– Раду – один из моих учеников. Раду, это – главный евнух, – сказал мулла Гюрани.
Раду знал, что это какой-то титул, но не знал, какой уровень уважения он должен продемонстрировать. Смущенный, он спросил:
– А что такое евнух?
В первый раз на его памяти мулле Гюрани стало не по себе.
Однако главный евнух жестом подозвал Раду к себе.
– Пройдись со мной, и я тебе все расскажу.
Раду стоял по шею в воде, потом опустился на колени, оставив над водой только глаза и нос. Обступивший его пар застилал сине-белые узоры кафеля, и все вокруг слилось в дурманящие пятна жара и цвета. В Валахии они купались только летом, когда оставались на берегах Арджеша. Остальное время мылись в одежде в тазах. Ванные были роскошью османов, и он этой роскошью наслаждался.
Ладу такие удобства не были доступны. Хотя в дворцовой ванне были определенные часы, выделенные для женщин, Лада ими не пользовалась. Существовала и отдельная ванная для женщин, но она находилась в гаремном комплексе. Лада, конечно, не могла и не собиралась туда заходить. Раду слышал рассказы о женщинах, которые входили в гарем для того, чтобы развестись с мужьями. Главный евнух знал столько историй, сколько не знал ни один житель города, и Раду любил их слушать.
Ладу это не интересовало. Все свободное время она проводила с солдатами, в окружении их грубых шуток и дурных ароматов. Раду свое время посвящал изучению священных писаний и наставлений Пророка. Ощущение, которое ему дарили священные слова, он мог сравнить разве что с долгими вечерами, когда он сидел у огня со своей няней, защищенный и огражденный от мира. Он не мог точно описать это чувство и изо всех сил скрывал его от Лады, но, услышав призыв к молитве, он каждый раз чувствовал себя как дома.
Он хотел еще раз все обдумать и подучить слова обращения, которые он столько раз произносил в своем сердце, но никогда – вслух, поэтому был рад, что выдалась возможность побыть одному в купальне. Он всегда приходил сюда в самое неудобное время, чтобы избежать толпы. У него начали расти волосы в новых местах, а ноги болели и ныли каждую ночь, растягиваясь и отвоевывая его у детства. Кроме того, теплая вода оказывала любопытный эффект на его мужской орган. Он этому очень радовался, но предпочитал переживать это в одиночестве.
Бедные евнухи. Главный евнух рассказал ему, что оказаться кастрированным и проданным – таково было единственное будущее, какое могли предложить ему родители. Раду считал, что это не слишком гуманно. Да, главный евнух отвечал за целый гарем, получал власть и доступ к внутренним процессам империи, но какой ценой!
Раду закрыл глаза, отпустив все накопившееся внутри напряжение. Его руки расслабленно лежали на поверхности воды.
Тут кто-то схватил его за щиколотки и утащил под воду.
Раду запаниковал и стал пинаться, испуганно и отчаянно, вспомнив времена, когда Мирча держал его голову в фонтане, пока у него не темнело в глазах, а легкие едва не взрывались от нехватки воздуха. В голову Раду прокралась ужасная мысль. Что, если Мирчу убили в бою, и он прислал свой дух, чтобы захватить с собой Раду?
От его крика по воде пошли пузыри. Ступня Раду уперлась в чье-то плечо, и он выгнулся и освободился. И, отплевываясь, вынырнул из воды.
Рядом с ним неожиданно возник Мехмед. По его лицу стекала вода, а белые зубы сверкали. Это Мехмед подшутил над ним, а не Мирча. Смех Мехмеда эхом разошелся по комнате и заполнил ее так, что они оказались завернуты в этот смех, как в кокон.
Раду казалось, что он как будто вдыхает смех Мехмеда. Теплый и звучный, он наполнил его легкие и осел на коже.
– Ты меня напугал. – Его онемевший язык отказывался повиноваться. Он не видел Мехмеда много дней, а наедине с ним не бывал уже несколько недель.
– Да, я заметил. – Губы Мехмеда скривились в игривой усмешке. – Ты выглядел так, будто вот-вот уснешь. Я испугался, что ты утонешь.
– Ну, тогда спасибо за то, что не дал мне утонуть, утащив меня под воду в попытке меня утопить.
Мехмед церемонно поклонился. Он выглядел легкомысленным и веселым, а его щеки алели ярче, чем могли алеть от жара. На войне все было не совсем гладко, несмотря на то, что его отец время от времени брал бразды правления в свои руки.
– Хорошие новости? – Грудь Раду наполнилась надеждой. Это было странное чувство, и он не знал, что с ним делать. Надеялся ли он, что войска Мехмеда одержат победу? Было ли это предательством – зная, что войска возглавляет его брат? В случае победы османов возрастет ли вероятность того, что Ладу и Раду убьют за измену отца? Видя облегчение, сияющее в черных глазах Мехмеда, Раду знал, на что он надеялся: он надеялся на лучшее для своего друга. Чем бы это ни было чревато для него.
Мехмед вскинул руки и по-детски радостно хлопнул в ладоши. С тех пор, как они вернулись в Эдирне, с ее политикой, обязательствами и войной, Мехмед держался твердо и прямо, как кол. Раду рассмеялся, увидев, что его друг расслабился и снова стал собой.
