сыну нужно домашнее обучение, – говорит Хэнк.
Корин согласно кивает.
– Вы на самом деле полагаете, что своими запретами добьетесь того, что ребята не будут встречаться? – спрашивает Миллисент.
– Наша дочь будет делать то, что я ей скажу, – утверждает Хэнк.
Я чувствую, как Миллисент прикусывает язык. Потому что я делаю то же самое.
Напряженное молчание прерывает Корин. Ее голос грубее, чем я думал.
– Это для их же блага, – говорит она.
Миллисент переводит взгляд на Корин и, выдержав паузу, произносит:
– Я не привыкла запрещать своим детям что-то делать.
Ложь.
– В этом наше различие, – пожимает плечами Хэнк.
– Может, вернемся к теме нашего разговора? – предлагаю я. – Не думаю, что нам стоит углубляться в дискуссию о воспитании детей.
– Безусловно, – говорит Хэнк. – Значит, вы постараетесь, чтобы ваш сын держался подальше от нашей дочери. И на том порешим.
Официант приносит счет. Миллисент хватает его раньше Хэнка и передает мне со словами:
– Вот и поговорили.
Ужин заканчивается лаконичным «До свиданья».
По дороге домой Миллисент не произносит ни слова.
Рори встречает нас на пороге. У него растянуто сухожилие, он не может играть в гольф. И он подавлен. Фейт – единственное, что у него сейчас есть. Или он думал, что есть. Я не знаю, что с ним будет, когда он узнает, что потерял и ее.
Но мы ведь не обязаны сообщать это Рори. Миллисент подходит к сыну и касается рукой его щеки.
– Все хорошо, – говорит она.
– Хорошо? Правда?
– Только не убегай больше из дома.
– Обещаю.
Рори убегает к себе с телефоном – позвонить Фейт, которая, наверняка, уже получила совсем другой наказ от своих родителей.
Миллисент мне подмигивает.
Интересно – так некоторые девушки учатся коварству и хитрым уловкам? От других матерей?
На следующий день нам звонят из школы. Не из-за Рори. А по поводу Дженны. На этот раз речь не о холодном оружии или проблемах с животом. А об ее успеваемости.
Дженна всегда была хорошей ученицей. Но в последний месяц ее оценки понизились. Сегодня она не сделала домашнее задание. И даже не извинилась перед учительницей.
Мы с Миллисент в недоумении. Дженна так прилежно училась, что я даже не проверял еженедельные отзывы преподавателей в сети. После бурного обмена эсэмэсками и звонками мы решаем поговорить с дочерью после ужина.
Миллисент заводит разговор с рассказа о звонке из школы. А затем говорит:
– Объясни нам, что происходит.
В ответ Дженна только мычит, покашливает и мотает головой.
– Я не понимаю, – продолжает Миллисент. – Ты всегда прекрасно училась.
– А смысл? – обретает голос дочь. Она встает с кровати и начинает ходить по комнате. – Зачем это мне, если кто-то может взять и запереть меня в подвале и там истязать и мучить меня?
– Никто с тобой такого не сделает, – говорю я.
– Те мертвые женщины тоже так думали.
Еще один удар под дых. Как будто тебе заехали ледорубом.
Миллисент делает глубокий вдох.
После встречи с Клэр Дженна вроде бы оправилась. Она все время повторяла, что хочет стать следователем. Но все изменилось, когда мы узнали про церковь. Мы стараемся логическими доводами побороть ее страх. Но тщетно. Все, что нам удается, – это взять с дочери обещание, что она будет исправно делать все домашние задания и вежливо разговаривать с учителями.
Когда мы выходим из комнаты Дженны, я замечаю открытый ноутбук на ее кровати. Она проверяла, сколько женщин похищают и убивают каждый год.
Миллисент хватается за телефон, пытается найти другого доктора.
И это происходит на третий день после обнаружения церкви. Никаких свежих новостей о ней нет. Клэр каждый вечер проводит пресс-конференции, повторяя на них то, что нам уже известно.
Четвертый день начинается с лая собаки. У нас в округе их несколько. И определить, которая из них меня будит, невозможно. Но собака не перестает лаять.
Я сажусь на постели: почему мне не пришло это в голову раньше!
Собака! Конечно!
