Раду улыбнулся и заговорил с еще большим упоением, пытаясь скрыть отчаяние при виде своего врага-паука и удивляясь, как он мог надеяться его победить.
Молитва почти не приносила Раду утешения. Он пять раз в день заходил в ошеломительно красивую мечеть и молился там в окружении своих братьев, но все равно чувствовал себя одиноким. С тяжелым сердцем и повесив голову, он устало поднялся по ступеням мечети. Вечер уже поглотил большую часть голубизны неба. Если он потеряет свою веру, что ему останется?
– Раду?
Он поднял голову и увидел мужчину, который смотрел на него, разведя руки, с выражением радостного изумления на лице.
– Неужели это тот юный потерянный мальчик, с которым я молился так давно?
Раду узнал мужчину, и ему сразу стало тепло, как от солнца.
– Кумал?
Рассмеявшись, мужчина широко раскинул руки и обнял Раду. Это были первые искренние физические прикосновения с той ужасной ночи с Салихом. Что-то разжалось в груди Раду, и он крепко обнял Кумала и прижался к нему.
Голос Кумала был таким же ласковым, как и его прикосновения.
– Значит, ты все еще в поисках?
– Думаю, да.
– Пойдем, перекусим. – Не снимая руки с плеча Раду, Кумал повел его, как в прошлый раз, когда Раду был на несколько лет моложе. Они нашли трактир, в котором подавали ужин. Перед ними появились тарелки с пряным мясом, от которого поднимался ароматный пар.
– Где ты был? – спросил Раду. – При дворе я тебя не видел.
– Я нечасто сюда приезжаю. В моем поместье много дел, а я всегда предпочитал исполнять свои обязанности там, чем проводить время здесь.
Раду кивнул. Он слишком часто видел, как борются между собой вали и беи, как местные управляющие пренебрегают своими обязанностями в надежде получить больше.
Блаженная улыбка Кумала осветила своим светом их тусклый уголок.
– А сейчас я только что вернулся из умры в Мекку.
Раду наклонился вперед, завороженный лучезарностью Кумала.
– Ты совершил паломничество в Мекку? Умру, а не хадж? Значит, ты сделал это раньше! – Хадж, путешествие к месту рождения Пророка в Мекке, был одним из пяти столпов ислама. Наряду с молитвами, соблюдением поста во время Рамадана, дарения милостыни нищим и утверждения, что нет другого Бога, кроме Бога, это составляло простейшую основу жизни мусульманина. Раду знал о паломничестве очень мало и сомневался, что сможет его совершить. Но здесь, перед ним, сидел человек, который помог ему по-настоящему обрести себя в исламе, который выполнил хадж и вернулся, чтобы и дальше поклоняться своему богу. – Я так мало знаю об умре. Расскажи мне все.
Кумал рассказал Раду о долгом путешествии, в котором было все – и изнеможение, и радость. О городе Мекка, по которому гулял Пророк, мир праху его, и в котором находилось святилище Кааба. Это было самое священное место на земле, место, к которому были устремлены все молитвы. И Кумал там был! Во время умры он исполнял ритуалы в честь Ибрахима, его жены Хаджар и их сына Исмаила.
К тому времени, когда Кумал закончил свой рассказ, Раду снова овладела усталость и скука.
– Возможно, это то, что мне нужно. Может быть, если бы я пошел в Мекку, если бы увидел это…
Кумал ласково улыбнулся.
– Когда-нибудь ты туда пойдешь, и это путешествие благословит твою жизнь. Но это тебя не излечит – твои проблемы все равно останутся с тобой. Постарайся прежде найти мир там, где находишься – а потом совершишь паломничество, чтобы прославить этот мир.
Раду покачал головой.
– Я не знаю, как обрести мир в этом городе.
– Значит, проблема в тебе. Мир нельзя найти ни в этом городе, ни в каком-либо другом. Даже в Мекке нельзя. Мир можно найти только здесь. – Он указал на сердце Раду.
Раду положил ладонь на грудь и почувствовал под ней биение своей жизни. Пульс, который так долго стучал во имя Мехмеда.
– Думаю, проблема в моем сердце.
Кумал заплатил за обед и встал.
– Я хочу, чтобы ты навестил меня в моем вилайете. Может быть, твое сердце исцелится там.
В покоях Раду его ожидал евнух с запиской от Хюмы. Она просила к ней зайти. Евнух стоял, молчаливый и невозмутимый, и Раду понял, что усталость в качестве извинения не примут ни евнух, ни Хюма. Поэтому Раду последовал за евнухом в гарем.
Покои Хюмы были уже не теми роскошными комнатами, которые она занимала прежде. Эти располагались в боковом крыле и имели узкие окна. Вдвоем в них было уже тесно. Раду сел на скамью с подушками возле стены. Хюма, кожа которой приобрела слегка желтоватый оттенок, сидела на высоком стуле напротив него. Их колени почти соприкасались.
– Вы в порядке? – спросил Раду.
– Я хочу, чтобы ты убил Халил-пашу.
Раду от удивления закашлялся.
– Вы хотите, чтобы я сделал что?
Хюма заерзала на своем сидении и прищурилась, что никак не сочеталось с ее невинной улыбкой.
– Я знаю, что ты чувствуешь к моему сыну.
