– Не смейся над ним!
– Мы потеряем все, Раду. – Голос Лады дрожал, и Раду испугался, что если сейчас взглянет на ее лицо, то увидит, что она плачет. Этого он боялся больше всего на свете – того, что Лада сломается. Мужчина, которого она убила, нападение – все это прошло мимо него. Произошедшее казалось ему далеким и нереальным. Но он знал, что плачущая Лада – это конец его миру. Если уж Лада не может быть сильной, как он может надеяться стать сильным сам?
Она продолжила:
– Мехмед – наша единственная защита. Думаешь, я хочу видеть его слабым? Если Мехмеда не будет на троне, нас настигнет расправа за преступления отца.
– Значит, мы ему поможем! Мы придумаем, как расправиться с Халил-пашой!
– Мы будем рисковать жизнью Мехмеда. Следующая попытка убийства окажется успешной. – Она тяжело навалилась на него и убрала колени с его спины. – Наша жизнь перестала принадлежать нам в ту самую минуту, когда отец привез нас сюда. Я не могу… – Она замолчала, и ее голос стал мягче. Она запустила пальцы в его кудри и потянула их, как делала всегда, когда они были маленькими, но только на этот раз сделала это мягко. – Я не стану рисковать жизнью Мехмеда в надежде на то, что это пойдет нам на пользу.
– Это неважно. Мехмед никогда не откажется от трона. – Если бы Лада видела его в тот день в ванной, видела его радость и решимость, она бы поняла. Мехмед был султаном и отдавался своим новым обязанностям с такой же страстью, с какой брался за все, что вызывало его интерес. Лада отодвинулась и прислонилась спиной к двери. Раду последовал за ней и сел, прижавшись плечом к ее плечу. – Если мы попросим его отречься, если скажем ему, что он не может оставаться султаном, он нас никогда не простит. Мы потеряем его дружбу и его доверие.
– Значит, мы сделаем так, чтобы трон у него забрали. В противном случае он погибнет. Престол и его гордыня – или его жизнь, Раду.
Раду подумал о своем друге, о пламени, которое пылало в его груди и разгоралось все сильнее по мере того как он работал, стараясь утвердиться в своем предназначении. Он подумал, что произойдет, если у него все это отнимут самым унизительным образом, какой только можно представить.
Он представил, как Мехмед исчезнет из этого мира навсегда.
Он прислонился головой к тяжелой деревянной двери. Это сломает Мехмеда. Но спасет его.
– Как мы это сделаем?
Лада приложила ладонь к тому месту, где в ножнах висела бы сабля, если бы она тренировалась с янычарами.
– Думаю, у меня есть идея.
– Ты хочешь, чтобы я что? – спросила Хюма. Она рассмеялась, но ее взгляд оставался жестким.
– Привели янычар к восстанию.
– Зачем мне это делать? Это дестабилизирует весь город.
– Точно. – Лада сидела неподвижно и спокойно, но Раду знал, чего ей это стоило. Он заметил, как дергается ступня Лады, видневшаяся из-под юбок. – Они уже возбуждены настолько, что готовы к восстанию. Если вы подкупите кого-нибудь достаточно высокого ранга, чтобы он раздул мятеж, солдаты за ним последуют. Когда Мехмед придет к вам за советом, как ему быть, скажите ему, чтобы он поднял жалованье.
Хюма нахмурилась.
– Я знакома с командиром янычар, Казанци Доганом. Он бы с этим справился. Но это опасная затея. Эти деньги поступают из налогов, которые мы получаем от очень богатых и влиятельных людей. Они не обрадуются, узнав, что Мехмед тратит эти средства на выполнение требований янычар, вместо того чтобы управлять ими.
– Если достаточное количество недовольных визирей, пашей, беев и вали попросят Мурада снова занять трон, даже ему придется прислушаться.
Элегантная рука Хюмы рассекла воздух.
– Нет. Я придумаю что-нибудь другое. Я не хочу, чтобы Мурад вернулся. Сумятица возникла лишь из-за того, что у янычар есть другой вариант. Если бы Мурад умер, им бы пришлось принять Мехмеда. – Она встала и начала ходить по комнате. – Если бы Мурад умер, меня бы назначили регентшей до тех пор, пока Мехмед не повзрослеет. У меня бы появилась поддержка. Думаю, я могла бы опереться на Казанци Догана, но Халил-паша… – Она тяжело села, изящество вдруг покинуло все ее движения. – Нет. Он никогда меня не поддержит. Если с Мурадом что-то случится, Халил-паша устроит так, что регентом объявят его. А как только трон окажется в его руках, мы все погибнем.
Лада пылко согласилась.
– Мурад нам нужен. Если он не вернется, Мехмед умрет.
– Нет! Со временем все увидят, что из него выйдет хороший султан.
Раду протянул ей письмо, которое показалось ему гораздо более тяжелым, чем обычное письмо из пергамента.
– У нас нет времени.
Хюма ознакомилась с текстом, и уголки ее губ резко опустились. Вокруг глаз собрались морщинки.
– Константинополь. Проклятый город.
– В этом-то все и дело, – подхватила Лада. – Янычары не хотят там сражаться и боятся, что Мехмед поведет их штурмовать стены этого города. Халил-паша, судя по всему, находится в контакте с Константинополем, и этот город жаждет смерти Мехмеда. А Мехмед не станет скрывать своих целей, так что убедить его врагов в том, что ему стоит сохранить жизнь, не удастся.
Хюма прошептала:
– Должен быть другой способ. Я так долго и так тяжело трудилась, чтобы оказаться здесь.