Большой и сильной собаки достаточно, чтобы Дженна ощутила себя в безопасности и защищенной. Собака даже лаем предупредит о приближении чужого человека.
Я готов побить себя за то, что не додумался до этого раньше. Собака могла бы решить многие наши проблемы.
В кои веки я встаю до Миллисент. Когда она спускается в своем спортивном костюме для утренней пробежки, я уже пью кофе и изучаю собак в Интернете. При виде меня жена застывает на месте как вкопанная.
– Мне следует поинтересоваться, почему ты…
– Смотри, – говорю я, указывая на экран. – Это помесь ротвейлера и боксера. Он в приюте.
Миллисент берет из моих рук кофе и делает глоточек.
– Ты хочешь завести собаку.
– Для детей. Чтобы защитить Дженну и удержать Рори от лазания в чужие окна.
Жена смотрит на меня и кивает:
– Великолепная идея.
– Иногда меня осеняет.
– А кто будет ухаживать за этой собакой?
– Как кто? Дети.
Миллисент смеется.
– Ну, раз ты говоришь.
Я расцениваю эти слова как согласие.
В перерыве между уроками я останавливаюсь возле собачьего приюта. Приятная женщина проводит мне «экскурсию», а я объясняю ей, какую собаку мы ищем. Она рекомендует несколько разных собак, в том числе – и того пса, что я уже присмотрел на сайте приюта – помесь ротвейлера и боксера. Его кличка – Диггер. Женщина говорит, что он будет хорошим другом семьи, но детям лучше сначала приехать в приют и познакомиться с ним. Я обещаю ей, что вернусь. Пес немного заряжает меня оптимизмом.
По дороге домой я заезжаю в кафе – выпить холодный кофе с булочкой. В ожидании заказа я сижу за столиком у окна и смотрю по телевизору очередную пресс-конференцию Клэр Веллингтон. Слова бегущей строки заставляют мое сердце екнуть:
В СТАРОЙ ЦЕРКВИ ОБНАРУЖЕНЫ НОВЫЕ ТЕЛА.
А, когда официантка ставит передо мной чашку кофе, я слышу голос Клэр:
– …тела трех молодых женщин были найдены в цоколе церкви.
Остальную часть пресс-конференции я дослушиваю на парковке по радио.
Три женщины. И все убиты недавно.
Наверное, криминалисты неверно установили время смерти. Не может быть, чтобы кто-то захоронил там тела, когда Линдси была еще…
– Состояние двух тел из трех позволило экспертам определить, как эти женщины были убиты. Как и все остальные, они были задушены. И на телах также имеются следы истязаний.
Я почти задыхаюсь, а Клэр не останавливается:
– Мы также обнаружили слова, написанные на стене подвала, за полкой. ДНК-тесты еще не готовы, но группа крови совпадает с группой крови Наоми.
Когда Клэр упоминает о словах на стене, мое сердце замирает.
«Тобиас. Глухой».
61
Наоми не могла написать имя Тобиаса. Она с ним не встречалась.
Я прокручиваю новости в голове, пытаясь понять, как эти слова могли там появиться. Тобиаса знала Линдси. И она знала, что он глухой.
Но ее тело нашли до исчезновения Наоми. Они не могли пересечься и обменяться такой информацией.
Остается Миллисент.
Но это полная бессмыслица. Все – какая-то бессмыслица.
Я отъезжаю от кафе, дослушивая по радио пресс-конференцию. Когда она заканчивается, тему подхватывают дикторы. Они снова и снова повторяют эти слова на стене.
Тобиас.
Глухой.
Наоми не знала о существовании Тобиаса.
О нем знала Линдси.
И Миллисент.
Я останавливаюсь на обочине дороги. В голове такой туман и хаос, что я не могу думать и управлять машиной одновременно.
Тобиас.
Глухой.
Я выключаю радиоприемник и закрываю глаза. Перед ними – одна сцена: Наоми в подвале церкви, прикованная цепями к стене. Я пытаюсь вытряхнуть ее из головы и рассуждать здраво. Но я снова вижу ее – скрючившуюся в углу, грязную и окровавленную.
Меня начинает подташнивать. К горлу подступает желчь. А потом я ощущаю ее во рту. Я выхожу из машины, и в этот момент звонит мой мобильник.
Это Миллисент.
Она уже говорит, когда я отвечаю на звонок.
– Колесо спустило? – спрашивает она.