Раду захотелось немедленно уйти, но он подавил в себе это желание. Он не сомневался, что Хюма способна разглядеть смысл в самом мельчайшем жесте.
– Он – мой друг.
– Не лги мне. Ты любишь его, как цветок любит солнце.
– Я не знаю, что…
Она рассекла рукой воздух, отметая все его возражения.
– Такое случается. Ты не первый. Тебе известно, что у некоторых султанов были гаремы с мужчинами?
Слишком поздно Раду осознал, что его глаза выдали все.
Хюма откинулась на спинку стула, довольная собой.
– Я могу тебе помочь. Тебе не стоит отчаиваться и думать, что у твоей любви нет будущего.
Раду покачал головой, и возражения, готовые сорваться с его губ, оказались поглощены темной надеждой, которую она в нем пробудила. Неужели у него может быть с Мехмедом что-то большее?
Хюма глотнула воды из простой керамической чашки и посмотрела на нее с отвращением.
– Я тебе помогу, – повторила она, не поднимая головы, – когда Халил-паша будет мертв.
35
Вести об испытании Лады разнеслись по всему городу. Зрители стояли вдоль дальнего края поля, сидели в тени деревьев на стульях, принесенных слугами, или на земле, если у них не было слуг – и таких было большинство.
– Это смешно. – Лада упрямо сложила руки на защищенной броней груди. Под туникой у нее была надета кольчуга, тяжелые кольца которой покрывали ее тело. Головного убора на ней не было, хотя все мужчины позади нее носили янычарские шапки.
Мехмед улыбнулся и помахал собравшейся толпе. И сказал ей едва слышно, краешком рта:
– Пожалуйста, постарайся ничего не испортить. Помни, что я – не единственная власть. Если Ильяш решит доложить об этом моему отцу, мои руки окажутся связанными. Этот Ильяш даже согласился испытать твою сноровку, что свидетельствует о масштабах твоей репутации среди местных гарнизонов.
Лада посмотрела через широкое поле в ту сторону, где стоял Ильяш-бей, предводитель личного гарнизона Мехмеда. Он являлся хорошим дополнением к их силам в этом регионе и разрешал ей тренироваться с янычарами. Она его уважала, она им даже восхищалась.
Но он, скорее всего, сомневался, сможет ли она командовать мужчинами. Он позволил ей набрать отряд из двадцати человек и сразиться с его двадцатью воинами.
В арсенале обеих сторон имелись притупленные сабли и стрелы с завернутыми в ткань наконечниками, покрытыми мукой, чтобы было видно, что они попали в цель. Однако у людей Ильяша была легкая кавалерия, которая должна была послужить в этом сражении дополнительной преградой, часто встречающейся на пути янычар.
До Лады донесся далекий смех зрителей, когда Мехмед подошел к ним и объявил начало схватки. Ильяш оставался на своем месте: неподвижный, он ждал, чтобы Лада сделала первый шаг.
– Пора, – сказала она.
Николае с отвращением вскинул руки.
– Это безумие, Лада! Я не позволю этому сражению испортить мою репутацию.
– Ты обещал! – крикнула она, хватая его за плечо.
Он высвободился, бросил саблю на землю и пошел обратно к крепости. Половина ее воинов последовали за ним и скрылись в пятнистых тенях деревьев.
– Трусы! – Она подняла саблю Николае и швырнула ее им вслед. – Псы! Ползите на своих животах по собственной рвоте!
Тяжело дыша, она повернулась к оставшимся мужчинам, которые переминались с ноги на ногу и избегали смотреть ей в глаза.
– Поднять щиты! – скомандовала она. Ее губы превратились в тонкую беспощадную линию. Они встали в ряд, плечом к плечу, выставив перед собой сабли, и медленно двинулись вперед. Несколько стрел врезалось в них и упало на землю. Толпа рассмеялась, издевательски свистя и глумясь над отрядом.
Ильяш покачал головой и нерешительно поднял руку, приказывая своим мужчинам приготовиться к бою.
Ему помешал дождь из стрел, посыпавшихся из-за спин зрителей. Стрелы попали в бока почти всех лошадей. Не успел Ильяш сообразить, что происходит, или убрать воинов, вышедших из игры, как на них обрушился новый град из стрел. Одна стрела попала в его грудь, другие уничтожили оставшихся лошадей и оставили в живых лишь горстку мужчин. Пока они обсуждали, стоит ли им стрелять поверх голов зрителей в сторону спрятавшихся стрелков, воины Лады опустили щиты и обнажили луки. Из них ее воины стреляли по «оставшимся в живых» до тех пор, пока не осталось ни одного врага.
Зрители больше не смеялись.
Ильяш вышел вперед и встретился с Ладой посреди поля. Его лицо было невозмутимо, но в глазах едва уловимо светилась гордость, а усы подергивались над губами.
– Это было… неожиданно. Ты застала нас врасплох.
Николае, ухмыляясь, широкими шагами вышел из тени деревьев, повернулся к зрителям и энергично поклонился.
– Большое спасибо за вашу помощь!
– Мы не рассчитывали на толпу, – кивнула Лада, глядя на зрителей.
– Однако тебе удалось использовать их как щит. Это восхитительно. Но и вызывает вопросы. Что, если бы я, не испытывая угрызений совести, стал бы палить по невинным зрителям?