– Дело ведь не в вас, – огрызнулась Лада.
Лицо Хюмы окаменело. Раду в отчаянии подался вперед. Он должен был ее убедить.
– Сын, лишенный престола, для вас ценнее, чем мертвый сын. Сейчас мы сохраним ему жизнь, а потом, став старше, он сможет править по-настоящему. С вами как с самой влиятельной валиде-султан в истории империи.
Несколько бесконечных мгновений Хюма не шевелилась. Затем ее лицо смягчилось.
– Хорошо. Я запущу этот процесс. А теперь уходите, – смиренно сказала она.
Раду облегченно вздохнул. Когда они с Ладой встали, чтобы идти, Хюма добавила своим привычным чувственно-озорным тоном:
– Вы двое – очень хорошие друзья моего сына.
Раду засиял. Они сделали правильный выбор. Но Хюма продолжила:
– И очень, очень плохие. Молитесь, чтобы он никогда не узнал о том, что вы сегодня сделали.
Две недели спустя Лада, Раду и Мехмед ехали в повозке мимо тлеющих руин зданий, сгоревших во время мятежа. Из Эдирне. В Амасью.
Они задумчиво смотрели на проплывающие мимо сельские пейзажи. Их увозили прочь от всего, о чем так мечтал Мехмед.
Мурад вернулся на трон. Раду и Лада не видели его и не упоминали его имени, боясь даже шепотом говорить о том, что он сделает, когда вспомнит, чем обязан их отцу. Им оставалось лишь одно: исчезнуть, стать незаметными и надеяться, что никому не придет в голову, что они уже должны быть мертвы.
Раду и Лада сидели рядом со своим единственным другом. Раду с облегчением думал о том, что в их новой жизни уже не будет такого давления. Они возвращались в Амасью. Там они были счастливы. Наверное, смогут быть счастливы снова.
Но теперь у них с Ладой был общий секрет их бегства, о котором Мехмед никогда не узнает. Их тайна была глубже и темнее лесного омута. Лада взяла ладонь брата и сжала ее, и эта хватка была такой же болезненной, как их новый союз.
Они предали Мехмеда.
25
1451 год. Амасья, Османская империя
Лада кричала, ее голос разносил ветер, подхватывая его за ней, как шлейф. Она сильнее разогнала лошадь. Ее добыча была рядом, почти в пределах досягаемости, но они уже приближались к лесу, а как только они войдут в лес, она ее потеряет. Она этого не допустит.
Последний рывок – и она уже была на расстоянии вытянутой руки от другой лошади. Она перекинула ногу через седло, удерживая равновесие на боку. Выкрикнув боевой клич, она спрыгнула со своего коня и врезалась в Раду.
Он вскричал от неожиданности, а она стала искать, за что уцепиться. Завернув свою руку в его плащ для опоры, она перекинула верхнюю часть тела через седло и схватила поводья. Лишенная равновесия, лошадь резко отпрянула в сторону и остановилась так внезапно, что Лада и Раду повалились на землю.
– Что ты творишь? – крикнул Раду, отпихивая ее. Она перекатилась на спину. Над ней сияло яркое синее небо.
Она рассмеялась.
– Ты что, растеряла последние остатки разума? Ты могла убить нас обоих!
Все еще задыхаясь от смеха, Лада потрепала Раду по щеке.
– Но я выиграла.
– Ты… – Он ткнул ушибленным пальцем в ее руку. – Ты… – Наконец, приведя в порядок дыхание, Раду покачал головой и улыбнулся. – Ты жульничала.
– Жульничества не существует. Есть только победители и проигравшие. Я – победитель.
– А если бы мы оба погибли?
– Если бы ты погиб первым, я бы все равно считала себя победителем.
То ли вздохнув, то ли усмехнувшись, Раду поспешил к своей лошади, которая стояла поблизости и все еще испуганно таращила глаза. Раду заговорил с ней низким, мягким голосом, поглаживая ее длинную бархатистую морду. Лада огляделась в поисках своей лошади. Она тоже находилась рядом, под пологом деревьев, и смотрела на них.
Скорее всего, пряталась от нее, умная тварь.
Раду успокоился и собрал обеих лошадей, затем протянул руку Ладе. И снова она с изумлением и ревностью отметила, что его ладонь больше ее. Ростом она достигала его подбородка, если вставала на мысочки. За последние два года ее брат превратился в мужчину. Он вырос быстрым, стройным и сильным. Херувимская пухлость его щек постепенно растаяла, обнаружив под собой скулы и крепкую челюсть. Никаких детских черт, способных уравновесить огромные глаза, не осталось, и теперь они занимали пол-лица. Под густыми бровями глаза обрамляли пушистые темные ресницы. Длинные непослушные кудри Раду связывал в хвост.
– Ах, – пробормотала она, запустив пальцы в его кудряшки. – Ты такой милашка. Как хрупкий мотылек под моим сапогом.
– Ах, – ответил он, потянув прядь ее густых и жестких волос. – Ты такая сумасшедшая. Как бешеный пес, которого нужно осадить.
Обратно к крепости они ехали шагом, по тропе, извивавшейся вдоль берегов реки. Когда они проезжали через город, некоторые торговцы и лавочники радостно махали Раду, и он останавливался, чтобы осведомиться о заболевших детях, выражал надежду на богатый урожай и обсуждал другие обыденные вещи, казавшиеся Ладе пустыми и скучными. Никто не здоровался с Ладой и даже не замечал ее присутствия.