Лада с трудом сглотнула. В ее горле образовался болезненный комок. Она не могла винить Мехмеда за то, что он привязался к человеку, который увидел его, который выдвигал к нему высокие требования и помогал достичь большего. Жизнь без цели была одинока и холодна.
Она разжала кулак, сжимавший мешочек у нее на сердце, и хриплым голосом сказала:
– И все-таки он самый скучный из всех живущих на земле.
Мехмед засмеялся. Раду, напротив, оставался отстраненным и молчаливым.
Вспышки света продолжали пронзать небо и порой пролетали так быстро, что Лада не успевала проследить их путь. Мехмед протянул руки ладонями кверху к Дракулешти по обеим сторонам от него. Раду взял его за руку. Лада не пошевелилась, но когда Мехмед опустил ладонь на ее руку, не отстранилась.
Раду поднял свободную руку, как будто желая поймать падающую звезду.
– Так грустно, что им приходится умирать.
Глаза Лады так долго оставались открытыми, что наполнились слезами, и одна слезинка выползла из уголка ее глаза и скатилась в волосы. Эта ночь, здесь, с Мехмедом и Раду, под открытым небом, казалась ей сном, который она боялась спугнуть. Но звезды были настоящими, и она не хотела упустить ни одну из них.
– Если бы они не сгорали, мы бы и не знали, что они там были.
– Я рад, что мы здесь, – сказал Мехмед.
Лада раскрыла рот, чтобы согласиться, но в ужасе прикусила язык. Она не была рада. Она не могла быть рада. Радоваться – означало предать себя и свой дом, это было бы величайшей подлостью, какую она только могла совершить. Чем раньше ты прекратишь бороться, раздался в ее голове голос Мары, тем проще тебе будет жить.
Жить здесь становилось проще. Она не должна была этого допустить.
– Я хочу домой, – сказала она, села и вытащила руку из-под ладони Мехмеда. Место, согретое его ладонью, неприятно охладил ветер.
– Может, останемся еще ненадолго? А потом пойдем обратно.
– Нет! Я хочу домой. В Валахию.
Мехмед медленно сел, уставившись на землю. Раду не двигался и молчал.
– Почему ты хочешь вернуться? – спросил Мехмед.
Лада издала сдавленный смешок. Как она могла только что ощущать с ним близость, если он задает такие вопросы? Он ее совсем не знал.
– Потому что там мое место. Ты сам сказал, что никого не волнует, что ты делаешь. Отправь меня обратно.
Он встал и повернулся к ней спиной.
– Не могу.
– Можешь! Разве твой отец хоть раз интересовался нами? Или кто-то еще? Никто и не помнит о нашем существовании! Мы – пустое место. – Как же мало значила Валахия! О них забыли даже как о предмете шантажа.
– Мой отец рассердится.
– Ему будет все равно. А если и рассердится – что с того? Он ведь не отправит тебя к главному садовнику. Он уже прогнал тебя сюда. Что еще он может сделать?
– Довольно! Я же сказал, что не могу.
– Не можешь или не хочешь? – Лада встала, качая головой. Она не хотела этого, не хотела испытывать чувства к Мехмеду или переживать из-за него. – Тебе так отчаянно хочется иметь друзей, что ты будешь держать нас в плену?
– Да не нужны вы мне! Никто мне не нужен!
– Тогда докажи это и отправь меня домой!
Мехмед подошел к ней, и его лицо оказалось так близко, что она видела его глаза в темноте.
– У меня нет власти! Это ты хочешь услышать, Лада? Я не смогу достать для тебя лошадь и провизию, а уж тем более обеспечить тебе безопасное путешествие в Валахию. Никому нет дела до того, что я тут делаю, потому что я не могу ничего сделать! Если тебе так хочется уйти от меня, сделай это сама! – Мехмед повернулся и исчез в темноте.
– Да что с тобой такое? – спросил Раду, едва сдерживая слезы. – Почему ты разрушаешь все хорошее, что у нас здесь есть?
– Потому что, – сказала Лада безразличным тоном. Она внезапно ощутила жуткую усталость, потянувшую ее к земле. – У нас ничего нет. Неужели ты этого не видишь?
– У нас есть Мехмед!
Лада взглянула вверх. Звезды в ночи были неподвижны, тихи и холодны. Огонь покинул небо.
– Этого мало, – сказала она.
18
Раду сидел за спиной Лады, расчесывая ее волосы и призывая их к покорности. Лада зашипела на него и шлепнула по рукам.
– Сиди тихо, – сказал Раду, не обращая внимания на шлепок. Они сидели у самого камина, а толстый ковер под ними почти не спасал от пронизывающего холода горы, на которой стояла крепость.
Дверь их смежной комнаты резко распахнулась. На пороге стоял Мехмед, бледный, с округлившимися от ужаса глазами. Раду затрепетал от радости: этой зимой Мехмед их почти не навещал, после того, как Лада так жестоко повела себя тогда ночью на горе. Теперь Лада обучалась одна. Хотя Раду посещал уроки вместе с Мехмедом, их отношения стали формальными. Раду ненавидел дистанцию, возникшую между ними, и ненавидел Ладу за то, что она стала ее причиной.
Но восторг Раду быстро улетучился, когда он понял, что что-то не так. Он положил щетку для волос и бросился к Мехмеду. Проводив его до подушки, Раду налил воды в чашку и протянул ее Мехмеду.
– Что стряслось? В чем дело?