– Мой отец одержал победу в Варне. Крестовый поход разгромлен. Хуньяди бежал как пес, а голова венгерского короля теперь путешествует на острие копья моего отца!
Раду улыбнулся так искренне, как только смог, но его ум продолжал тревожиться о том, что это может означать и чем может обернуться для него.
– Твоего отца там не было, – задумчиво добавил Мехмед.
Раду приложил руку к груди и произнес самым будничным и шутливым тоном, усилием воли подавив в себе все, что чувствовал на самом деле:
– Моего отца, труса? Он пропустил сражение, в котором поддерживал обе стороны? Я ошеломлен.
– О судьбе Мирчи мне ничего не известно.
– Его судьба мне безразлична, – заявил Раду, но его голос предательски дрогнул.
Мехмед положил ладонь на плечо Раду, и это прикосновение одновременно и утешило, и взволновало его. Раду вдруг почувствовал себя настоящим – таким, каким всегда хотел быть.
– Все образуется, – сказал Мехмед. – Появится новый договор. А мой отец желает, чтобы я оставался на троне. Я… я думаю, что готов. Знаю, наш план был не таков, но последние недели изменили ход моих мыслей. Я этого хочу. По-моему, я могу быть султаном.
В конце фразы его голос слегка поднялся, как будто скрывая вопрос.
– Думаю, – сказал Раду и положил ладонь на плечо Мехмеда, – ты будешь величайшим султаном всех времен.
– Лада в меня не верит, – на губах Мехмеда появилась кривая усмешка. – Она не верит ни в кого, кроме себя.
Раду покачал головой, думая о пространстве между ними и о том, что их тела соединяет вода. В это мгновение он чувствовал себя таким спокойным и счастливым, и ощущал с Мехмедом такую близость, какой не ощущал ни с кем другим.
– Я верю в тебя достаточно, чтобы хватило на нас двоих. – Раду знал, что Мехмед справится. И он будет рядом, поможет ему. Лада тоже поможет, хоть и говорит, что ненавидит жизнь в Эдирне. Их мир и их будущее представлялось ему парящим потолком мечети. Устремленным вверх.
Мехмед торжественно кивнул.
– Не беспокойся об отце. Пока я на троне, вы под моей защитой. Я позабочусь о том, чтобы вас никто не тронул.
Раду с облегчением закрыл глаза. Наконец-то он был кому-то дорог настолько, что тот стремился его защитить. Кто-то, обладавший для этого необходимой властью. Это было утешение совсем другого толка, чем обещание Лады, что если его кто-то и убьет, то только она сама. Отведя взгляд в сторону и стараясь скрыть волнение, а также слезы, скопившиеся в уголках глаз, Раду кивнул.
– Но… может быть, ты сделаешь так, чтобы наш отец не узнал, что мы в безопасности.
Брови Мехмеда вопросительно поднялись.
– Он не заслуживает того, чтобы его успокаивали. Пусть считает, что он нас убил. Пусть отравится чувством вины, если он вообще способен его испытывать.
– Хорошо. Хотя я рад слабости твоего отца. Если бы не его слабость, я был бы лишен твоей дружбы. И дружбы Лады.
Раду лучезарно улыбнулся.
– Я тоже рад.
Он не успел заметить, как серьезное выражение лица Мехмеда сменилось озорным, прежде чем лодыжка Мехмеда зацепилась за лодыжку Раду, и Мехмед сунул голову под воду.
Раду закашлялся и встал на ноги, а Мехмед, громко смеясь, отошел от него по воде. Раду погнался за Мехмедом, и в это мгновение пар, такой густой, что казался живым, расступился, явив его взору мужчину, незамеченным сидящего в углу ванной.
Мужчина наблюдал за ними.
Пар снова закрыл его, но Раду успел разглядеть его лицо. Халил-паша. Смех Мехмеда продолжал звенеть в купальне, и его эхо отскакивало от стены к потолку и обратно, звуча как набат.
21
– И Хуньяди бежал, – сказала Лада, скакавшая верхом рядом с Николае. – Как заяц от ястреба.
Она задумчиво покачала головой.
– Венгерский король погиб, и теперь всюду хаос. Наверное, у Хуньяди есть все шансы занять престол.
– Думаешь, он хочет править Венгрией?
Лада фыркнула.
– Нет, он хочет защитить Европу просто из любви к ней и во имя Христа. Конечно, он хочет править. – Она откинулась в седле и прищурилась от солнца. Как здорово, что янычары вернулись! Без них она едва не сошла с ума от безделья. Однако она не знала, на какой исход надеяться. Желать победы османам? Или Хуньяди и ненавистному Мирче?
Теперь это не имело значения, поскольку все уже было решено. В связи с гибелью нескольких ключевых персон Ильяш возглавил более крупную армию, в которую входили войска янычар, сопровождавшие Мехмеда из Амасьи. В имперских войсках насчитывалось несколько тысяч янычар, и всего несколько сотен воинов, расквартированных с Мехмедом в Амасье. Ильяшу повезло с этим продвижением по службе, но Лада знала, что он предназначен для более великих задач.
– Хотелось бы мне там быть, – сказала Лада.
Николае мрачно рассмеялся.
– А мне бы не хотелось. Но если бы ты там была, маленький дракон, то на чьей стороне бы боролась?
– На моей собственной.