– Мои братья, – сказал Мехмед, рассеянно глядя в чашку. – Мои старшие братья мертвы. Оба. Уже много месяцев. Никто мне не говорил.
– О, Мехмед, мне так жаль! – Раду обнял Мехмеда за плечи и прижал к себе. Мехмед немного расслабился. Эта близость после долгих недель охлаждения наполнила Раду таким восторгом, что его хватило бы, чтобы обогреть всю комнату.
– Ты вообще знал своих братьев? – Лада вызывающе вскинула голову, играя со своими волосами, непривычно аккуратно причесанными.
Мехмед покачал головой.
– Нет, почти не знал. Их матери были важными женами. Их растили, готовя занять престол. – Мать Мехмеда была наложницей, рабыней. Мехмед говорил о ней нечасто, но когда говорил, Раду слушал его с завистью. Он скучал по своей няне. И по образу матери.
Лада села ровно, внезапно почувствовав интерес.
– А теперь?
– Теперь они мертвы. И мой отец, наконец, заключил мир с Хуньяди. Он устал, его сердце на пределе, и ему хочется лишь одного – удалиться в свое имение в Анатолии и провести там остаток дней, забывшись, беседуя и выпивая со своими философами. – Мехмед указал на пачку пергамента, которую сжимал в руке. Лада встала и взяла ее, изучая содержимое. Голова Мехмеда продолжала лежать на плече у Раду. Раду стоял так неподвижно, как только мог, хотя уставшие мышцы умоляли его сменить позу. Но он боялся, что малейшее его движение спугнет Мехмеда, как птичку.
Лада опустилась на ближайшую подушку и перечитала письмо.
– Он отрекся от трона. В твою пользу. Он передает тебе титул султана под знаменем нового мира.
Пол ушел у Раду из-под ног. В комнате царила тишина, но в его ушах засвистел ветер. Мехмед – его Мехмед – получает трон Османской империи, одной из величайших держав мира. Этот титул возлагают на его плечи как драгоценное, священное облачение. Чем это обернется для Раду и Лады? Позволят ли им остаться с Мехмедом?
Или это означает, что Мехмед отправит их обратно в Валахию?
Раду был не уверен, что ему этого хочется.
– Я был третьим в роду. Никто и не предполагал, что я стану наследником. Кроме того, я слишком юн. Мне всего двенадцать! – Рука Мехмеда задрожала. Вода выплеснулась из чашки.
Раду мягко забрал у него чашку и поставил на стол. Затем сжал руки Мехмеда.
– Что ты собираешься делать?
– Ничего я не могу сделать.
Лада встала, швырнула пергамент на пол и растоптала его. Раду было страшно, а Лада была в ярости.
– Очень даже можешь! Ты можешь перестать сидеть здесь, дрожа от страха. Ты можешь встать, почувствовать себя главным, надеть свои лучшие одежды и отправиться в Эдирне, как султан.
Мехмед поднял голову и встретил ее взгляд. В его глазах стояли слезы.
– Ты не понимаешь. Придворные – они никогда меня не примут. Я не должен был стать султаном. Они меня сожрут. У меня нет союзников, ни одного человека на моей стороне.
Лада злобно улыбнулась и произнесла своим самым насмешливым тоном:
– Значит, я все-таки была права. Я-то думала, что вера – твоя величайшая сила.
Лицо Мехмеда стало каменным.
– Моя вера и есть моя сила.
– Значит, на твоей стороне твой бог. Что сможет против этого двор, полный психопатов и соперников? Завернись в броню своей веры. Займи свой трон.
Мехмед оттолкнул руки Раду и встал, расправив плечи и выпрямив спину. Он посмотрел на Ладу сверху вниз. За тощим телом, за лицом, которое только начинало превращаться в мужское, Раду увидел сияние того, кем мог бы стать Мехмед. Он вздрогнул.
– Я буду султаном, – прорычал Мехмед. – Заняв трон, я стану рукой Господа на земле. Я осуществлю предназначение, предсказанное Пророком Мухаммедом, мир праху его, и вы узнаете, что он был прав. – Он снова ссутулился, и огонь в его голосе угас. – Но мне нужно больше времени. Я не хочу просто занять трон. Я хочу распоряжаться им.
– Как, по их мнению, ты должен руководить страной? – спросил Раду и тотчас же добавил, боясь обидеть Мехмеда. – Ты станешь великим правителем. Это правда: рука Бога дарует тебе трон. – Сказав это, Раду понял, что так оно и есть. Он видел, каким Мехмед был и каким мог стать. Мехмед был умным и искренним, талантливым и сильным. Когда они молились вместе, Раду ощущал молитву глубже, чем когда молился в одиночестве, как будто душа Мехмеда была сильнее, чем душа любого вокруг.
Лада барабанила пальцами по подбородку:
– Думаю, мы можем помочь. Твой отец отрекается от трона из-за мира с Хуньяди, да?
Мехмед кивнул, нахмурился и с любопытством посмотрел на Ладу. Раду закрыл лицо руками и застонал. Он слишком хорошо знал свою сестру. Ничего хорошего ее помощь, какой бы они ни была, не предвещала.
– Отлично, султан Мехмед. Пойдем и потребуем твой трон. – На лице Лады заиграла улыбка, которой позавидовал бы волк. – Твой отец чувствовал себя в такой безопасности, что отрекся от трона только из-за мира? Значит, заняв престол, мы развяжем войну.